— Леонид, наша главная задача — получить десять миллиардов репараций золотом.
— Даже не Проливы? — понимающе усмехнулся Леонид.
— Проливы нам не отдадут, мы их используем как козырь в торговле.
В чем-то нам было проще: мировые лидеры не так напуганы “большевизмом”, как в моей истории. Например, французы меньше носились с идеей создать между Германией и Россией “санитарный барьер”. Ресурсы и деньги Парижу самому нужнее, так что лимитрофы если и возникнут, то без внешней помощи. И тут мы твердо придерживались принципа этнических границ, мотивируя это снижением напряженности между государствами и предотвращением будущих войн. По этому вопросу, кстати, с нами были вполне согласны мистер Вильсон и сэр Ллойд-Джордж.
Вильсон вообще купался в образе “миротворца”, только пальмовой веточки в клювике не хватало. И советские делегаты ему активно подыгрывали — улыбались, восхищались, при случае хвалили. Натуральный Дейл Карнеги, “как оказывать влияние на людей”. А с чем еще идти на типичного американца, убежденного в том, что именно он — носитель истины в последней инстанции?
Для начала Красин полностью поддержал и создание Лиги Наций, и каждый из “Тринадцати пунктов Вильсона”. Ну хотя бы потому, что базис для переговоров они задавали неплохой. Ну и польстил тем самым президенту США, которого Европа разве что в задницу не целовала. А с серым кардиналом американцев, полковником Хаузом, работал лично Савинков. Ну типа молодой политик желает набраться опыта у старого и умудренного.
Первым успехом такого подхода стало решение о штаб-квартире Лиги Наций. Красин аккуратно вкинул идею разместить ее в нейтральной стране, а до Швейцарии “додумались” сами американцы. Англичане с Лондоном пролетели, французы покобенились, но франкоязычная Женева их устроила.
Все эти расклады мне в подробностях излагал Борис, заехавший за мной в Москву. За мной — потому как на финальную часть конференции и подписание договора решили делегировать мое бренное тело. Не без скандальчика, между прочим…
… — Одного не отпущу.
Не понял… что значит “одного”? Я же с делегацией… И вообще, как это “не отпущу”???
— Я поеду как твой врач, — заявила жена.
И непреклонности в ее взгляде было столько, что я очень хорошо понял, как вот такие вот девочки из хороших семей шли с бомбами или там револьверами на теракты. Но у нас, слава богу, всего лишь Париж. И взрослая девочка тридцати девяти лет. И она, собственно говоря, может поехать, куда захочет, так почему бы и не с мужем?
— Возражения не принимаются. Мало мне твоей испанки было, ты еще и за сердце в последнее время хватаешься.
— Ладно-ладно, — я примиряюще поднял ладони. — Так и скажи, что тебе нужна новая шляпка.
— Скамов!!! Я тебя когда-нибудь убью!
— Давай ты меня когда-нибудь поцелуешь?
Закончив с этим приятным делом, я шепнул жене на ухо:
— И не забудь взять лимоны и анисовое масло.
— Зачем это?
— Меня укачивает.
Да-да, несмотря на мои стенания, ВЦИК и Совнармин постановили везти меня в Париж на корабле. Ехать же через Германию, дескать, слишком опасно. Вот Красину и Савинкову было не опасно, а такой цаце, как председателю Скамову — опасно! Но счастлив мой бог, в последний момент моряки заявили, что Балтика непротралена, и они за благополучную доставку не отвечают.
Пришлось налаживать правительственный поезд. Поначалу хотели использовать императорский, но по здравому размышлению решили, что это через край. И оттеночек мародерский, и роскошь излишняя. Потому поезд составили для нас немцы — колея-то узкая. Под надзором Юры Ломоносова его собрали из рабочего вагона с кабинетом и комнатой для совещаний, вагона с радиостанцией, пары обычных спальных для секретариата (ну не одного же меня отпускать) и охраны. Ну и вагона-ресторана с кухней, само собой. А еще прицепили платформу с двумя автомобилями.
