— Как у немцев? Так вон же, в артелях и кооперативах машинистов полно!
— Ну, предположим, их призвать можно, А технику на кого бросить? То-то и оно.
— Михаил Дмитриевич, — перевел спор на новый уровень Дегтярев, — а вы как думаете, нужны нам автоматы или нет?
— Я вам так скажу — лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.
Спорщики засмеялись, один даже, пользуясь моментом, чиркнул спичкой, но его немедленно погнали курить в тамбур — вентиляция работала не очень, а открывать окна, когда снаружи верные минус двадцать, идея так себе. Все равно курильщики за собой дверь не закрывали, чтобы не упустить важное, и по ногам заметно сквозило.
— Так вот, выделка автоматического карабина во сколько раз дороже винтовки?
Федоров вздохнул и уставился в стол, а более живой Дегтярев возразил:
— Так что же, вообще их не разрабатывать? Вот у Браунинга…
— Разрабатывать, Василий Алексеевич, конечно разрабатывать. И даже производить — малой серией. Но исходя из возможностей страны и принципов, на которых создается новая армия. Вы с ними знакомы?
Отрицательно покачал головой.
— Пал Палыч, — укоризненно обратился я к Лебедеву, — необходимо чтобы конструкторы понимали, что мы делаем. Организуйте лекции на заводах, а сейчас расскажите нам концепцию, коротенечко.
— Есть, — встал было Лебедев, но я усадил его обратно. — Первая ступень это небольшая по численности, но профессиональная, кадровая Красная армия.
— Каста и отрыв от народа, — хмыкнули из угла, не иначе, сторонник “партизанства”.
— Если держать ее замкнутой. А мы планируем перемешивать: после трех-пяти лет обучения направлять из нее на вторую ступень, в качестве командиров. А оттуда забирать лучших. Вообще, подготовка на первой ступени должна быть такая, чтобы каждый солдат мог командовать взводом. — Лебедев принял поданную адъютантом папку и вытащил из нее цветные таблицы.
Ого, технология презентаций шагает по стране, молодцы.
— Туда же войдут и все специалисты — летчики, броневики, часть артиллеристов, радисты и так далее. Служат от пяти лет, по желанию — дольше.
Тут возражений не последовало — техника сложная, за год-два не всегда освоить можно.
— На второй ступени, в территориальных частях, служба проще и короче. Пехота, кавалерия, пулеметчики. Главная задача второй ступени — обучение, как военное и техническое, так и общее. И, наконец, третья ступень — всеобщее вооружение народа, с призывом на сборы время от времени. Своего рода противовес “кастовой”, как вы изволили выразится, армии. Полагаю, лет за десять мы сумеем наработать подготовленные кадры командиров и обученный резерв.
— А буржуи не сунутся?
— Вряд ли. Слишком свежа память о большой войне.
Вагон особенно сильно тряхнуло на стрелке, подпрыгнули стаканы, со стола скатилось несколько карандашей, кое-кто лязгнул зубами, а я воспользовался секундной паузой, чтобы перехватить разговор:
— Малые серии вполне подойдут для профессионалов — пусть пробуют, тренируются. А для всей армии нужно оружие простое, дешевое, технологичное. Чтобы призванный крестьянин мог быстро освоить применение, уход и чистку. Вот в этих видах я бы просил вас заняться модернизацией винтовки Мосина, их у нас миллионы, опыт использования колоссальный, недостатки известны: магазин маленький, отсечка пресловутая, спуск тугой, рукоять затвора… А нам с ней еще много лет воевать. Кстати, Высшая стрелковая школа комсостава дала по ней свои рекомендации, товарищ Лебедев мне показывал.
— Да, мы уже видели. А что насчет пулеметов?
— Все то же самое. Нужен простой, технологичный, массовый, легкий. Причем желательно, чтобы он мог стрелять и с рук, и со станка. Возьмите “мадсен” — всем хорош, но сложен. И хват неудобный, еще первые боевики жаловались, даже самодельные ручки, как у пистолета, приделывали.
Озадачил. Ничего, пусть думают, глядишь, Дегтярев свой пулемет раньше выдаст. А чтоб не скучали, взял и накидал на листе бумаги принципиальную схему ППС — ну, как я его помнил.
— Это что? — осторожно спросил Федоров, взяв мои каракули в руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пистолет-пулемет.
— Похож на “Беретту” и “Бергман-Шмайссер”, — отметил Федоров.
— Генерал Томпсон еще в Америке подобное разрабатывает, — постучал пальцем по чертежику Дегтярев.
