– Твоя душа вернулась, – удивленно пробормотала я и, не удержавшись, провела пальцами по бархатным крылышкам. Кожа принца от моих прикосновений покрылась мурашками.
Похоже, сей факт поразил и самого принца, только вот почему-то никакой радости на его лице не отразилось. Не каждый же день, после того как ты умираешь, тебя хоронят, оживляют, оказывается, что ты вовсе и не умирал.
– Эмм… – только и смог выдавить из себя Пер.
Когда мы с принцем вылезли из-под стола, Шел уже ждал нас обоих в своей любимой позе со скрещенными на груди руками.
– Мы как раз собирались возвращаться, чтобы сказать, что съедобной еды здесь не осталось, – не моргнув глазом, доложила я.
Принц быстрым движением надел на себя рубашку и ловко застегнул верхние пуговицы у кружевного воротника. Еле заметно я толкнула мужчину в бок, как бы прося его мне подыграть.
– Ага, – поддакнул он, – только собирались.
– Я думаю, принцессе Лине будет интересно узнать, чем занимается ее мертвый жених. – Шеллак склонил голову набок, наслаждаясь зрелищем.
– Принцессе Лине? – оживилась я, на мгновение позабыв про крошки и кашу. – Ты сделал ей предложение?
Наследный принц заметно поник. Обиженно глянул на замершего, будто заледеневшего, некроманта.
– Не успел, – зло сплюнул он, обращаясь не ко мне, а к Шеллаку.
Следующие двое суток мы обходили прибрежные скалы, похожие на темные, растущие кверху ногами сосульки. Морские птицы с желтого болезненного цвета клювами кометами проносились над водной гладью и глухо кричали о надвигающемся лете. О том времени, когда русалки выйдут из спячки и озера покроются тиной. О том, когда в Драконьем Глазе – столице острова – зажгутся бумажные ярмарочные фонари, известные на все семь морей.
Низкорослый Шомпол спросонья наступил на тупой ржавый крюк и вспорол себе пятку. Пошло заражение. Три дня пират бился в лихорадке, кричал, стонал, а я как единственная женщина на корабле сидела у его постели и была во всем виновата. Потому что женщины всегда во всем виноваты. Потому что я должна была умереть, когда на меня в королевской тюрьме нацепили пропитанный черной магией браслет и приговорили к смертной казни.
Драконий принц уже наверняка в курсе того, что меня ищут. Может, он даже посодействует полиции острова Туманов и избавит их от тяжелой и неприятной работы по изничтожению некромантки.
Проходя на максимально разрешенной скорости, мы двигались медленнее, чем если бы пересекали пролив вплавь. На третий день из кормового погреба Лир, рыжебородый друг капитана Фрона, выкатил последнюю бочку с пресной водой, откупорил пробку и, понюхав содержимое, скривился.
– Эй, ты, ведьма! – позвал он меня.
Поначалу я не поняла, к кому пират обращался. Оглянулась по сторонам, перемигнулась с работающими на палубе матросами, но более подходящей кандидатуры на роль ведьмы так и не нашла.
– Я, что ли?
– Ты-ты.
– Но я не ведьма, – обиделась я за всех некромантов и чернокнижников, но к Лиру все-таки подошла.
Тяжелые узловатые руки пирата прощупывали бочку со всех сторон, пытаясь отыскать прореху, через которую бочка лишилась половины своего содержимого.
– Я видел, как ты колдовала.
Такому железному аргументу противопоставить мне было нечего, хотя ведьм я жутко не любила: им приходится питаться живыми мышами (мыши – единственный естественный источник магической силы), рано стареть, но зато долго жить. Недаром во всех байках всегда фигурируют только страшные, горбатые и злые ведьмы. Обычно, пока они молодые и красивые, ничего эпического сотворить еще не успевают.
– Вода протухла, чтоб мне питаться акульими потрохами, – пожаловался пират.
Последние летние деньки выдались на удивление жаркими и безветренными, что было для членов экипажа бедой в двойном объеме. Портилась вода, хотелось пить, и приходилось топить корабль углем, а от едкого смолистого дыма дышать и вовсе было нечем.
– А я чем могу помочь?
– Ну, это… Ты же ведьма.
– Мой удел общаться с зомби, вурдалаками и прочими милыми созданиями, – пропела я, елейно улыбаясь и наблюдая за тем, как постепенно вытягивается лицо Лира.
На самом деле я просто тянула время. Браслеты мои со всеми запасами энергии ждали меня в королевской тюрьме, а туда я возвращаться пока что не собиралась. На кладбище я не была уже с неделю, поэтому любое, даже самое незначительное преобразование энергии приходилось совершать за свой счет, что в данной ситуации являлось непозволительной роскошью. Поначалу я творила волшбу, не задумываясь о последствиях, но, едва начала понимать, что после каждого заклинания мне необходимо не меньше двенадцати часов крепкого сна, стала подходить к вопросу о трате энергии более рационально.
Если быть до конца откровенной, сейчас я навряд ли способна даже ложку от стола взглядом оторвать.
– Так ты не поможешь? – обреченно вздохнул пират.
– Увы.
По пути в каюту меня поймал Дикий Парус. Еще никогда прежде я не видела шкипера таким взволнованным и запыхавшимся.
– Умирает, – наконец более-менее связно выговорил волосатый.
– Кто умирает? – растерялась я.
– Шомпол.
Признаться, я давно ждала этого момента. Нет, не потому, что я такая кровожадная, а потому, что лишенная сил некромантка перестает жить полноценной жизнью, дышать полной грудью. Для меня удаление от чужих смертей, чужого горя равносильно тому, чтобы самой лечь в могилу и не шевелиться.
Раньше мне не приходилось сталкиваться с таким глобальным истощением энергии. Что уж и говорить: я даже предположить подобного не могла. И, тем не менее, случилось то, что случилось. А Шомпол находился на грани смерти, и это было как нельзя кстати.
В каюте, где разместили больного пирата, стоял острый запах спирта и вяленой рыбы. Последнюю держали в качестве компресса, а спиртом дезинфицировали не только страдальца, но для профилактики и всех остальных.
Пираты набились в комнатку так плотно, что мне пришлось основательно потолкаться, прежде чем я добралась до низкой койки без матраса, на которой и лежал бьющийся в лихорадке мужчина.
– Все вон! – скомандовала я, и пираты, опасливо переглядываясь, принялись просачиваться через дверь на выход.
Эти товарищи не то чтобы очень мне мешали, а просто мне требовалось уединение чисто для соблюдения профессиональной тайны: а то потом спасай некромантов-любителей от деяний рук своих. Меньше знаешь – крепче спишь. На мне это правило, правда, не работает.
Выглядел Шомпол, надо сказать, ужасно, но меня это не особо волновало. Руки начинало приятно покалывать в предвкушении действа, сердце бешено стучало, и в висках, словно вода о банку, билась кровь.