земле, мне и детям. Восхитительно, да?
Нуш писала, что Альберт Вебер живет с тобой и Эдгаром, как второй муж. Неужели правда? Вот бы Эрнест был таким же снисходительным, как Эдгар. Еще она утверждает, что ты одновременно спишь с братом Альберта, Максом. Знают ли они оба? Как насыщена твоя жизнь!
Твоя любящая сестра Фрида
Унтер дер Шанц, 1
Гейдельберг
25 апреля 1912 года
Дорогая Фрида!
Пожалуйста, прекрати эту чепуху. Когда ты наконец повзрослеешь?
Если твой мистер Лоуренс не хочет изворачиваться и лгать, то ты должна либо порвать с ним, либо рассказать мужу и надеяться, что он позволит тебе подобный образ жизни. Я ни на секунду не допускаю, что Эрнест на это пойдет. Ты не пишешь, готов ли мистер Лоуренс делить тебя с другими, а только что он хочет на тебе жениться. Нельзя одновременно быть замужем за двумя мужчинами.
Англия – отсталая страна, известная своей нетерпимостью. Здесь, в Мюнхене, Фанни (графиня цу Ревентлоу) может позволить себе и ребенка, и насыщенную любовную жизнь. Однако любая мысль о том, чтобы оставить Эрнеста ради сына шахтера, смешна и нелепа. Не вздумай привезти своего мистера Лоуренса в Мец. Папа его убьет. Пусть едет с Богом на преподавательскую должность в Германии, а ты найди себе в Ноттингеме какое-то занятие, позволяющее применить твою энергию и таланты. Почему ты вечно ведешь себя как ребенок?
Да, мы с Альбертом и Эдгаром живем, как говорят французы, в ménage à trois, хотя мой брак с Эдгаром исчерпал себя, и мы оба это понимаем. Что касается моих отношений с выдающимися братьями Вебер, то прошу тебя быть скромнее. Я помогаю им развивать философские, общественные и исторические идеи, а Максу – писать революционные книги.
Отто упрятали в психиатрическую лечебницу в Мендризио. Какой талант растрачен зря! Не знаю, что с ним теперь будет.
С сестринской любовью, Элизабет
Глава 39
Фрида
Фрида тихонько постучала в дверь кабинета. Все утро она лихорадочно перебирала вещи, то упаковывала, то выкладывала обратно. Бархатная вечерняя накидка? Шелковое платье с сиреневой отделкой? Шаль пейсли с бахромой? Бесполезно, она ничего не соображала. Надо объясниться с Эрнестом, сбросить этот тяжкий груз. Тогда, возможно, получится собрать вещи.
– Можно войти, Эрнест? Мне нужно с тобой поговорить.
Слова, так долго стоявшие в горле, вырвались наружу, неохотно проскользнули в замочную скважину и достигли ушей супруга. Скрипнул стул.
– Да, да, если так уж необходимо.
Эрнест сидел, сгорбившись за столом, заваленным книгами. Пахло затхлостью и бумагой.
– Книга почти готова к публикации. Ты еще будешь гордиться своим старым мужем, – обратился Эрнест к своему столу, взяв ручку и кивнув.
Фрида стояла перед ним, сжав руки. Во рту стоял привкус желчи, горько-кислый, как лимонная косточка.
– Сомневаюсь, что она принесет нам состояние. Чересчур сложна для восприятия. – Он внимательно осмотрел перо. – Зато место профессора в Кембридже обеспечит… Купишь мне перьев, когда вернешься из Меца?
Фрида сжала руки еще крепче. Ее трясло, ногти впились в кожу. Почему он не замечает? Она попятилась к двери, беззвучно шевеля губами.
– И немного чернил, будь добра.
Эрнест поднял голову и посмотрел в окно. Дети играли с воздушным змеем, который смастерили из старой простыни и мотка шерсти. Фрида проследила за взглядом мужа, направленным из кабинета, полного книг, увешанного стипендиями и дипломами, – в сад, где Монти подбросил вверх воздушного змея и грустно наблюдал, как тот с глухим стуком упал на землю. Барби с Эльзой переглянулись, затем все трое собрались в кучку и стали обсуждать, почему змей не желает лететь. Их голоса доносились через открытое окно. Монти утверждал, что змей слишком тяжелый, а Эльза – что ветер дует в неправильную сторону.
Эрнест повернулся к Фриде с выражением легкого неодобрения.
– Наши дети похожи на цыганчат, дорогая. Почему они все такие растрепанные?
– Ветер.
Фрида на мгновение поймала взгляд мужа и тут же отвернулась. Сердце выскакивало из груди. Неужели он не замечает, как она дрожит, и в лице – ни кровинки?
Он вновь посмотрел на перо, будто проверяя, нет ли в нем трещины.
– Монти пора бы знать, что хлопок слишком тяжел для воздушного змея. Мне действительно нужно работать. Книга близится к завершению. Когда все будет готово, мы устроим небольшую вечеринку. Что скажешь, мой снежный цветок?
Ноги сами понесли Фриду к двери, ладони судорожно сжались. Нельзя выйти из кабинета, не сказав ему хоть что-то. Она обещала Лоренцо. И себе. Она должна сказать до отъезда в Мец. Куда делись все слова, что она повторяла ночь напролет? Эрнест, дорогой, я не та, за кого ты меня принимаешь. Мы живем во лжи – и я больше не могу лгать. Я полюбила другого. Я забираю детей, однако даю слово, что ты будешь видеть их когда захочешь.
Она стояла, дрожа, чувствуя, как накатывает тошнота. В ушах звучал голос Лоренцо: скажи ему!
– Эрнест?
Она умолкла и набрала воздуха.
– Ах, да, ты хотела поговорить… По поводу миссис Бэббит?
Он поднес ручку к свету, сощурился и еще раз осмотрел перо.
– Я знаю, она бывает настоящим тираном и тем не менее отлично готовит, тем самым давая тебе возможность заниматься другими делами.
Руки и затылок покрылись холодным потом. Сейчас или никогда. Язык онемел, губы отказывались повиноваться. Из сада, точно во сне, доносились обрывки детских голосов. Барби сказала, что нужно помолиться и попросить Божьей помощи, а Монти – что шерсти слишком много и змей никогда не полетит. Часы на каминной полке пробили время, и Эрнест бросил на них выразительный взгляд.
– Мне действительно нужно работать, – повторил он.
– В Германии у меня был любовник.
Слова сорвались с губ так быстро, что Фрида сама не поняла, сказала это или только подумала. Она ждала ответа. Эрнест сидел молча, уставившись на часы. Через открытое окно вновь донесся голос Монти, убеждавшего сестер, что воздушного змея следует запустить из окна верхнего этажа. Все трое, крича и смеясь, побежали к дому.
– У меня был любовник, немец, – повторила она чуть громче и решительнее.
Надо закончить разговор, пока не пришли дети. Почему Эрнест не смотрит на нее? Почему ничего не говорит?
– Я не та, за кого ты меня принимаешь.
Эрнест вновь осмотрел перо и рассеянно кивнул. Он смотрел сквозь перо на свои бумаги с таким спокойным выражением, будто не услышал.
– У меня были любовники!
Лицо Эрнеста на секунду окаменело, но он так ничего и не сказал. Дети побежали вверх по лестнице, а миссис Бэббит крикнула им, чтобы не шумели.
– Она, безусловно, настоящий деспот, – натянутым голосом произнес Эрнест, откашлялся и вновь многозначительно посмотрел на часы. – Не волнуйся, милая.