Но треножник все-таки находится.
Окно расположено так, что смотреть в него сидя не выйдет, хотя Тисса и не верит. Она вертится, пытаясь найти подходящую, пристойную позу на лежаке, но в конце концов любопытство побеждает.
– Вы это нарочно! – ворчит, прилипая к трубе. – Ух ты… и вправду как на ладони. Там строят что-то!
Склады, пострадавшие при пожаре.
– А люди совсем не маленькие даже… у дедушки была труба, но старая. И видно было не все…
Из складок меха выглянула ножка. Узенькая ступня с поджатыми пальчиками, тонкая щиколотка и мягкая линия голени.
– И что ты видишь?
Тянуло пощекотать ступню. Или дернуть за косу… ну, за ленту, которая из косы выглядывала. Лента бы выскользнула, волосы рассыпались.
– Мм… йолы[3] вижу. Рыбаки.
– Почему?
– Ну… йолы обычно рыбаки используют, особенно когда паруса не ставят. Сейчас как раз сезон на сельдь. Наверное, улов привезли. Галера еще стоит… нет, две… северяне. Они, как правило, меха везут. А баркентина, наверное, с юга… ага… чай привезла. Или пряности. Еще не разгружалась, но по осадке груз легкий. Ткани еще могут быть…
Надо же, какие знания. Дедушка научил?
– Странно… – Она перевернулась на бок, словно от перемены позы что-то менялось.
– Что странно?
– Ну… такое… там барк стоит. Древний совсем и… – Подвинувшись, Тисса указала на трубу. – Видите? Не в самом порту. В заливе. Вон там…
Барк был виден. И вправду древность. Даже издали корабль выглядел ненадежным, готовым рассыпаться от любого мало-мальски серьезного удара волны.
– …по флажкам если… они вывесили, что идут на Юг. И с грузом мехов.
– И?
– А вы смеяться не станете?
Вот когда эти зеленые глазищи были так близко, Урфину становилось совсем не до смеха.
– Мех – ценный груз. А у этого в трюмах наверняка сыро… плесень… и меха пострадают. – Тисса облизнула губу. – Еще по осадке… меха легкие. А этот…
Урфин пригляделся: точно. Едва ли воду бортами не черпает.
– Не понимаю.
Зато он понял прекрасно. Меха – золотая марка. Высокие пошлины. Склочные торговцы, с которыми никто не хочет лишний раз связываться. Груз не тронут.
– Ребенок, ты чудо… но теперь мы очень и очень спешим.
Глава 11
ЛОСКУТНАЯ
– Я жду с минуты на минуту гонца. Взгляни на дорогу, кого ты там видишь?
– Никого.
– Мне бы такое зрение – увидеть никого, да еще на таком расстоянии.{15}
Диалог дамы с дозорным
Тиссу обняли. Поцеловали в макушку. Обули. Обернув соболями – шаль волочилась по земле, как мантия, – потащили прочь.
И что это значит?
Она опомнилась, лишь оказавшись в уже знакомой комнате.
– Вы оба ждете меня здесь. – Их неугомонное сиятельство переодевались быстро и не думая о том, что леди не должна видеть… хотя успокаивает что синяки почти сошли. А шрамы вот остались и тот, который за ухом, наверняка тоже. – Запоминай. – Урфин протянул руку, и Тиссе пришлось завязывать манжеты старой рубашки. Он опять собрался в город? Мало было? – Если дядя потом спросит, то я неотлучно был при тебе. Ясно?
Нет.
– Да.
Со вторым рукавом Тисса справилась быстрее. Пуговицы на жилете сам застегнул.
– Я вернусь через час или два… скоро, в общем. Гавин, присмотри. И развлеки. Еда есть. Вода тоже. Все, радость моя, скоро буду. Поцелуй на удачу.
И этот невозможный человек наклонился, а Тисса, ошалев от происходящего, не нашла ничего лучше, кроме как поцеловать его в щеку.
– И как это следует понимать? – спросила она, когда в двери с оглушительным скрежетом повернулся ключ, и Гавин вздохнул:
– Их светлость запретили лорду выходить из замка. Но, наверное, что-то случилось…
…из-за Тиссы.
Тот корабль что-то значил. И теперь ей придется врать не только тану, но и старому лорду.
Обучение плохому проходило крайне интенсивно.
– А запирать зачем?
Тисса подошла к двери и подергала за ручку, убеждаясь, что ей не почудилось: дверь определенно заперта.
– Если, – Гавин сглотнул и отступил, – если кто-то вдруг будет вас искать, то он подумает… решит… что вы и мой лорд…
И Тисса поняла. Она не завизжала сугубо потому, что от возмущения пропал голос. За что с ней так? В чем она провинилась?
– Вы… вы не сердитесь, пожалуйста, – взмолился Гавин.
Тисса не сердится. Она в ярости. Любому терпению есть предел. Но это… это же запредельно просто! Запереть ее здесь, чтобы все подумали… дверь она все-таки пнула.
Не очень удачная идея – пинать дверь, когда на ногах домашние туфельки.
Больно!
И слезы потому, что больно. Надо было этого человека в ванной утопить! А она еще переживала, что врать приходится. Больше переживать не станет. Плакать тоже. Сейчас успокоится, допрыгает до кресла – Гавин мог бы и помочь, – проверит, целы ли пальцы, и решит, как отомстить. Планы, приходившие в голову отличались кровожадностью и малой вероятностью осуществления.
– Вы ведь не выдадите его? – Гавин наблюдал за Тиссой настороженно, точно ожидая от нее подвоха.
– Выдам. Обязательно.
Потому что подло так поступать!
И нога болит.
– Не надо! Он хороший! Он очень хороший… он умный, и добрый, и…
И следующие полчаса Тисса слушала, с каким замечательным человеком она связала свою жизнь. Их сиятельство обладали неиссякаемым списком достоинств – и как в одного человека вместились-то? – о которых Гавин рассказывал с искренним восторгом. У него и глаза-то сияли… впору поверить, что их сиятельство тщательно скрывают от Тиссы другое свое обличье – благороднейшего человека.
– Гавин, – Тисса поняла, что слушать больше не способна, – если ты не замолчишь, я заору. Громко. И кто-нибудь придет на помощь.
…выбьет дверь…
…их светлости донесут, что тан ослушался приказа…
…а Тисса соучаствовала и, более того, сама стала причиной побега. Она же корабль увидела…
– Ты же не выдашь. – Гавин сел на пол и скрестил ноги.
Где это Тисса подобную позу видела? О нет, двух танов она не выдержит.
– Не выдам.
В конце концов, вдруг случится чудо и об этом приключении никто, кроме Гавина не узнает?
– Тебе не надо бояться. Мой лорд не позволит тебя обидеть.
Чудесно. Вот только верится слабо. Да и никто не обижает Тиссу. Просто получается все как-то нелепо.