Несмотря на то, что полного мира пока не было и войска не столь давно отвели к границам, немецкие железнодорожники сработали на совесть — они-то наши составы с продовольствием не только видели, но и руками щупали. И дали нам зеленую улицу, по которой мы до Парижа докатили всего за сутки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но что это была за дорога…
На BerlinHauptBannhoff спартакисты устроили митинг. Пришлось вылезать из теплого вагона на холодную трибуну и в дипломатических выражениях, весьма обтекаемо говорить о строительстве нового мира. Покричали, похлопали, разошлись. Но пригласить немцев в Россию “строить социализм” я не забыл, у них сейчас несладко, глядишь, кто и сорвется.
А утром въехали в Бельгию. И все, кто был в поезде, прилипли к окнам — восстановленная дорога шла как раз через поля войны. Здесь, на двухстах пятидесяти километрах вдоль бельгийской границы, четыре года бодались миллионные армии. Колоссальными усилиями, с дичайшим расходом снарядов фронт несколько раз двигали то на восток, то на запад — и начисто выжгли полосу на глубину в семьдесят километров. Ничего похожего ни под Вильной, ни под Ригой не было. Остатки циклопических оборонительных линий, пустая, исковерканная воронками земля, обгорелые одинокие деревья, руины деревень… Боевые действия закончились почти год назад, но все равно этот выбитый до пыли пейзаж казался необитаемым. Лишь иногда встречались люди, разбиравшие завалы или тащившие скарб на тележках — лошадей за все время, пока мы пересекали полосу, насчитали не больше пяти.
Теперь понятно, зачем Клемансо хотел провезти Вильсона вдоль фронта. На нервы действует ого-го как — Наташа предпочла закрыться в купе, чтобы не плакать у всех на виду.
Часа через четыре мы выгрузились на Gare du Nord в Париже и сразу встряли в еще один митинг — его нам устроила “Французская секция Рабочего интернационала”, левая часть социалистов, всю дорогу выступавшая против войны. И снова, черт побери, пришлось говорить обтекаемо и уклончиво. И опять же приглашать желающих в Россию. Я так помню, что после Октябрьской революции приехали многие, были даже национальные коммуны американцев, немцев, французов… Правда, после поворота политики в 1929-м они либо разъехались, либо попали под раздачу семью годами позже.
Короткий бросок на авто и автобусах — и мы наконец-то на месте.
Костя Мельников, конечно, молодец, да еще какой!
Из относительно типовых щитов он спроектировал поселок таких необычных форм, что сразу поставил себя в ряд самых интересных европейских архитекторов. И ладно бы только формы: я прошел по домикам — все до мелочей продумано и удобно. Надо обязательно наградить, пусть сейчас не все такое творчество понимают и принимают, но забыть это невозможно. Новая страна, новая архитектура, новый путь.
Кстати, орденов-то своих нет, не царскими же награждать… Или выдать ему участок в центре Москвы для личного дома и посмотреть, построит ли он свои знаменитые цилиндры?
Пока я там разглядывал творения юного гения, закончились дневные заседания и набежали наши — Красин, Медведник, Лебедев, Муравский, Вельяминов. После приветствий и объятий остался Савинков и Красин, вводить меня в курс последних событий на конференции.
— У французов делегацию возглавляет Жорж Клемансо, — раскрыл папку Леонид, — семьдесят восемь лет, истинный галл, характер жесткий, прозвища “Тигр” и “Отец победы”. Позиция на переговорах — политическое и экономическое ослабление Германии. В частности, демилитаризация Рейнской области, репарации и концессии на немецких угольных шахтах как компенсация материальных потерь Франции. В свете появляется редко, от обедов и прочего ловко уклоняется.
— Когда сильно нервничает, — добавил Борис, — на руках проступает экзема и начинаются головокружения. Сведения получены Вельяминовым от личного врача.
Ого, а ребята и тут не дремлют! Красин кивнул в подтверждение и продолжил:
— При этом вполне умеет договариваться и способен на компромиссы, но у него за спиной стоят Пуанкаре и Фош. Маршал вообще олицетворение идеи “боши заплатят за все”.
— У англичан Ллойд-Джордж, опытный политический интриган. Ради власти пошел на раскол в собственной партии. Энергичен, обаятелен, с географией западнее Берлина знаком слабо, путает Мекку с Анкарой. Яркий парламентский оратор, причем способен сменить позицию по ходу речи.