мужской и женской одежды. Мужской костюм включал рубаху, «разукрашенную шитьем, потому что летом они дома носят ее одну», а поверх нее надевали шелковый распашной зипун до колен, кафтан, «с персидским кушаком, на котором вешают ножи и ложку», а на кафтан — охабень или ферязь. Ферязь была очень длинной, на меху, ее ворот и рукава украшали драгоценными камнями. Поверх всего носили однорядку из тонкого сукна, лишенную воротника. На ногах — сафьяновые сапоги, а на голове — богато вышитую шапку, которую иноземец пренебрежительно назвал «ночной шапочкой».
Шея всегда оставалась голой — ее украшали «ожерелье из жемчуга и драгоценных камней, шириной в три и четыре пальца». Англичанин отметил, что бояре носили все одежды, расшитые золотом, а у дворян был «кафтан или нижнее платье… иногда из золотой парчи, а прочее платье суконное или шелковое». Горожане одевались гораздо более бедно; под однорядку они поддевали грубый суконный кожух, на ноги натягивали сапоги, а на голову — меховую шапку.
Федор Солнцев. Одежда боярская XVII века. Портреты князей Репниных. 1820–1869. Альбом иллюстраций «Одежды Русского государства» / The New York Public Library Digital Collection
Женщина, когда она хочет нарядиться, надевает красное или синее платье и под ним теплую меховую шубу зимой, а летом только две рубахи… одна на другую, и дома, и выходя со двора. На голове носят шапки из какой-нибудь цветной материи, многие также из бархата или золотой парчи, но большей частью повязки. Без серег серебряных или из другого металла и без креста на шее вы не увидите ни одной русской женщины, ни замужней, ни девицы.
Русские женщины носили сложный головной убор: основу составляла повязка из тафты (обычно красная), на нее повязывался убрус, а затем надевалась шапка с меховой опушкой «в виде головного убора, из золотой парчи», расшитая жемчугом и каменьями. В жаркие месяцы эту конструкцию заменяло белое покрывало, расшитое жемчугом и «завязываемое у подбородка, с двумя длинными висящими кистями». Обязательными были украшения: серьги «в два дюйма и более», ожерелья и браслеты-запястья «шириною пальца в два». Верхней одеждой служила ферязь, на которую надевали летник с широкими рукавами. Завершал убранство опашень с рукавами «до земли». Все это великолепие застегивалось на золотые и серебряные пуговицы размером «с грецкий орех». На ногах красовались сапожки из цветной кожи, расшитые жемчугом[293].
Хорватский священник Юрий Крижанич, который жил в России на протяжении почти двух десятков лет при царе Алексее Михайловиче, неодобрительно высказывался о расточительности простого русского люда:
Русские люди, даже низшего сословия, подбивают соболями целые шапки и целые шубы… А что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?
Федор Солнцев. Торжковская девушка в лучшем зимнем платье и венце. 1832. Альбом иллюстраций «Одежды Русского государства» / The New York Public Library Digital Collection
Он ратовал за то, чтобы крестьянам запретили использовать для пошива одежды дорогие материалы, ибо где это видано, чтобы «ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином»?[294]
Глава 17. Куда там Камасутре
Считается, что Индии необычайно повезло: сокровища ее сексуальной культуры сохранились в книгах вроде Камасутры. Делать же выводы о сексуальной жизни языческой Древней Руси на основании нескольких сомнительных заметок иноземцев совершенно невозможно. То, что с принятием христианства у славян появились собственные письменные источники, тоже не очень помогает. Когда мы говорили об игрищах (см. выше), то сталкивались с такой цитатой:
…рыщут на гуляниях и по пляске узнают, которая жена или девица исполнена похотливым желанием к юношам, и от взглядов и от обнажения частей тела, и от жестами пальцами и обмена перстнями, плотью и сердцем распалясь, целуются с лобзанием и совокупляются…[295]
Так записано о «звериных обычаях» восточнославянских племен в Повести временных лет. Такие свидетельства современников позволили историку Николаю Рожкову (1868–1927) сделать вывод, что для Руси XI–XII веков характерна чрезвычайная «распущенность и извращенность половых отношений»[296]. А вот современные историки, напротив, пишут о настоящей сексофобии, присущей русской культуре! Следует уточнить, что последнее касается христианских норм, в которых любые формы интимных контактов — даже между супругами — воспринимались как блуд.
Дело в том, что в XI–XIII веках представления о норме сексуальной жизни транслировали две противоречащие друг другу традиции: древняя славянская, где допускалась определенная интимная свобода, и христианская, трактующая секс как грех для обоих полов. Борясь с этим грехом, священнослужители постоянно ужесточали для паствы запреты, касающиеся половой жизни. Наталья Пушкарева подсчитала, что русский человек, соблюдавший их все, имел бы не больше пяти сексуальных контактов в месяц. Да, и вступать в связь дважды за ночь тоже запрещалось, поэтому границы получались очень жесткие[297].
Вместе с тем иностранцы XVI–XVII веков единодушно отмечали сексуальную раскрепощенность представителей русского народа. Вот, например, как описывает свои впечатления сэр Томас Смит, побывавший в Московии в 1604–1605 годах:
Распутство составляет в этой стране столь общераспространенный грех, что их глаз сейчас же подметит его в иностранцах: поэтому, ради спокойствия вашей собственной совести и телесного вашего здоровья, гнушайтесь разврата, как самой противоестественной слабости, — и это тем более, что в этом отношении русские не только чудовищно бесстыдны, но как бы олицетворяют собою само бесстыдство[298].
Этнограф Николай Гальковский (1868–1933), ссылаясь на сочинение митрополита Даниила (1522–1539), пишет, что своего рода сексуального пика страна достигла в XVI веке: «…простой народ погрязал в разврате, аристократия изощрялась в противоестественных формах этого греха»[299].
Интимная жизнь не была секретом для мальчиков и девочек в средневековой Руси. С самых малых лет они не только знали об этой стороне взрослых взаимоотношений, но и вполне представляли себе детали сексуальных процессов. Древнерусская детвора, как и их потомки во все времена, скорее всего, играла в семью, не опуская интимных подробностей. В «Вопрошании Кириковом» среди вопросов, посвященных взаимоотношению полов, всплывает тема наказания детей: «Я сказал ему, а если дети лезут друг на друга, не понимая? В этом, сказал он, мужскому полу до 10 лет нет греха, а о девицах не пытай, могут и раньше испортить себя — таковы у нас юнцы»[300].
Мы бы никогда не узнали об особенностях русской интимной жизни, если бы не особые памятники — исповедные вопросники, которые появляются примерно в XIV веке (