Вопросительно подняв брови, выпустил из легких струю дыма.
— Не очень похоже, что тебе не понравилось.
Её щёки вспыхнули, нижняя губа задрожала, и она отвернула от меня лицо.
— Мне противно от тебя, ты животное. Беспринципный монстр, убийца! — выплюнула она.
— Ну, я этого и не скрывал никогда, смею заметить, говорил об этом каждый раз. Но…, ты же любишь это животное, — хищно оскалился я.
— Да если бы я знала…, я бы никогда не влюбилась!
— Знала что? Что я убил Настасью? Или что ублюдок Рош мой отец? — сплюнул после этих слов.
По её щекам, покатились слёзы, она встала и, не смотря на наготу начала швырять в меня всем, что попадало ей под руку. Благо, этот гостиничный номер был обставлен крайне скудно. Я лениво увернулся от последней подушки, докурил сигарету, затушил бычок и подошёл к ней.
— Не подходи, ты урод! — она плюнула в меня. — Ты…, да ты…, ты же… сделал это внутрь…, ты просто отвратительный! Вдруг я … от тебя, — на этих словах она начала плакать.
— Ты не забеременеешь. Это невозможно.
Она ещё раз плюнула в мою сторону, подбирая с пола брошенное ею одеяло, и вновь натянула его на себя. Но увидев, что я стал надвигаться на нее, начала пятиться, пока не упёрлась в стену.
— Уйди! Не смей больше прикасаться ко мне!
Конечно, я даже и не собирался слушать её, подошёл, приложил ладонь к её влажному лицу и провёл большим пальцем, смахивая слезу. Она отвернулась от меня, вновь начиная плакать. Наклонился и нежно поцеловал её в мокрую солёную щеку, от чего она заплакала более интенсивно.
— Мел, не плачь, девочка моя, — тихо сказал я.
— Не называй меня так, — сказала она дрожащим голосом.
Взял её лицо в ладони, заставляя посмотреть прямо на меня.
— Тут не все так просто…, именно по этому, я старался не допустить всего этого, — она закусила нижнюю губу, стараясь сдерживать слёзы и вновь отвернулась. — Мел, хватит плакать.
Она вяло толкнула меня в грудь.
— Мел, — я взял её за подбородок. — Посмотри на меня, — но она всячески отводила взгляд. — Мел, ты очень дорога мне, девочка.
Она резко повернула на меня голову, и, наконец, посмотрела на меня широко распахнутыми глазами, начав рыдать пуще прежнего, в отрицании качая головой, затем опустила её, обнимая себя за плечи. Я прижал её к себе, обнял, успокаивающе поглаживая по спине.
— Я сейчас под препаратами, а на это нужна трезвая голова. Мел, я всё тебе расскажу, обещаю, не знаю, как ты примешь это, не знаю, сможешь ли простить, но давай приедем домой и я обещаю, что расскажу всё как есть. А там, будь что будет.
Понимал, что ей трудно, понимал, что всё это чертовски давит на неё, но не мог сказать абсолютно ничего, хотя бы долю правды. По принципу домино придётся выложить сразу всё. Это не то место и не то время делать это.
Она не успела даже пискнуть, как я подхватил её на руки и понёс к кровати, аккуратно положил на неё и лёг рядом, прижимая хрупкое тело к себе. Удивительно, но она даже не сопротивлялась. Укрыл нас одеялом, поцеловал её в шею и, медленно поглаживая её обнаженный живот, погрузился в сон.
_______________________________
Проснулся, когда зимнее солнце уже было в зените. Девчонка во сне повернулась в мою сторону, безмятежно посапывая, положив голову мне на плечо. Солнечные лучи играли бликами на ее нежной коже. Я боялся даже шелохнуться, что бы не разрушить магию этого момента. Это был оазис спокойствия, умиротворения для моего мятежного духа. Мел сейчас была в абсолютно правильном месте, будто созданная для моих объятий. Ее ресницы подрагивали, мягко лежа на ее розовых щеках, губы приоткрыты. Что-то внутри защемило при мысли, что стоит ей проснуться, как на этом умиротворенном лице расцветет гримасса отвращения, адресованная мне.
