– А… а могу я узнать, куда мы направляемся? – Поспевать за их сиятельством было нелегко, но если они думают, что Тисса станет жаловаться, то не дождутся.
– Можешь.
– Ваше сиятельство… – Тисса будет вежлива. Очень-очень вежлива. – Не будете ли вы столь любезны сообщить мне о цели нашего… путешествия.
Он остановился. Развернулся и посмотрел так, что, не держи он за руку, Тисса сбежала бы.
С другой стороны, хотя бы остановился.
Дух перевести можно.
Если получится. Потому что дух в непосредственной близости от него отказывался переводиться. И вообще дышать оказалось сложно. А еще Тисса почувствовала, что краснеет.
Вот почему бы ему не поболеть еще немного? Такой тихий был… добрый… вежливый… или это присутствие леди Изольды сказывалось?
Ох, что она про Тиссу подумает…
– Ребенок, – их сиятельство изволили смотреть в глаза, и увернуться от взгляда было никак не возможно, – ты извини, что я над тобой смеялся. И смеюсь. И буду смеяться. Я не со зла. Привычка такая.
– Смеяться?
– Да. Предпочитаю, чтобы плакали другие.
– Те, кто вас… обидел?
– Они в первую очередь.
Вот как-то сразу и поверилось. Даже жаль стало тех людей, но потом Тисса вспомнила, как выглядел тан, и жалость сменилась злостью: сами виноваты.
– Я честно постараюсь себя сдерживать, – пообещал он.
Как-то не очень искренне. Наверное, и сам не верит, что получится обещание сдержать.
– А идем мы тебя перевоспитывать.
Определенно не получится… сдержать.
– Вы полагаете, я плохо воспитана?
– Слишком уж хорошо. – Когда их сиятельство не насмехались, то они были вполне… нет, о таком приличные девушки тоже не думают. – Меня это пугает.
И как его понимать? Тисса не встречала еще людей, которых бы пугало хорошее воспитание. Тем более сомнительным представлялось, что тан в принципе способен испытывать страх.
– Поэтому попробуем научить тебя плохому.
Что ж, с талантами их сиятельства много времени не понадобится.
– Есть тут одно интересное место…
На вершине Голубиной башни и вправду когда-то размещались голубятни, где выращивали сотни и сотни птиц самых разных пород. Были здесь и изящные агараны, и турманы, и гривуны с курчавым оперением, и крупные лагоры с мохнатыми ногами, типлеры, барабанщики, дутыши и многие другие. Их названия сохранились на фресках, еще целых, но покрытых густой сетью морщин, на старых дорожных клетках, убрать которые тан не потрудился, на деревянных подставках с чучелами чемпионов…
– Выкинуть руки не доходят, – признались их сиятельство. – Да и не особо мешают. Не боишься?
Мертвых голубей?
Приятного, конечно, мало, но и пугающего ничего нет. Это только маленькие девочки верят в страшную сказку про ожившее чучело. Тисса тоже верила. Давно. И часами просиживала под лестницей, пытаясь застать тот чудесный миг, когда линялое чучело старого медведя, добытого еще дедушкой Тиссы, пошевелится.
Глупость какая…
– Не надо выкидывать. – Тисса вдруг представила, что того медведя, с которым она почти подружилась, кто-то взял и выбросил за ненадобностью. И от этой мысли стало грустно.
От того ее дома ничего уже не осталось.
И зачем вспоминать?
– Садись.
Их сиятельство указали на кресло. И Тисса, присев, огляделась.
Места много. И много мебели, собравшейся, казалось, из разных уголков замка и совершенно не сочетающейся друг с другом. У самой двери возвышался шкаф с короной и медальонами. А чуть дальше – изящный трельяж на гнутых ножках. Имелись здесь козетки и пуфики, подушки с кисточками, брошенные на шкуры, которые заменяли ковер, и солидное, словно трон, кресло.
Круглый стол.
Ужасающего вида секретер с множеством отделений.
И даже матросский сундук, охраняемый разъеденным ржавчиной замком.
С потолочной балки свисала пара морских фонарей. Но света было достаточно – он проникал сквозь окна, которыми пестрела стена. Большие и маленькие. Забранные ставнями и стекленые. С узорчатыми решетками и витражами.
Круглые.
С оплавленными краями. И потеками запекшегося камня у рам.
– Ну… – Их сиятельство несколько смутились, что было совершенно ново. – Я тут немного… экспериментировал. Одно время. Получилось не совсем то, чего хотел.
– А чего вы хотели?
Леди умеет поддерживать беседу на самые странные темы.
– Светильник создать. Магический. В Хаоте такие видел. Это как… большой светляк в стекле. Света много. А можно сделать, чтобы и тепло давал. Выгодно.
– И у вас получилось?
Вряд ли, потому что тепла жаровни определенно не хватало. И Тисса с трудом сдерживала дрожь. Вот предупредил бы, она бы хоть шаль взяла.
– Получилось… – Тан указал на стену. – С полсотни где-то получилось… нестабильных энергетических образований. Эта часть выгорела начисто… и стена, как видишь. Но в целом неплохо вышло. Удобно даже.
Тисса кивнула, надеясь, что другого ответа от нее не ждут. Ну вот насколько безответственным человеком надо быть, чтобы так рисковать! Он ведь и сам чудом уцелел!
– Не одобряешь?
– Ваше сиятельство, я не могу одобрять или не одобрять ваши поступки.
Он хмыкнул и, запустив руку в волосы, произнес:
– Видишь. Слишком хорошо воспитана. А дрожишь-то чего?
Издевается?
Определенно издевается.
– Извините, но здесь несколько прохладно.
Это ведь не жалоба… это факт. Прохладно. Ему-то хорошо в сапогах… кожаные, а не из тонкой ткани. И сюртук теплый. Во всяком случае, теплее платья будет.
Тан молча достал из шкафа что-то белое и меховое, вытряхнул это на кресло и велел:
– Сюда садись. С ногами забирайся.
Леди не забираются в кресло с ногами, и уж тем более на снежных соболей. Мех был мягким, нежным, как пух… безумно дорогим. Тисса видела такой лишь однажды. Ему не место в старом шкафу полузаброшенной башни.
Соболя требуют обращения бережного.
Но их сиятельство имели на сей счет собственное мнение. Они сели на пол, вернее, на подушку с золотым кисточками и лениво потянулись. А потом, прежде чем Тисса успела сообразить, что происходит, ее правая нога оказалась в тисках пальцев.
– Когда я что-то говорю делать, надо это делать, – сказал тан, снимая туфельку. – Не дергайся. Замерзла… Вот и почему молчала?
Он растирал ступню, бережно, но в то же время сильно.
И неприлично.
Недопустимо.
Но умирать со стыда почему-то не получалось.
– В-ваше сиятельство…
– Еще раз так ко мне обратишься и… – Ой отпустил ногу. – И я тебя поцелую.
Нечестно!