меня, когда как-то за ужином рассказал, что у нас, в Мертвом городе, застрелили сына одного криминального авторитета. Мальчик был типичный мажор: папины деньги на проституток и выпивку, крутая купленная папой машина, ощущение полнейшей безнаказанности — и пистолет в бардачке. Видимо, слишком часто и не перед теми
понтовался, сказал Лаврик, уплетая за обе щеки чахохбили. Но напугало меня даже не это, а то, что мой муж знал этого криминального авторитета и, по его словам, регулярно
отстегивалему, чтобы иметь возможность спокойно вести в городе дела.
— Ник, да все это делают, понимаешь, все? Он же смотрящий, — сказал он тогда, похоже, даже немножко жалея, что ляпнул лишнее. — Мне еще повезло. Этот Вован с отцом в хороших отношениях были, так что, считай, по старой дружбе взял меня под свое крыло (прим. — на криминальном жаргоне смотрящими называются люди, наблюдающие за деятельностью преступных группировок в определенном городе, районе и т. п. Назначались они ворами в законе и, естественно, тоже из числа преступников. Во время описываемых событий в Оренбурге происходила замена «старых» криминальных авторитетов «новыми», далеко не самая мирная, так что обстановка была неспокойная).
Я даже не стала спрашивать, каким образом подружились отец Лаврика и этот самый Вован. Все, что было связано с криминалом, вгоняло меня в панику. Я не сходила с ума по «Бригаде», не восторгалась «Воровайками» и «Бутыркой» и спешила закрыть окно, когда во дворе начинались очередные разборки парней на крутых машинах (прим. «Бригада» — популярный криминальный сериал 2002 года, «Воровайки» — женская группа, исполняющая блатной шансон, «Бутырка» — мужская группа, исполняющая блатной шансон). Одна из наших не первых, но и не последних ссор произошла как раз из-за «Бригады». Лаврик прилипал к экрану всякий раз, как там появлялись Белый, Космос, Фил или Пчёла, и в этот час раздражался на что угодно и на кого угодно, включая меня и Олежку.
— Слушай, Ник, я прошу всего лишь час отдыха, посмотреть фильм. Можете вы просто дать мне этот час и сами заняться чем-то еще? — раздосадовано говорил он, когда я в очередной раз уводила Олежку из гостиной.
— Зачем ты вообще смотришь про этих… рэкетиров? — спрашивала я уже от двери. — Что в них такого интересного?
— Да при чем тут интерес, Ник, — отвечал он, — тут просто показывается все это, как в реальности. Как в жизни!
— Еще скажи, что тебе это нравится. Перестрелки, бандиты… Не хочу я даже слышать о такой жизни! — возмущалась я.
— Можно подумать, ты постоянно слушаешь, — язвительно отвечал он. — Успокойся, ради бога. Никто не заставляет тебя вылезать на свет божий из твоей норы.
Я тогда промолчала и вышла за дверь. Спустя пятнадцать минут Лаврик пришел к нам с Олежкой в спальню и извинился, но в извинениях уже не было смысла. Дело уже давно было не в словах — нет, дело было в нас, и с каждой неделей и с каждым месяцем это становилось все яснее.
В тот вечер — я запомнила все еще и поэтому — мы даже попробовали впервые за долгое время заняться сексом. Это было неловко и нисколько не исправило ситуацию и даже наоборот — показало, насколько мы уже отчаялись, если попытались решить проблему вот так, постелью.
До впервые прозвучавшего слова «развод» с того дня оставалось совсем немного времени.
— А папа приедет на день рождения? — спросил Олежка, когда я уже положила трубку и сидела, невидяще уставившись на настенный календарь.
— Нет, — сказала я, притянув его к себе, чтобы поцеловать в лоб. — Папа зарабатывает денежку. Не приедет.
— Но у нас будет торт? Сосбитымисливками? — старательно выговорил он, внимательно глядя на меня своими темными глазищами.
— Совзбитымисливками? — уточнила я. — Непременно будет. Хочешь, пойдем выберем вместе?
Олежка хотел.
Вот так и получилось, что спустя четыре дня после той ужасной субботы, то бишь в среду, мы с моим сыном вышли из дома в теплый майский день и неторопливым шагом, разглядывая лужи, молодую травку и все, что нам хотелось разглядывать, добрались до пекарни.
Это было старое здание из бледного кирпича, с выцветшей вывеской «сельмаг» над входом в магазин, который теперь назывался «Колос», но в котором все так же, как раньше, продавались свежий хлеб, румяные булочки, коржики и всякая печеная вкуснятина. Раньше я бывала там часто. В нашей далекой школьной юности я, Лаврик и Егор, бывало, забегали вечером к маме на работу, и она угощала нас краюхой горячего хлеба, пахнущего дрожжами, с хрустящей золотистой корочкой, которая исчезала в наших ртах практически на глазах.
Олежка учился читать, так что мы с ним остановились и вместе проговорили по буквам, а потом и по слогам:
— Ко-ло-ос. Се-ель-маг. — Олежка прочитал и посмотрел на меня с недоумением. — Я такое не знаю.
— Сельский магазин, — пояснила я. — Это такое сокращенное название, чтобы можно было сказать быстро. Сельмаг. Скажи.
— Сеймаг, — сказал мой сын.
— Сель-маг.
— Сей… Мам, пойдем уже за тортом уже!
И он потянул меня внутрь.
А внутри было чистенько и уютно, и пахло теплом и выпечкой, и мамины коллеги, тетя Ира и тетя Валя, увидев нас, заулыбались, вышли из-за прилавка и сразу же окружили Олежку, наперебой восклицая, какой у меня хороший мальчик. Я гордо говорила, что да, мальчик у меня отличный, и сглаза я, конечно, не боялась, но все равно приколола еще дома, перед выходом, булавку на его маечку и не забывала добавлять «тьфу-тьфу-тьфу».
— Помогаешь маме торт выбрать? Самый красивый выбирай, чтобы мама порадовалась! — ворковала тетя Ира, провожая нас к столику у окна прямо напротив витрин.
Там нас ждали белая скатерка с ручной вышивкой, веточки вербы, оставшиеся после воскресенья — и книга в твердом глянцевом переплете, увидев которую Олежка оживился и даже забыл о том, что надо смущаться и молчать.
— Целая книга тортов! Мам! Целая книга!
Большая, собранная из фотографий книга — а по сути целый фотоальбом с ценами и коротким описанием, и в самом деле смотрелась впечатляюще. Ее оформил на мелованной бумаге и привез для своей матери из Оренбурга тети Ирин сын, и теперь книга постоянно лежала на видном месте, даже притом, что торты и пирожные в пекарне делали редко и только на заказ.
Я усадила Олежку на стул, и тетя Валя принесла нам чаю и разрезанных на части кексов: один обычный, с изюмом, а другой с лимонной цедрой, густо присыпанный сахарной пудрой.
Олежка от возбуждения аж запрыгал на стуле.
— На голодный желудок выбирать нельзя. — Тетя Валя тепло улыбнулась нам, когда я поблагодарила, и попыталась погладить