спрятал лицо в руках и сильно сжал голову, будто надеясь ее раздавить.
Все было кончено, я никогда более не смогу работать на дальних рубежах. Все чему я учился столько лет пошло псу под хвост. Меня спишут, я бракованный, у меня нет ноги. Я не верю что это, правда происходит со мной! Верните меня назад! Пускай лучше я буду ездить в инвалидной коляске, и видеть рыжего мужика, чем останусь без ноги! Если тот первый раз был какой-то параллельной реальностью, то я хочу вернуться туда.
Я почувствовал, как слеза катиться по моему лицу. Я заставил себя успокоится, взял себя в руки, настолько, насколько это вообще было возможно в этой ситуации. Но предательские слезы продолжали капля за каплей течь по моему лицу. Перес смотрел на меня с сожалением, видно было, что он переживал. Но даже такой замечательный врач как он ничего не мог тут сделать. Я знал, что Серхио не умеет работать вполсилы, он бился до последнего, но не сумел мне ничем помочь.
– Алекс, ближайшим межпланетником тебя доставят на Землю и там же сделают операцию. Протез под тебя уже подготавливается, я со своей стороны все сделал для облегчения этой операции. Все будут хорошо, не пройдет и года, как ты перестанешь обращать на него внимание.
– Серхио, мне же теперь работать не дальше пояса астероидов! А ведь я собирался на Нереиду… – я немного замешкался, ведь Перес не знал, что я собирался отправиться еще дальше в космос. Никто не знал, кроме Фрама. Но, кажется, Перес деликатно не обратил внимания на эти слова.
– Прости, Алекс. Но ничего нельзя было сделать. Ногу было не вернуть. Я все что мог, сделал!
– Я понимаю! Но я не могу с этим смириться! – я со всей силы ударил кулаком себя по здоровой ноге.
– Алекс, я должен сказать тебе еще пару вещей. Они неприятны, но лучше сразу все сказать. У тебя интоксикация, слишком частые инъекции повредили твою печень, и помимо операции на ноге, тебе предстоит пройти курс лечения гепатопротекторами. И… я видел те записи, и видел твой шлем. Согласно протоколу, тебе предстоит пройти полную медкомиссию, после того как ты поправишься.
– То есть мне предстоит год лечиться на Земле. А потом меня скорее всего оставят дома из-за того что я чокнутый? Уж лучше бы вы меня оставили в той пещере.
– Алекс. Мы сделали все что могли. Мне очень жаль, что мы не бросили тебя там умирать, но думаю, что хотя бы Гарсон, что полез туда за тобой, заслуживает хотя бы твоей благодарности, а не порицания.
– Я… – мне стало совестно. Я представил себе Гарсона, лезущего по узкому желобу глубоко от поверхности, чтобы меня спасти, как наяву увидел Переса, что много часов пытался сохранить мне жизнь и сразу захотел забрать назад свои слова. – Прости, что я такое ляпнул.
– Понимаю, как тебе плохо сейчас. Но такими словами лучше не бросаться попусту.
– Когда меня отправят домой?
– Через четыре недели мимо будет проходить межпланетник с орбиты Урана, он тебя подберет и отвезет домой.
– Так долго?
– Там на станции Селиванов возится с резервной системой обеспечения. В течение недели он должен привести ее в норму, а там как раз следующий межпланетник, что пройдет мимо только этот и будет.
– Селиванов?
Я невольно вспомнил свои видения, в которых ни в чем не повинный Артем угодил в беду именно из-за этой самой системы. Но видимо в реальности все было нормально, и ремонт шел по плану.
– Да, там не слишком сложный ремонт, скорее рутинный, иногда Гарсон советами с поверхности помогает. А в чем дело?
– Ничего, просто он об этом говорил еще, когда бур в ущелье сбрасывал. Мне кажется, это было так давно. – Я не хотел рассказывать Пересу о видении, на комиссии из меня, конечно, все равно все до дна выудят, но почему-то сейчас я хотел об этом умолчать. – А связь с Землей скоро будет?
– Послезавтра, после обеда. Титан -2 будет транслировать.
– Мне можно будет до узла связи доехать.
– Да, ты вполне сможешь передвигаться по станции на коляске. Я помогу тебе добраться до радиорубки.
– Слушай, еще вопрос, я успел пропасть?
– Да, успел. Но им уже сообщили, что ты жив и твоя жизнь вне опасности. Послезавтра я тебя отсюда выпущу, ну если будешь себя хорошо вести, тогда и свяжешься с родней.
– Мой терминал останется у тебя до моей отправки домой?
– Да, того требует инструкция. Тебе выдадут чистый терминал, как только я дам добро.
– Можно тебя тогда попросить об одолжении? Отправь одному человеку весточку.
– Ага. «Я жив. Как только появиться возможность созвонимся». Так? – Перес тяжело вздохнул.
– Верно. – Сказал я, смотря на одному мне важную точку пространства. – Рите Кирилловой.
– Да, я в курсе. Отправлю, мне остаться с тобой?
– Ты бы себя видел, тебе надо поспать. А мне, пожалуй, надо побыть одному.
– Я скоро загляну.
– Эй, Серхио! Спасибо тебе за помощь, и всем ребятам передай.
– Обязательно.
Когда Перес ушел, я первым делом потрогал свою ногу. Я внимательно ощупал свое бедро и провел рукой вниз, когда вместо колена, моя рука нащупала складку простыни, меня охватило тяжелое чувство пустоты.
Все внутри меня оборвалось. Наша жизнь всегда опирается на определенные постулаты. Человек словно статуя, установленная на наборный постамент. Этот постамент состоит из большого количества прутков разного диаметра. С ходом жизни некоторые из этих прутков разрушаются. Так, например если разваливается маленький пруток, то мы иногда даже не замечаем этого, пускай вред, все же нанесен. Маленькие прутки это привычки, не характеризующие нас, например, обыденное желание покурить после обеда. Мы переживем отмену этого ритуала, но нам будет неприятно.
А ближе к центру основания находятся толстые прутки, которые и держат основной вес статуи. Для кого-то этим основанием становиться семья, а для кого-то социальный статус, каждого человека держат в равновесии разные мотивы. Моя статуя держалась в основном на двух толстых прутьях. Это моя семья и моя любовь к космосу, что можно перефразировать как любовь к работе.
Когда с Ритой случилась беда, один пруток сильно повредился, и статуя дала крен. Сегодня был, внезапно, полностью разрушен второй несущий прут, вся конструкция теперь держалась на остатках того прутка что характеризовал семью. Еще немного и статуя упадет, разбившись на мелкие кусочки. Я на грани, если наш с Ритой разговор пройдет совсем не так как мне почудилось в моем видении, то я буду разрушен. А бытие будто намекает мне на то, что в реальности все идет совершенно наоборот, нежели представлялось мне в видении.
Тут в дверь зашел Фрам. Я сделал вид что сплю, для этого пришлось лишь закрыть глаза. Но Фрам подошел к койке и уселся на табурет подле нее:
– В