— Хм. А запирание ствола? — поднял на меня глаза Владимир Григорьевич.
— Весом затвора.
— Так ведь… а, нет… но… здесь буфер, понятно… или так… Интересно! — резюмировал Федоров. — Штамповка и простые детали.
— Именно. Причем такие, что их могут делать в любых механических мастерских, были бы стволы и пружины. Представьте, сколько их наклепать можно?
Глаза оружейников затуманились.
— В принципе, — поглядел на коллегу Дегтярев, — можно даже не штамповать, а вставить механизм в готовую трубу…
— Вы конструкторы, вам и карты в руки. Нам же пока нужно системой попроще, ценой подешевле и чтобы в кривых руках не сразу ломался. А там пятилетний план сделаем, опыта наберем — пойдем дальше.
Когда поезд проезжал Новониколаевск, в заледеневшем небе мерцали крупные мохнатые звезды, а десятки паровозов провожали нас слитными гудками. Трудами Собко с тягой у нас становилось все лучше и лучше, в полную силу работали ремонтные производства и мастерские, только за последний год они вернули в строй пару тысяч локомотивов, так что призрак транспортного коллапса меня больше не беспокоил. А вот размерами страны я проникся еще больше, чем разработчики планов. Последний раз я тут ездил лет пятнадцать назад и тогда у меня в голове больше путеукладчики да “сеялки” крутились, а сейчас… И подумалось мне, что гигантизм советских проектов — Днепрогэс, Магнитка, Кузбасс, БАМ, Красноярская ГЭС — неспроста, что это попытка создать нечто под стать масштабу страны. Пусть нам пока такое не под силу, но ведь подготовить условия мы можем? Можем, и обязательно забабахаем соразмерное. И не раз, всю мировую экономику в труху порвем. Но потом.
Красноярск встретил морозом под тридцать, могучим Енисеем и сверкавшей на Караульной горе белой Пятницкой часовней. Жаль, времени совсем нет, толком не посмотреть, все бегом. Шагнешь в сторону — секретари за рукав дергают, расписание, встречи, заседания…
— Почетным революционным оружием ВЦИК награждается командующий Приморской группой Ольдерогге Владимир Александрович!
Орденами мы пока не обзавелись, поэтому награждали маузерами и златоустовскими шашками. Почетность и революционность символизировали вделанные в ножны и рукоятки красные звездочки ростовской эмали с золотыми серпами-молотами, цифрами “1919” и буквами “В.Ц.И.К.” вокруг.
— Служу трудовому народу! — четко ответил бывший генерал-майор, принимая из моих рук деревянную кобуру.
— Командующий Алтайской народной армией Ворожцов Матвей Иванович!
— Служу трудовому народу!
Мамонтов, Лазо, Таубе, Рогов, Фрунзе, Триандафилов, Каландаришвили — все они слились у меня в один калейдоскоп лиц, мундиров, ремней, усов…
— Поздравляю вас, товарищи, от имени ВЦИК и Совнармина. И хочу напомнить, что подвиги это хорошо, но почти всегда героизм есть следствие чьих-то ошибок. Старайтесь всегда действовать твердо и безошибочно, как требует Республика Советов!
Только потом, на банкете, Фрунзе застенчиво взял меня за локоть:
— Михаил Дмитриевич, а вы меня не помните? Архипыч, Канарейка, Отец…
— Ивановский Совет? Арсений!!!
Да, сильно изменился. Сейчас-то он при бородке, в точности как на хрестоматийных фото, а тогда пацан-пацаном был.
Рядом изливал душу собеседнику алтаец Ефим Мамонтов:
— Сибирь, брат, это даже не свобода, это воля! Хочу — песни играю, хочу — блины на коровьем масле кушаю. Все сам, две руки, две ноги, да одна шапка! Так-то, брат. А они нам свои порядочки хотели. Шалишь! Помещиков в Сибири отродясь не было, тут воля. А воля для русского человека важнее всего! Вот мы их и того, к ногтю.
В Пушкинском народном доме Красноярска после награждения вовсю готовились к завтрашнему заседанию, а я, вопреки расписанию, все-таки вырвался посмотреть на мост. Чудо техники, почти километр, пролеты по полтораста метров и построен всего за четыре года! Недаром золотая медаль на той самой Всемирной выставке в Париже, где мы с Васей отличились. И хорошо, что автор, Лавр Проскуряков, преподает в Институте инженеров путей сообщения и строит мосты.