— Бабкин внучок я. Белку помнишь?
— Помню. — Догадавшись, кивнул Безымян.
Он подсел к умруну и протянул огромную, мозолистую ладонь. Водяник пожал ее скользкой, покрытой бородавками пятерней и ухмыльнулся.
— С этого и надо было начинать. А то: зашибу, не подходи. Небось, когда я тебя дважды из воды ни живого, ни мертвого тащил, ругаться не хотелось.
Безымян озадаченно почесал затылок.
— Так это ты меня спасал?
— А то кто? Со всеми переругался. Утопленников без пополнения оставил. За мной, помнится, должок числился.
— Извини, что на болоте тебя от лиходеев не отбил. — Оправдываясь, прошептал Безымян.
— Прошлое. Кто старое помянет, тому глаз вон. Так что язык попридержи. Невесело с одним ходить-то будет. — Отозвался умрун. — Не терзайся. Мне так еще и лучше. Ты ж душегубов следом отправил. Болотному владыке отступной заплатил. После бабка словечко замолвила, чтоб к водяникам причислили. Она среди нечистой силы уважением пользуется. Так теперь и живу. Забот никаких, шали сколько душе угодно. Правда, нет души теперь, да без нее только легче стало. Ничего не болит, совесть не мучает.
— Тебя ж в другом болоте утопили. — Подозрительно произнес полянин.
— Мы болотники, по любой воде перемещаться можем. Даже в каплю просочимся. Помнишь, я тебя в бане у Марьи — гусятницы из кадки пугнул?
— А я подумал, морок привиделся.
— Поболтать бы с тобой, да вижу, спешишь. — Проговорил водяник. — Говори, чем подсобить.
— Хватит уже. Если и был должок, то ты сполна расплатился.
— Не упрямься. Для этого друзья и существуют. Сегодня я тебе помогу, завтра ты мне.
— Мне б на ту сторону перебраться. — Мечтательно протянул Безымян.
— Раз плюнуть. — Булькнул Белкин внучок. — А я уж думал шамана оприходовать попросишь.
— Разве вы друг за дружку не держитесь?
— Скажешь тоже. Русская нечисть за Русь грудью стоит. Если кого и сживем со свету, то больше по шалости или по недосмотру.
— Значит, поможешь?
— Конечно. Человек ты хороший. Руку водянику протянул, не побрезговал. Переведу через реку, даже портки не замочишь.
Безымян с недоверием посмотрел на друга.
— Прыгнешь с разгону. — Приказал умрун. — Я тебя на дне поджидать буду. Только смотри: чтобы ни случилось, молчи. Раскроешь рот, — утонешь.
Безымян кивнул.
— Я ж воды не знаю. Вдруг там отмель.
— Не трусь. Водяник плохого не посоветует.
Умрун нырнул, взметнув в воздух перемешанный с водорослями водяной столб. По ряске поползли широкие чистые разводы.
— Главное, чтоб шея была цела. — Произнес полянин и с криком прыгнул вслед за Белкиным внучком.
Оправившись от удара, он увидел, что вокруг него образовался огромный прозрачный пузырь. Попробовал вдохнуть, — получилось. Привыкая к незнакомой легкости, он пошевелил руками и поплыл к водянику. Умрун подождал его, и они двинулись к противоположному берегу вместе. К своему удивлению полянин обнаружил, что под водой светло, как днем. Сияние шло откуда-то снизу, равномерно подсвечивая дно и ровные ряды водорослей, за которыми ухаживали бледные, как черви, утопленники. Подводное хозяйство поддерживалось в чистоте и порядке. Заметив человека, мертвяки бросали работу и провожали удивленными взглядами выпученных глаз. «Отчего они не всплывают?» — Подумал полянин.
— Воздуха в груди нет, потому и не всплывают, — прочитав его мысли, ответил водяник.
Искаженный водой голос надавил на воздушную оболочку, но не разорвал ее, а просочился внутрь в виде отдельных слов. Заслышав звук, играющая неподалеку стайка мальков, приблизилась к Безымяну и начала виться вокруг, окружив человека снующим разноцветным коконом. В следующую секунду ожила претворяющаяся корягой рыба. Мальки шарахнулись врассыпную. Распугавший мелкоту сом перестал преследовать добычу и недовольно уставился на чужака. Плавающий в пузыре человек был для него в диковинку. Внучок лукаво подмигнул полянину и, ухватив за усы, молниеносно оседлал охотника. Дальше он поехал верхом. Безымян восхищенно качнул головой и принялся наблюдать за тем, как водяник усмиряет попавшего в кабалу гиганта. Тем временем дно начало подниматься. Впереди замаячил берег. Водяник отпустил сома. Рыба недовольно пошевелила оттопыренными губами и, вильнув хвостом, убралась восвоясье. Безымян ступил на землю. Прикрывавший его кокон лопнул. Пахнуло свежестью. Одновременно вернулись звуки и запахи. Полянин зажмурился, предаваясь новизне ощущений, на которые прежде он и не думал обращать внимание.
— Молодец, не заговорил. — Похвалил водяник. — А то вы люди вечно слова не держите. Сколько водил вашего брата, все время после откачивал.
— Красота. — Прохрипел Безымян.
— Хочешь, тебя утопленником пристрою? — Предложил внучок.
— Нет. На земле лучше.
Безымян ощупал одежду. Сухой.
— Чудеса, да и только.
— Ладно, ступай. — Поторопил водяник. — Тебя, наверное, друзья уже заждались.
— Живые? — Выдохнул полянин.
— Чего им сделается? Это ж ты геройствуешь. Зачем на оборотня полез? Я за тобой из воды следил. Аж жабры от волнения слиплись.
— Подскажи, лучше, как до меловой горы добраться. — Перебил умруна полянин.
Водяник задумался и, оглядевшись, ткнул зеленым когтем в сторону деревьев.
— Век не забуду. — Пообещал Безымян и, проверив: на месте ли грамота, махнул умруну рукой.
— Еще свидимся. — Булькнул помощник и сполз в воду.
Полянин проводил водяника долгим взглядом и, дождавшись, когда утихнут круги, двинулся через лес. За спиной раздался недовольный рев. Оглядываться Безымян не стал, а лишь ускорил шаг. На душе было спокойно. Нечисть в речку теперь не сунется. А если осмелится, водяник ее вмиг потопит. Неплохо парнишка устроился. Работа не пыльная. Особенно напрягаться не нужно. А что, если и впрямь к старости лет в утопленники податься? Безымян вздрогнул и отрицательно качнул головой.
Чем дальше полянин уходил от Выборга, тем светлее становился лес. Деревья начали давать просвет. С заката потянуло дымом. Безымян выбрел на дорогу и пошел смелее. Чтобы не скучать, он принялся насвистывать незамысловатую мелодию. Умные люди говорили, что делать это в доме нельзя. Только ведь лес — не дом, а денег у него отродясь не водилось. Да и лешим они ни к чему. Все богатство лесовиков — шишки да хвоя. Не привыкшие к твердой обуви ноги начали гудеть от усталости. Еще немного и придется делать привал. Не успел Безымян подумать об этом, как вековые сосны расступились, и на горизонте показался горбатый склон белого холма. Из-за гребня поднимался легкий дымок походного костерка. Взобравшись на кручу, полянин увидел на фоне сереющего неба две фигуры: взрослого и ребенка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});