— Очнись. — Тряхнул его за рукав дружинник.
Ни княжны, ни воеводы в комнате уже не было.
— Мне бы помыться. Не удобно перед князем. — Попросил полянин.
— Лютослав решит куда тебя: в петлю или в баню. — Отрезал гриднь и толкнул Безымяна к выходу.
— Так значит вот оно какое, знаменитое выборгское гостеприимство. — Прошептал путник и, не давая повода, лишний раз ударить себя, двинул к лестнице.
Безымян не помнил, как его вели к князю. Он был занят думами о незнакомке. Попроси полянина описать ее внешность, он бы не смог, разве что только глаза. Мытарь знал: два карих омута будут преследовать его остаток жизни и не дадут покоя ни днем, ни ночью. От этой мысли по телу разливалось приятное тепло. В груди зрело доселе незнакомое и оттого пугающее чувство. Полянин привык всему давать объяснение. Но то, что творилось с ним, описать словами было невозможно.
Он брел, не разбирая дороги, спотыкался и выглядел так, словно его шарахнуло молнией. Мокрые ноги ступали по дорогим коврам, оставляя на них отчетливые следы. Можно было подумать, что в терем пробрался водяник. Около двери в княжеские палаты ему бросили тряпку. Безымян нехотя промокнул обувь. Дюжие гридни смерили полянина подозрительным взглядом. Дескать, куда ты, оборванец, собрался, но в светлицу пропустили без заминки. Лютослав Выборгский сидел в огромном резном кресле. Казалось, мастер готовил его для великана, а в терем оно попало просто по ошибке. Рядом с правителем стоял уже знакомый воевода, а за ним бесшумные, словно тени, телохранители.
— Поклонись князю. — Тихо прошептал из-за спины провожатый, но Безымян остался стоять с гордо поднятой головой.
Гриднь ухватил полянина за волосы и с силой потянул вниз. Безымян отмахнулся и угодил кулаком в лицо прихлебателя. Гриднь полетел назад и с лязгом рухнул на пол, распластавшись во весь рост. Он ошеломленно посмотрел на полянина и, смахнув рукавом кровь, схватился за меч.
— Довольно! — Подскочив с трона, заревел князь.
Дружинник замер.
— Пускай стоит. — Приказал Лютослав.
Не понимая странной реакции князя, гриднь убрал меч и попятился к двери.
— Ты тоже хорош, герой. По что ратников калечишь?
— Не люблю, когда меня принуждают. — Отозвался полянин. В его голосе не было и тени страха.
— Значит, свободу любишь. Неплохо. Да ты не стой, садись. В ногах правды нет.
Полянин придвинул стул и опустился на самый краешек, готовый в любую секунду вскочить и принять бой.
— Через лес прошел. — Продолжил Лютослав. — Молодец, коли не врешь.
— Не вру.
— Войско печенежское видел?
— Колдуна видел, оборотней и нетопырей видел, а войско не видел.
Князь помрачнел. Было видно, что сказанное ему не по душе.
— Правду сказал. — Прошептал князь. — Бахвалиться не стал.
Старик поднялся и принялся мерить шагами светлицу.
— Если б сейчас соврал, не сносить тебе головы, а так слушай. Может, многое для тебя само собой прояснится. Уже второй месяц в изоляции живем. Осадили нас. Загнали как зверя в нору. Никто из города выбраться не может. Так и живем. Не войти, не выйти. Вроде бы никто не штурмует, но держать народ в узде с каждым днем все сложнее. В лоб нас не взять, вот степняки и решили одолеть хитростью. В окрестности шаман пришел печенежский. Поднял нежить, а может, свою, степную за собой привел. Он один, изловить его сложно. Войско поведешь, — степняки нагрянут. Не удержим город. По одиночке раз двадцать пробовали пробиться — без толку. Люди за ворота почти не выходят, если только нужда припрет. Каждый день одного — двух теряем. Расчет у шамана правильный: продержать нас до весны, а там, когда печенеги подойдут, сами сдадимся. Запасы через пару месяцев кончатся. Тогда поминай, как звали. Если степняки возьмут Выборг, им и на Киев дорога открыта. Допустить этого нельзя.
Князь задумался и, погладив бородку, протянул:
— Странно, что ты смог к нам пробраться. В городе уже забыли, как пришлые выглядят.
— Может, он умрун? — Подозрительно прищурившись, спросил воевода.
— Еще чего скажешь, я тебя самого умруном сделаю. — Пригрозил Безымян, показывая пудовый кулак.
Гордята в страхе отдвинулся за спины стражников. Дюжие дружинники угрюмо расправили плечи, положив ладони на рукояти мечей. Их каменные лица не обещали чужаку ничего хорошего.
— Правда, что в телохранители нанимаются те, кто в детстве смеяться не научился? — Развернувшись в пол оборота, чтобы было время увернуться, если набросятся, спросил Безымян. Гридни стерпели. Они разом повернули головы и вопрошающе посмотрели на воеводу, но тот дал отбой.
— Сможешь до Киева добраться? — Спросил Лютослав.
— Я вообще-то туда иду. — Спокойно отозвался полянин. — В Выборг я на ночь забрел. Погреться и отмыться. Меня за лесом друзья ждут.
Князь потер руки и, пристально глядя на путника, выпалил:
— Знаешь, какая награда тебя ждет?
— Слышал, когда в терем волокли.
— Согласен?
— Извини, князь. — Почти шепотом проговорил Безымян. — Без обид. Другая мне люба.
Лютополка передернуло. Не будь полянин дорогим гостем, болтаться ему в петеле. Безымян выдержал долгий, полный ненависти взгляд возмущенного отца и, не поколебавшись, попросил:
— Обещай мне другую, если только она не занята.
— Кого?
— Девушку, которая меня от этих мордоворотов отбила. — Полянин указал на гридней и воеводу.
— Кто такая? — Свирепея, процедил Лютослав. В другой обстановке он бы радовался, что не нужно отдавать дочь за простолюдина, но сейчас в нем взыграла уязвленная княжеская гордость.
— Так ведь это она и есть. — Запинаясь, ответил Гордята. — Снежана.
Князь удовлетворенно хмыкнул.
— Видишь, как обернулось? — Скрывая смешок, выговорил он. — Хорошо. Не на престол позарился, а на красоту. Впрочем, дурак. Совсем жизни не видел.
Безымян не обиделся. Он все еще переваривал услышанное, а Лютослав продолжил, не давая ему опомнится:
— Когда выступаешь?
— На рассвете.
— Правильно. Утро вечера мудренее. Я тебе грамоту дам. Передашь Князю Владимиру, а если не пустят, — кому-нибудь из приближенных. Придешь с войском, сыграешь свадьбу. Княжеское слово.
Хоть и слышал Безымян, что у князей память короткая, торговаться не стал. Не купец.
— Какую тебе грамоту давать: берестяную или кожаную?
— Лучше кожаную. Я сюда через реку вплавь добирался. Боюсь, что обратно тем же ладом придется. Как бы не размокла твоя береста.
— По рукам. — Согласился Лютослав и протянул могучую длань.
Безымян впервые жал руку благородных кровей, но трепета он не испытал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});