приходят не во сне. Мы сами призываем их в наш мир. – Он указал на грунт у себя под ногами, на деревья и бурые поля. – Наши мертвые повсюду. Мы окружаем себя смертью и черпаем из нее силу.
– Но вы же не видите их по-настоящему? Они ведь остаются в загробном мире?
Цзянь слегка наклонил голову:
– Тахаран не похож на прочих богов. Он щедро осыпает драгоценными дарами своих детей. Мы говорим со своими мертвыми. Делим с ними пищу. Они всегда рядом с нами.
– Это… здорово. – Аннев с трудом сдерживал раздражение. – Большие, наверное, у вас семьи? Представляю, как полчища призраков толпятся у очага и наперебой рассказывают истории.
– В моем доме так и есть, но это, скорее, исключение. Большинство йомадов утратили талант крови, а те, кто им обладают, зачастую развивают его основную грань.
– И что это за грань такая?
– Некромантия. Вместо того чтобы учиться у мертвых, они манипулируют тем, что мертвые оставляют после себя. Они не слышат наших усопших предков и не видят их, а потому обращают их тела себе на служение. Мертвые, коих надлежит почитать и коим следует поклоняться, становятся прислужниками и рабами. – Цзянь укорительно цыкнул. – Баланс нарушен. Духи жалуются на живых, а живые боятся мертвых.
Он глубоко вздохнул:
– Вот почему я покинул свою страну. Духи велели мне отправиться далеко на юг – к древним усыпальницам Тор-Кума и дальше. Там-то, в Шалгаре, я и повстречал Корентина. У него было видение: дракон света явился ему и приказал найти в Западной Дароэе двух илюмитов. Духи, говорившие со мной, согласились с драконом. И тогда мы нашли Тескеда и Луатас.
– Вот как. Замечательно. – Аннев натянуто улыбнулся, толком не зная, что на это сказать. – Значит, ты помогаешь Краснопалу покончить с Молчанием богов?
Цзянь наклонил голову:
– Это уже началось. Вчера в небе мы видели огонь. Это Кеос говорил с нами. Его сердце переполнилось гневом и печалью, и он обратил в прах тех, кто посмел его разбудить. Как и было сказано в пророчестве.
– По-твоему, вчерашний полуденный огонь был знаком Кеоса?
– Полуденный огонь? Какое славное имя. Да, так и есть.
Анневу стало не по себе. Он как бы невзначай завел левую руку за спину и произнес:
– Интересно… И что, духи тоже так считают?
Мягкие губы Цзяня тронула улыбка.
– С духами все несколько иначе. Даже они иногда заблуждаются, но они видят то, чего не в состоянии узреть мы.
Его розовые глаза, обычно мутноватые, ярко заблестели и приобрели ясность.
– Как Кельга, помнишь? Она немного владела некромантией, но в целом являлась провидицей.
– Кельга?
– Лесная ведьма, старуха Чащи. Она могла бы это предвидеть, но, подобно некромантам моей страны, она была ослеплена своими страстями.
Аннев почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.
– Если ты открыт для мира призраков, ты слышишь и видишь их послания. Но если ты лишь копишь знания, не употребляя их, решить загадки Судьбы становится делом нелегким.
– Ты встречал Кельгу?
– При жизни – нет.
– А… после смерти?
Цзянь помотал головой:
– Как бы я мог встретиться с ней после смерти, если сам я не обретаюсь в царстве мертвых?
– Хорошо, но тогда…
– Я знаю Кельгу, потому что ее дух взывает ко мне. Она жаждет твоей смерти и нашептывает мне на ухо страшные слова. – Тут он улыбнулся. – Она весьма забавная, ты не находишь? Каждый раз я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, потому что смеяться над мертвыми чрезвычайно непочтительно, но как по мне, то стерва она та еще.
Аннев, не ожидавший столь внезапного откровения, прыснул со смеху, вызвав удивленные взгляды Титуса с Терином.
– Я тебя развеселил? – Улыбка Цзяня стала шире.
– Ага, – ответил Аннев, вытирая выступившие слезы. – Остальные бы не поняли, но… ты прав: Кельга и правда была жуткой стервой.
– Стервой Чащи.
Тут уже Аннев захохотал в голос, и на сей раз обернулись все, кто шагал впереди. Аннев закрыл лицо руками, пытаясь унять сотрясавшие его приступы хохота.
– Ты очень необычный человек, Цзянь, тебе говорили?
– Конечно, мне постоянно говорят, что я странно выгляжу.
– Да я о другом… погоди-ка. – Аннев прищурился. – Ты что, дразнишь меня?
Цзянь сцепил пальцы на груди и низко поклонился. Его белые, как мел, волосы, постриженные под горшок, колыхнулись на ветру.
– Ты мудр, мастер Айнневог.
Аннев невольно улыбнулся:
– Очень в этом сомневаюсь. – Он кашлянул, прочищая горло. – Итак, Цзянь, я верно понял, что ты не только провидец, но и немного некромант?
– Да. Среди моего народа такие люди известны как личи. Они редко встречаются, потому-то мастер Краснопал и проявил ко мне столь огромный интерес.
Но Аннев не был намерен слушать о Краснопале и попытался направить разговор в нужное ему русло.
– Это значит, что ты… можешь оживлять неодушевленные предметы? В этом суть некромантии?
– И да и нет.
– Хорошо. – Аннев решил зайти с другой стороны. – А мог бы ты… мог бы ты с помощью некромантии, скажем, снять с человека протез? Ну, знаешь, это такая штука, которая заменяет руку или ногу. Так вот. Ты можешь подчинить себе такую конечность, используя свою магию?
Цзянь, казалось, задумался.
– Какой странный вопрос.
Он поскреб подбородок, поросший белым пушком.
– Некромантия относится к магии ваятелей – древних терранцев, которые создавали големов из глины и камня, железа и земли. Йомады почти полностью утратили этот талант.
– Что значит «почти»?
– Мы сохранили лишь один навык – создание големов из плоти. Некроманты используют память тела. Они приказывают телу, что нужно вспомнить, и оно оживает. Срастаются кости, восстанавливается плоть – и мертвец начинает двигаться. Точнее, в движение приходит т’расанг.
– А мог бы некромант привести в движение чей-нибудь протез, воздействуя на кровь этого человека?
– Это уже относится к талантам владык крови. Им одним по силам управлять кровью в человеческом теле, и то лишь если к этому телу открыт канал.
Аннев вздохнул:
– Ясно.
– Полагаю, – продолжил Цзянь, – ты хотел спросить, способен ли я с помощью своей магии снять с твоей руки Длань Кеоса. Я прав?
Аннев оцепенел:
– Д-да.
– Хм. Могу я взглянуть?
Убедившись, что рядом никого, Аннев с неохотой снял перчатку и протянул левую руку Цзяню.
Длань Кеоса ослепительно вспыхнула на солнце – не просто рука, но страшное оружие, говорящее о невероятной мощи и беспредельной власти ее хозяина. На тыльной стороне пламенела дымящаяся наковальня, но внимание Аннева вдруг привлекли слова, выгравированные вокруг нее. Буквы были крошечные, – может, поэтому эти слова не притягивали его взгляд раньше? Надпись гласила: Aut inveniam viam aut faciam. Другую надпись, на ладони, не заметить