Я знаю, что в Ноттингеме тебе нелегко приходится. Ничего, потерпи немного, как только я закончу книгу, мы переедем в Кембридж. Обещаю. А теперь мне правда надо работать.
Он перевернул лист бумаги на столе, обмакнул перо в чернильницу и тщательно вытер о промокашку.
На глаза Фриды навернулись слезы. Ничего не вышло. Она повернулась и, пошатываясь, направилась к двери, отчаянно пытаясь вырваться, набрать в легкие воздуха, убежать. Однако в дверях стояла миссис Бэббит, измученная и красная. Преградив путь, кухарка начала жаловаться на детей: врываются в кухню, шумят, требуют еды, у нее уже голова раскалывается. Фрида сморгнула и прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать слезы. Не хватало еще заплакать перед кухаркой.
Миссис Бэббит, возмущенно клохча, удалилась, а Фрида взбежала по лестнице в спальню, заперла дверь и бросилась на кровать. Она никогда не оставит Эрнеста. Как ей пришло в голову, что получится? Она пыталась осмыслить странную реакцию мужа на ее признание. Он просто ее не любит? Или любит так сильно, что ему все равно? Или был настолько погружен в работу, что не услышал?
Глава 40
Монти
Монти играл с новым волчком, как вдруг у задней двери появилась мама. Он вновь и вновь заводил волчок и наблюдал, как разно- цветная металлическая игрушка кружит по каменной террасе, пуская блики, пока не начинали болеть глаза.
– Монти?
Он поднял голову, щурясь на солнце. У мамы на голове красовалась ее лучшая шляпка, а руки в перчатках были сложены на животе.
– Я уезжаю в Германию. Твои сестры поживут до моего возвращения в Хэмпстеде, у бабушки Уикли и дедушки Чарльза.
Монти кивнул и повернулся к игрушке, устремившейся в сторону цветочной клумбы. Ему не хотелось, чтобы блестящий новый волчок испачкался; он бросился наперерез и поймал на самом краю.
– Ты не хочешь обнять мамочку?
Монти посмотрел на солнце, пылающее в небе, словно гигантский факел. Папе сегодня будет слишком жарко. Вот бы он просидел целый день в кабинете, тогда можно играть с волчком все утро или хоть до вечера.
– А ты привезешь мне подарок?
Монти сильно надавил на волчок, и тот завертелся на месте так быстро, что желтый, зеленый и оранжевый цвета слились в одну сверкающую полосу.
Мама направилась к нему, протягивая руки, но, когда она дошла до конца террасы, волчок начал зигзагами спускаться к траве. Монти погнался за ним… Поздно! Волчок пронесся по лужайке, вырывая комочки земли. На газоне осталась тонкая борозда. Теперь папа рассердится.
Mutti не отставала – пришлось подставить щеку, после чего Монти принялся исправлять ущерб, осторожно вдавливая комочки земли назад в ямки и гадая, что привезет мама из Германии. Оловянных солдатиков? Барабан? Да, лучше новый барабан. Над головой взошло пылающее солнце, заплясали в столбе света пылинки. А далеко по краям неба появились маленькие белые облачка, похожие на кроличьи хвостики. Закончив латать газон, Монти решил, что на улице слишком жарко. Он пойдет в свою комнату и нарисует подарки, которые хотел бы получить. Лучше отправить маме рисунок, чтобы ничего не перепутала.
Глава 41
Фрида
В душном вагоне пахло потом и пудрой, но Фрида сидела в оцепенении, не в силах ни встать и открыть окно, ни посмотреть на Барби с Эльзой, которые делили пакетик с лакричными шнурками, купленный на вокзале. Она постепенно расслаблялась, будто кто-то медленно распарывал тугие стежки, сковывавшие ее долгих двенадцать лет.
Мелькающие за окном узкие ноттингемские домики с выгребными ямами, обшарпанными деревянными заборами и провисшими бельевыми веревками таяли в черном облаке, вечно витающем над городом. По мере того как поезд набирал скорость, стук колес приобретал устойчивый ритм, ряды домов сменялись зелеными берегами, поросшими крапивой, ежевикой и норичником, а дальше простирались поля с пасущимися коровами, дубовые рощи, серебряные ручьи. Она улыбнулась, вспомнив прогулки с Монти в лесу, густой запах растоптанных колокольчиков и как они играли в Робин Гуда и деву Мэриан. Монти заставлял Фриду стоять под деревом, притворяясь связанной, чтобы он мог ее спасти.
– Я не хочу оставаться у бабушки, – ворвался в размышления голосок Барби. – Дедушка Чарльз всегда рассказывает одну и ту же сказку об адском пламени, и у него черные зубы.
– А на сколько ты уезжаешь, Mutti?
Эльза аккуратно обмотала лакричную веревочку вокруг пальца и пососала.
– На две недели.
Глядя в широко раскрытые голубые глаза розовощеких дочерей, Фрида почувствовала прилив любви. Какие они хорошенькие в этих бело-розовых платьицах и шляпках в тон!
Фрида вновь повернулась к окну. Над вспаханными полями проносились, шумя крыльями, стаи птиц. Это стремительное движение будто отражало мысли, мечущиеся в ее голове. Она поздравит отца, проведет неделю с Лоренцо, вернется к Эрнесту и все обсудит. На этот раз она не убежит в слезах. И если… если Лоренцо вернется из Германии, он заменит ее детям отца. Как обещал.
Поезд подхватил и вернул гулким эхом слова: обещал, обещал, обещал…
Фрида тряхнула головой, чтобы отделаться от голосов. Сколько можно думать о других, гадать, что происходит в душе у Эрнеста, беспокоиться о том, что следует и не следует делать! Она любит своих детей, а они – ее. Все как-то уладится.
– Когда я вернусь, поедем в Лондонский зоопарк смотреть попугаев и обезьян. Хотите лимонных карамелек?
Фрида открыла дорожную сумку, порылась в ней и нащупала сверток с письмами Отто. Екнуло сердце. Вдруг захотелось достать письма, ощутить их запах, погладить и прочитать. Эти послания напоминали о том, кто она, кем может стать. Фрида сжала руку, и письма забились в ладони, как живые. Она закрыла глаза и прислушалась к стуку колес. Отто знал: ей суждено совершить нечто важное, в ее жизни будут цель и страсть. И в стуке рельсов она вновь услышала его слова. Женщина будущего… женщина будущего… женщина будущего… Она сунула письма в складки юбки, достала пакетик с карамельками и велела Эльзе разделить сладости поровну с Барби. Пока девочки занимались дележкой, Фрида развернула верхнее письмо и положила в книгу, а остальные вернула на место.
Читая страстные признания, написанные неразборчивым почерком Отто, она улыбалась. Казалось, от бумаги исходит запах кафе «Стефани». В ту же секунду она будто вернулась в Мюнхен, вспомнила волнующую атмосферу, дарящую новые надежды. В ушах зазвучали, отодвинув в сторону Отто, слова графини цу Ревентлоу. Любовь не имеет ничего общего с собственностью и обладанием. Любовь – это свобода. Тело должно быть свободным. Женщины должны быть свободными. Ты должна быть свободной.
Глава 42
Барби
Барби увидела их первой. Головы в черных шляпах подпрыгивали вверх-вниз, рассматривая высыпавших