Лёня выбрал пьяницу, а я… Я всегда с настороженностью относился к тем, кто вызывает меньше всего подозрений, так что с удовольствием вызвался съездить к Пестрецову.
По сути ни на кого из них у нас ничего не было, никаких улик, поэтому мы делали ставку на элемент неожиданности: убийца может проколоться, когда поймёт, что его попытка замаскировать смерть Кузнеца под естественную, провалилась.
Дул ветер с севера, и я порядком задубел, пока добирался до жилища Пестрецова. Его семья сгинула в пучине гражданской, и старший надзиратель жил бобылём в доме на городской окраине.
Крепкая изба-пятистенок была окружена высоким забором. Из-под него выбрался толстый рыжий котяра и, не обращая на меня внимания, важно отправился по своим кошачьим делам.
Судя по дымку из трубы, хозяин находился дома и топил печку. Вот и ладушки, ждать его на морозе ужасно не хотелось, и без того руки и ноги закоченели, став деревянными.
Приоткрыв калитку, я вошёл во двор и направился к высокому крыльцу. Дёрнулась ситцевая занавеска — моё появление заметили.
Я не успел подойти к двери, как та распахнулась, на пороге появилась высокая фигура, облачённая в ватные штаны и фуфайку, накинутую поверх нательной рубахи.
Я сразу узнал по описанию Пестрецова.
— Тебе чего? — с неприязнью в голосе поинтересовался он.
Незваных гостей тут не привечали.
— Быстров, уголовный розыск. — представился я. — Что-то вы неприветливы, Пестрецов…
— Извините, товарищ Быстров. Не признал вас. Заходите внутрь, согреетесь.
Я с удовольствием вошёл в натопленную избу.
— Чайку? — предложил старший надзиратель. — Я как раз почаёвничать решил.
— А давайте! — легко согласился я.
Пестрецов захлопотал, завозился с чайником, поставил на стол два стеклянных стакана в подстаканниках, высыпал в плошку горсть сушек и несколько слипшихся конфет.
— Чем богаты, товарищ Быстров!
Держался он на удивление спокойно, ничем не выдавая возможную причастность к убийству Кузнецова. Не верилось, что этот человек мог пойти на такое. И всё же я был обязан проверить всё. Преступники, у которых на лбу приклеена записка со словом «убийца», до сих пор мне не попадались на жизненном пути.
Хозяин нарочно не затевал разговор первым, ждал, когда я сам сообщу, по какому вопросу к нему пожаловал. Преспокойнейшим образом отхлёбывал обжигающий чай из стакана, ломал в ладони сушки и неторопливо отправлял их в рот.
Я отвечал ему тем же и продолжал сидеть с загадочным видом, не проронив ни слова.
Идиллия продолжалась до того момента, пока мы не допили чай. Заончив с ним, ч отставил стакан, внимательно посмотрел на Пестрецова и бесстрастным тоном спросил:
— Ты зачем Кузнецова убил?
И тут же последовал неожиданный ответ на мой вопрос — кулак старшего надзирателя со скоростью и силой пушечного ядра впечатался мне в лицо, заставляя потерять сознание.
Пестрецов оказался прекрасным боксёром, я просто не успел среагировать на его удар, хотя и думал, что подготовился ко всему.
Глава 20
Глава 20
— Папа, вставай! — Голос любимой дочурки Даши я бы узнал из миллиона.
Когда она была маленькой, то любила будить меня утром в выходные. Это даже стало нашим маленьким ритуалом.
Я открывал глаза, улыбался и обнимал её, нежно целуя в макушку. Она доверчиво прижималась ко мне, проводила ладошкой по небритой щеке и смеялась.
Подурачившись, мы собирались и шли на кухню завтракать. Кулинар из меня ещё тот, но за время вдовства я кое-чему научился: пёк толстые, но вкусные блинчики (пальчики оближешь), готовил любимый Дашин омлет, делал горячие бутерброды и варил вполне сносные каши.
Шли года, Даша повзрослела, а потом вышла замуж и стала жить отдельно. Вместе с супругом они взяли квартиру в ипотеку, я помогал им.
Её заливистый смех остался со мной навсегда. Мы были счастливы, насколько это возможно для дочери и отца.
— Папа! Ну проснись же! Ты слышишь меня, папа…
Почему столько тревоги в её голосе? Что случилось с моей дочуркой? Ей нужна помощь? Или мне?
Я сделал судорожный вздох и… вырвался из мира иллюзий и забытья в реальность. Я лежал на спине. На меня с дикой ненавистью глядели выпученные глаза Пестрецова.
Его руки вцепились в моё горло, лицо покраснело, он старательно душил меня и добивался успеха.
Всё вокруг потемнело, изображения распылись и стали нечёткими. Я пытался сопротивляться но не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой, тело было ватным, из меня словно выкачали жизненную силу. Из груди вырвался надсадный хрип, язык лез наружу, с каждым вздохом становилось всё хуже и хуже. Ещё немного, и я окончательно задохнусь.
Что самое поганое — умру вот так, по-глупому, не выполнив даже тысячной доли того, что задумал. По идее обида могла придать мне сил, но этого почему-то не случилось. И досадовать можно было только на себя!
Я слабел с каждой секундой и начинал сдаваться. Слишком долго я лежал без сознания, слишком поздно очнулся. Да и вообще, если бы ни этот странный сон, так похожий на явь, с Дашей, мог бы вообще помереть, не приходя в сознание.
А жить мне хотелось до безумия!
Но пока все мои усилия пошли прахом, я не мог совладать с душителем — хоть тресни!
И тут грянул гром, взгляд Пестрецова стал удивлённым, и почти сразу же остекленел, хватка ослабела. Надзиратель качнулся, чтобы упасть на меня.
Я ощутил на губах что-то липкое и солёное. Это была кровь Пестрецова.
Надо мной склонился какой-то мужчина.
— Быстров — это ты что ли? Живой?
Сначала лицо показалось мне незнакомым, но потом я вспомнил. Моим спасителем стал товарищ Гайдо, сыщик из МУУРа.
— Живой, — прохрипел я.
Франтишек протянул руку.
— Давай пять!
Я схватился за руку, он помог мне встать на ноги.
— Ты как? — спросил чех, внимательно разглядывая меня.
Картина, скорее всего, открывалась нерадостная.
Я почувствовал себя моряком во время шторма: пол подо мной качался, перед глазами плыло, да и горло горело так, будто по нему провели наждачкой. Наверное несколько дней толком есть не смогу.
— Ничего, через пару минут очухаюсь… — храбрясь, завил я, но обмануть Гайдо не получилось.
— Может, врача?
— Не надо, всё пройдёт! — заверил я. — Вы подоспели удивительно вовремя. Ещё секунда, и он бы меня придушил, — я бросил взгляд на мёртвого Пестрецова. — Спасибо! Я теперь вроде как ваш должник.
— Не бейте чушь, Быстров! — обиженно произнёс чех.
—