Я еще больше приседаю, зажмурив глаза, и закрываю уши вспотевшими ладонями.
Не прикасайся ко мне.
Пожалуйста.
Папа! Мама! Помогите!
— Тебе никогда не сбежать от меня, маленькая негодяйка.
Нет!
Я резко просыпаюсь, все мое тело пропитано потом, волосы прилипли к шее. Мое дыхание становится долгим, прерывистым, а сердце учащенно бьется в груди.
Нет, нет, я не могу вернуться туда, я не могу…
— Добро пожаловать обратно в мир живых, соня.
Мое внимание переключается на источник голоса, и это не кто иной, как второй монстр в моей жизни.
Тот, кто ворвался без стука и даже не объявил о своем присутствии.
Лэндон сидит на наполовину разломанном стуле напротив меня, работая над статуей среднего размера. Только она сделана не из камня. Судя по темному материалу, который просачивается между его пальцами, как масло, он использует глину.
Сцена медленно проясняется. Мы находимся в доме с привидениями, которым можно пугать непослушных детей. Часть свечей погасла, а оставшиеся окружают меня так, словно я являюсь объектом сатанинского ритуала.
Учитывая крайне взбалмошный характер Лэндона, я бы не удивилась.
Ранее он показал мне ту часть меня, о существовании которой я не подозревала. Да, я предполагала, но никогда не осмеливалась попробовать. И, возможно, если бы псих не вынудил меня, я бы никогда этого не сделала.
Но мне понравилось больше, чем я хотела бы признать. Понравилось до такой степени, что стало стыдно.
Но другая часть меня, та часть, которая развалилась из-за его грубых прикосновений и психопатических наклонностей, все еще напевает при недавнем воспоминании о его и моих пальцах внутри меня.
Как будто этого было недостаточно безумно, Лэндон толкнул меня к краю хрупкой лестницы и трахнул в горло. Тот факт, что мы могли упасть в любую секунду, ничуть не уменьшил чисто животный характер его прикосновений ко мне.
На самом деле, чем громче скрипело дерево, тем сильнее он входил и выходил из моего рта. Не имело значения, что я уже кончила дважды, вид похотливого взгляда Лэндона при лунном свете снова возбудил меня.
Я все еще чувствую его запах – роковое сочетание кедрового дерева и мужского мускуса.
После того как он кончил мне в горло и заставил проглотить все до капли, он помог мне спуститься по опасной лестнице. Мне следовало бы спуститься самой, но я была слишком измотанной, чтобы что-то сделать.
Наверное, поэтому, надев платье, я заснула. Помню, что диван показался мне симпатичным и я бездумно направилась к нему.
Должно быть, со мной действительно что-то не так, потому что я чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы заснуть рядом с этим ублюдком.
Ублюдком, который представляет опасность для жизни.
Упомянутый ублюдок теперь наполовину обнажен, наблюдая за мной из-под ресниц с ухмылкой «je ne sais quoi8» и выпуская облако дыма в воздух. На его мускулистом прессе, покрытом тонкими волосками, прилипли пятна глины, которые ведут в то место, о котором я предпочитаю не думать.
Не помогает и то, что его брюки низко сидят на гибких бедрах, открывая четкую V-образную линию и практически ничего не оставляя для воображения.
Я мельком вижу татуировки в виде змей, ползущих по его бокам, одна из которых имеет форму символа бесконечности, поедающая свой собственный хвост. Это уроборос9– темный, поразительный и излучающий смертельные флюиды.
Третий сосок был бы очень кстати, но нет, этот мудак должен быть физическим совершенством.
Его средний палец, весь серый от глины, обхватывает петлю его штанов и оттягивает.
— Хочешь взглянуть поближе? Мой член, безусловно, был бы рад второму раунду. Может быть, на этот раз познакомлюсь с твоей киской?
Мой взгляд возвращается к его сардоническому лицу, которое, как я подозреваю, никогда не знало, что такое счастье. И я имею в виду не его импровизированную радость или чувство выполненного долга, которое он так хорошо имитирует. А настоящее счастье, которое такие, как он, вероятно, никогда не смогут испытать в этой жизни.