Да уж, я сам презирал себя за вчерашнюю ночь. Действия провокатора ослабло, я вспомнил, с каким напором вчера брал девчонку, и поморщился, наверное, для недавней девственницы это был перебор. Что греха таить, я готов был повторить всё прямо сейчас. Ее нежная мягкая кожа касалась моей, заставляя кровь бурлить, я притянул ее ближе к себе, наслаждаясь близостью, которую она дарила. Мог разбудить ее, загладить вину за вчерашнее, но… понимал, что в данной ситуации, это лишь больше травмирует ей психику. Тем более, рассудок у меня уже более менее пришёл в порядок, и взять себя в узды воли я мог. А ведь вчера убеждал себя поехать в Гипфель, дождаться, пока провокатор перестанет работать, не действовать необдуманно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не удержавшись, я провёл ладонью по нежной коже её спины, скользнул выше, к щеке. Её волосы всё так же были в высокой прическе, из которой я начал вытаскивать какие-то металлические палочки[1], название которых не знал, знал лишь то, что они создавали некую конструкцию, удерживающую волосы собранными. Мелани сонно открыла глаза, потянулась, сладко улыбнувшись, явно не осознавая где находится. Понимая, что сейчас произойдет, я поцеловал её в кончик губ, пока имел такую возможность. Потерев глаза, она промогалась, и посмотрела на меня. Не сразу нахмурилась, и лишь поздно спохватившись, как ошпаренная подскочила на кровати. По направлению моего взгляда, она видимо поняла, что совсем забыла о том, что полностью обнажена. Я с досадой наблюдал за тем, как она натягивала до подбородка одеяло. Жаль конечно, хотелось уделить большее внимание её груди, но я отвлекся на другое. Её прическа распустились.
— Что с твоими волосами? — удивленно уставился на нее. Затем, сведя брови на переносице, аккуратно прикоснулся пальцами к коротким, доходящим до щёк, локонам. — Зачем ты постриглась?
— Не твоё дело!
— Все что касается тебя, это мое дело.
— Я не стриглась, это…, — она суетливо заправила прядь за ухо, которая при своей новой длине, конечно, не задержалась там на долго и вновь упала на лицо. Мел напряглась. Я понимал, что ее саму беспокоил этот вопрос, но делиться воими переживаниями она явно не собиралась.
— Мел, что произошло на твоем дне рождения?
— Откуда ты знаешь про мой день рождения?! — прошипела она.
— Я многое про тебя знаю.
— И потому ты мне особенно противен! — она натянула одеяло еще выше, кутаясь в него как в спасительный кокон.
Я откинулся на подушках, закрывая рукой глаза, и спокойным тоном спросил:
— Мел, расскажи мне, что произошло. Что ты делала в особняке Фриды Раббинович? Тебя обижал кто-то? Не упрямься.
— Может ты расскажешь мне…, о том, что ты убил мою маму, о том…, почему ты называл моего отца… папой, — ее голос дрожал. — Мы с тобой…, как ты мог сделать со мной такое, зная… это….
— Мел…, это долгая история, и я…, мне сложно говорить об этом. Но я тебе обещаю, мы приедем домой и обо всем поговорим.
— Никаких "мы" быть не может! Ты чудовище, я тебя ненавижу, ты убийца и насильник!! Лживый, двуличный…, ты знал все! И слова не сказал мне об этом! Да еще вчера изнасиловал меня!
— Я обещаю, расскажу тебе все, как только мы окажемся в Альпах. Одевайся, надо выезжать.
— Одеваться во что?! Ты превратил мою одежду в тряпки!
— Это итак были тряпки! Попрошу у Сабиры что нибудь другое для тебя…, приличное и теплое!
Я сел на кровати, хотел было еще что-то сказать, но почувствовал влажное тепло над губами. Прикоснулся подушечкой пальцев, поднес к лицу, понимая, что это кровь. Вскользь глянул на Мел, к счастью, она надув губы смотрела в окно и ей было не до меня.
Поспешно встал и пошел в ванную.
Это последствия нового провокатора? Что это могло означать? Наврядли что-то хорошее. Одна проблема за другой. Надо быстрее возвращаться в Гипфель и тогда уж, все решать. _____________________________________
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
[1] металлические палочки — шпильки
Глава 39. Узы
МЕЛАНИЯ РОШ
Что может значить секунда?
На что-то требуются тысячи лет, на что-то десятки…, в моём случае достаточно было секунды, что бы разбить мир на осколки.
«Привет, папа», эхом разносилось на отголосках моего разума.