поняли, как эта находка, подсказанная нуждой, будет нам полезна в будущем. Кроме крова и достаточного помещения для нас самих, мы получили здесь амбар для хранения провианта от вороватых и злых песцов. Мы также нашли созданный природой очаг, поэтому могли обогревать эту пещеру, как комнату, и с удобством готовить пищу, нисколько не страдая от дыма, который уходил вверх в узкую расселину над нами.
Здесь мы, слава Богу, пришли в себя и отдыхали три дня, потому что нам надо было снова идти на промысел, так как во время шторма песцы съели наш провиант. На четвертый день мы вернулись домой с богатой добычей и добрыми вестями, в то время как наши товарищи беспокоились, появимся ли мы вновь.
Впоследствии пещера и бухта были названы моим именем, потому что были открыты моей артелью[260].
За несколько дней до нас подштурман Юшин с единственным нашим корабельным плотником, который в одиночку взялся построить судно[261] и с которым поэтому были связаны все наши надежды на возвращение, пошли на промысел, взяв с собой еще троих. Когда им таким же образом пришлось искать расселину, они нашли ее у самого моря, и случилось так, что из-за высокой воды они оказались в ней, как в тюрьме, в течение семи дней, без пищи и дров, и вернулись лишь на девятый день, когда мы уже считали, что они либо утонули, либо погибли под снежной лавиной.
Вернувшись домой 8 апреля, мы узнали радостную весть, что эти люди, столь нам необходимые, объявились снова, а также что 7 апреля вернулся боцманмат с известием, что мы в самом деле находимся на острове, но им кажется, что на северо-востоке они видели горы. Согласно широте я подумал, что это может быть только Американский материк[262], поскольку об этом острове ничего не было известно на Камчатке[263].
Теперь, когда мы не видели иного пути добраться отсюда до Камчатки (также и из-за отсутствия дерева), как разобрать наш старый пакетбот и построить из него маленькое судно, 9 апреля мы на совете решили так и поступить. Тогда же был установлен следующий порядок, который должен был действовать со дня начала разборки до окончания строительства нового судна: 1) Те двенадцать человек, которые умели работать топором, должны непрестанно этим заниматься. 2) Все остальные, за исключением двух офицеров и меня, должны ходить на промысел так, чтобы, когда одна артель возвращалась домой с промысла, она день отдыхала, но при этом занималась хозяйством, готовила пищу для остальных, а затем чинила их одежду и обувь; на третий и в последующие дни она должна была работать на строительстве, пока снова не наступит ее очередь идти на промысел. 3) Все мясо должно было доставляться в общее место, и каждое утро каждый повар из каждой юрты должен был получать свою долю от унтер-офицера, чтобы плотники, жившие в разных юртах, не испытывали в чем-либо недостатка.
После того как все подписали этот договор[264], на следующий день мы начали самые важные подготовительные действия. Мы сняли материалы с пакетбота и собрали их в одном месте на берегу. Точила были сняты и вставлены в 128 лоток; инструмент был очищен от ржавчины и наточен; построена кузница[265]; выкованы ломы, железные дубинки и большие молоты, для чего собрано дерево и изготовлен уголь. Последняя задача была очень тяжелой и сильно задержала всю работу.
Хотя мы предвидели большие трудности из-за того, что отпугнули морских животных, и из-за продолжительности промыслов, потому что ближайшие места для охоты находились в восемнадцати — двадцати верстах отсюда, тем не менее неожиданно Господь чрезвычайно укрепил наш дух следующими событиями. 18 апреля люди из казармы убили морского котика, который, с жиром и мясом, весил не менее двадцати пудов. 19 апреля те же люди убили еще одного котика такого же размера, и стало ясно, что весь экипаж сможет целую неделю кормиться двумя или, самое большее, тремя животными.
Более того, поскольку я знал по сведениям, полученным еще на Камчатке, что эти животные каждую весну передвигаются стадами в огромных количествах мимо Курильских островов и побережья Камчатки на восток и в сентябре возвращаются оттуда обратно на юг, при этом самки по большей части беременны, я заключил, что эти острова, вне всяких сомнений, являются местом, где эти животные проводят лето, чтобы дать жизнь потомству, а потому эти первые котики — лишь предвестники остальных. Впоследствии такие рассуждения нас не обманули[266].
И позднее вместе с подлекарем я тоже убил одно животное, за которым затем последовали бесчисленные стада, за несколько дней заполнившие берег до такой степени, что мы не могли миновать их без опасности для жизни или членов, а в некоторых местах, где они покрывали всю землю, они вынуждали нас взбираться на горы и по ним продолжать путь.
И все же вскоре возникли два затруднения при этом неожиданном и удивительном изобилии, ниспосланном Богом. Первое состояло в том, что эти животные находились лишь на южной стороне острова, против Камчатки; следовательно, их приходилось тащить до наших жилищ не менее восемнадцати верст от ближайшего места охоты[267]. Во-вторых, мясо этих животных пахнет, как свежая белая чемерица[268]. Оно внушало отвращение и у многих вызывало сильную рвоту и понос.
Тем не менее мы обнаружили, что мясо другого котика, более мелкого, серого цвета и прибывающего в еще большем количестве[269], значительно нежнее и вкуснее и его можно есть без отвращения. Кроме того, прямо напротив наших жилищ позже был найден более близкий путь на юг, вполовину короче прежнего. Поэтому мы решили постоянно держать там двух людей, убивающих животных по очереди. У них всегда было столько мяса, что ежедневно высылаемые партии могли сразу взваливать его на спину и возвращаться обратно в тот же день.
Тем временем мы еще более приободрились, когда 20 апреля, за день до того, как мы начали разбирать пакетбот, крупного кита, пятнадцати саженей длиной и совершенно свежего, выбросило на Козловом поле в пяти верстах к западу от наших жилищ[270]. С него мы за два дня собрали столько ворвани и жира, что при отплытии с острова оставили несколько полных бочек.