— Почему ты полуголый, извращенец? — я показываю.
— Ты дрожала.
Я смотрю на себя сверху вниз и, конечно же, на мне его рубашка, и это не имеет никакого отношения к совершенному мной действию.
Неудивительно, что я чувствую его запах на себе. Я решила, что это из-за произошедшего ранее, но оказалось, что он действительно на мне. Точнее, его рубашка.
— А говорят, рыцарство умерло, — он ухмыляется, как лорд-гедонист. — Ты должна благодарить свои счастливые звезды за то, что в конечном итоге встретила такого воспитанного джентльмена, как твой покорный слуга.
— Скорее, проклятые звезды.
— Не будь такой пессимисткой. В жизни есть и светлые стороны – например, я.
Я закатываю глаза, а обычно я этого не делаю.
— Ты слишком высокого о себе мнения.
— По многим разумным причинам, — он тушит сигарету в пепельнице, бросая ее к дюжине других, валяющихся повсюду, и указывает на кофейный столик, где стоит коробка с едой навынос. — Ешь.
Я облизываю губы.
— Как ты узнал, что я голодна?
Я не смогла поесть раньше из-за этого же ублюдка, поэтому при виде еды у меня урчит в животе.
— Из-за этого. Твой желудок давал о себе знать, даже когда ты спала, — он хихикает, и я глубоко вдыхаю, но чувствую его запах сильнее, чем еду.
Он повсюду вокруг меня и даже, метафорически, внутри меня. Это несоответствие красок и эмоций, которое оставляет меня в безнадежном хаосе. Я не в состоянии ничего воспринимать, когда он – все, что я вижу, слышу и чем дышу.
Я даже чувствую вкус его одеколона на своем языке.
Поэтому предпочитаю сосредоточиться еде.
Итальянская – моя любимая. Но на самом деле не так уж странно, что он купил именно ее, поскольку большинство людей любят итальянскую кухню.
Я вгрызаюсь в свою пасту, не потрудившись взглянуть в его сторону.
— Твои манеры, должно быть, покинули здание, — его голос эхом отдается вокруг меня, как любимая колыбельная Мрачного Жнеца. — Меньшее, что ты можешь сделать, это выразить благодарность за мое заботливое поведение.
Я проглатываю макароны, откладываю вилку и показываю:
— Люди, которые ведут себя обдуманно, не ожидают благодарностей.
— Я ожидаю.
— Спасибо.
Усмешка приподнимает его губы.
— Не за что, маленькая муза.
— Это не отменяет того факта, что ты прервал мой настоящий ужин.
— Оно того стоило, и, если бы ты не тонула в абсолютной бессмыслице, ты бы тоже это признала.
Я поднимаю руку, чтобы показать ему средний палец, и он приподнимает бровь.
— Просто подумай о том, где будет этот палец, если ты сделаешь это.
Я рычу, потому что знаю, что он абсолютно точно выполняет свои угрозы, и решаю вернуться к своей пасте.
По крайней мере, в ней есть смысл.
В нем определенно нет.
В гостиной воцаряется тишина, за исключением звука вилки о картонную тарелку. Странно, что он не удостоил меня одним из своих чрезмерно издевательских ответов.
Я случайно бросаю взгляд в его сторону только для того, чтобы обнаружить, что он изучает меня так пристально и холодно, что мне кажется, будто меня препарирует сумасшедший ученый.
— Что? — я показываю после того, как громко сглатываю.
— Я просто подумал, что в моей рубашке ты выглядишь съедобнее, возможно, даже больше, чем еда, которую ты ешь. Хочешь довести до конца переговоры с моим членом?
— Нет.
— Я должен был спросить, — он бесстрастно поднимает плечо. — Но запомни мои слова, Мия. Ты будешь рада моему члену в своей тугой маленькой киске, по собственному желанию или после того, как мы совершим еще одно путешествие по твоим извращениям. Одно я знаю точно. Он будет твоим любимым вкусом.
Я действительно не могу ему поверить.
Он легко мог бы получить награду за самого высокомерного и невероятно невыносимого мужчину.