– Ему нужен тот, кто листовки печатает.
– Которые? Про бабу? Или про то, что люди равными родились?
– Лэрд думает, – с Плешкой он, конечно, мыслями не делился, но те были довольно-таки очевидны, – что это один и тот же человек.
– А и… хрен бы с ним.
Пива Шкыба самолично подлил, в знак особого своего расположения.
– Хорошо ведь пишет, ирод. Ты вот, Плешка, никогда не думал, отчего ты внизу, в канаве ползаешь, а лэрд наверху баб на перинах тискает?
– Много думать – вредно для головы.
– Ага… много их, благородных, стало. Ты, я, другие вот гнием… недоедаем. Недопиваем. – Шкыба зачерпнул горсть крендельков. – А им все и сразу. Несправедливо это.
– Ты серьезно?
Крендельки приходилось размачивать в пиве и пережевывать деснами.
– Все люди равные, Плешка. Руки, ноги, голова… дерьмо опять же у всех одинаковое. И тогда выходит, что остального тоже надо, чтобы по-равному.
– А протектор?
Нехороший разговор. Не такой, какой должен был бы состояться, но Плешка вдруг ощутил странную, доселе неведомую обиду: разве ж виноват он, что родился в борделе, что при нем и рос, а после и вырос до улицы. Там его учили. Выучили. И вышвырнули в каменный мешок подвалов замка.
За что, спрашивается? За поддельные векселя…
И картинки непотребного содержания. Нет, за векселя-то больше.
– Протектор он не человек, – завершил мысль Шкыба. – Но над людьми поставлен. И должен делать то, чего людям хочется. Всем, а не только этим!
Он громко хряснул кружкой по столу, и хозяин, рванувшийся было на звук, остановился, а после исчез за дверью.
– Народ должен править, – горячо зашептал Шкыба. – Ты, я… вот он…
И Плешка, представив себе мир, где правят такие, как Шкыба, испытал настоящий ужас.
– Да… но пока правят они.
Нельзя ссориться с этим человеком.
А вот рассказать о нем следует. Старый лэрд не дурак, придумает, как Шкыбу с его мечтами об управлении миром зацепить.
– …и мое дело – исполнять, чего велено.
– Так исполняй. Мы ж не против…
На седьмой день сидения в таверне – теперь хозяин по своему почину выставлял пиво и свиные уши в угощение – объявился тот, кого Плешка ждал. Он был чужаком, явно из тех залетных наемников, что мечутся из протектората в протекторат, не умея зацепиться в одном месте. Наглые. Неспокойные. Они создавали много шума, неудобств, но рано или поздно находили вечный приют в придорожной канаве.
– Ищешь? – спросил наемник.
– Ищу.
– Есть работенка. Если не забоишься.
– А куда мне больше-то бояться? – оскалился Плешка пустыми деснами. – А что за работенка?
Наемник наклонился и, забрав пиво, прошептал:
– Слово благое людям нести.
Тиссе неожиданно понравилось заниматься учетом.
Нет, она, конечно, умела и складывать, и вычитать, и умножать. Делить, впрочем, тоже: леди должна вести домовые книги. Но то, чем Тисса занималась сейчас, ничуть не походило на скучные задачи леди Льялл, где требовалось рассчитать, во что обойдется покупка трех фунтов сахара, пинты патоки и дюжины яиц… или про то, сколько сатину уйдет на платья для четырех леди, если…
Конечно, все это было важно: и сахар, и яйца, и сатин, потому как когда-нибудь Тиссе вести хозяйство, но то, чем она занималась сейчас, позволяло ощущать собственную нужность.
Задание было простым. Перед Тиссой возвышалась стопка прошений, которые следовало внести в книгу. Номер, который уже был поставлен. Имя просившего и людей, давших рекомендации. Запрашиваемую сумму. И даты, когда прошение было подано. Зарегистрировано. Рассмотрено. Исполнено.
Последняя графа оставалась пустой, но Тисса надеялась, что это ненадолго. Леди Изольда решительная. У нее получится все сделать так, как она желает. Тиссе очень бы этого хотелось…
…ей вообще в последнее время хотелось странного.
Например, стать красивой.
Или чтобы голос ее вдруг переменился волшебным образом, сделавшись «подобным пению весеннего ручья».
Или хотя бы научиться двигаться, как Ингрид, чтобы и с достоинством, и каждый жест будто бы движение одного растянутого танца…
А главное, что Тисса сама не понимала, зачем ей все это надо.
Нет, она прекрасно осознавала, что внешность у нее самая обыкновенная: возникающие сомнения развеивало ближайшее зеркало; что голос ее слишком груб и при всем старании – бедная леди Льялл старалась изо всех сил – не обретет нужную тонкость и высоту; что движения ее излишне порывисты, да и вовсе не наделена Тисса врожденной грацией.
Правда, в журнале для леди писали об одном верном способе…
Это глупость.
И у Тиссы есть занятие поважней, чем с книгой на голове расхаживать.
Но прошений осталось немного… и момент удобный – никогошеньки нет.
Если только попробовать.
Она же никому плохо не сделает. Просто убедится, что способ – ерунда и совершенно не подходит Тиссе.
Отложив перо, она встала из-за стола и прислушалась.
Тихо.
Леди Изольда беседует с лордом-казначеем. Фризиец, чье имя по-прежнему было для Тиссы загадкой, при ней. Ингрид и фрейлины в Розовой гостиной… Долэг – в классных комнатах сражается с клавесином.
И Тисса, сняв с полки тяжеленный фолиант в деревянном переплете, возложила его на голову. Подвигала, пытаясь поймать ту самую волшебную «точку равновесия» и руки убрала, готовая в любую секунду спасти книгу.
Фолиант был тяжелым.
И на голове держался довольно-таки уверенно.
Теперь следовало выпрямиться… поднять подбородок, дабы приобрести вид «горделивой лани» – отрешенный и трепетный. И плечи развернуть. Руки в стороны.
Хорошо, что зеркал в кабинете не имелось: Тисса подозревала, что если она и похожа на лань, то весьма и весьма отдаленно.
А теперь шаг. Шажок… и книга покачнулась, но удержалась на месте. Второй шаг. И третий. И так, как учили, чтобы от бедра и носочек вперед тянуть. Он должен был выглядывать из-под юбки. Но вот беда, Тисса никак не могла разглядеть – выглядывает или нет. Она косила глазом, не смея шевельнуть головой. И так и этак… непонятно. Наверное, ноги у нее не такие, какие должны быть у леди.
Ничего. Зато книга не падает.
И вообще не все так и сложно. Что до носочка, то Тисса придумала, как быть: она немного приподнимет юбки, совсем чуть-чуть. Благо нынешний фасон платья дозволял это сделать, не сильно нарушая осанку.
Может, способ и не такой уж дурацкий?
Ага, и носочек виден… если ногу выше поднять. Правда, идти таким шагом презатруднительно, но Тисса упрямо дошагала до стены, развернулась и…
– Бу! – сказал тан и подхватил падающую книгу.