Борм ле Мимоза, август — Медон, сентябрь 2005 г.
261.
ПОЛУОСТРОВ
Из Шеймаса Хини
Если нечего больше сказать — объезжай полуостров.
Небо будет высокое, как над посадочной полосой,
Только нет разметки на ней, -
значит так, не прибыв никуда,
Сесть не сможешь —
ну что ж, продолжай свой путь. Это просто:
Обогни прибрежные дюны,
когда горизонты в сумерках
Выпивают море до дна и съедают верхушки холмов,
Да и сам ты давно в темноте… А поэтому вспомни
Как чёрные пашни заглатывали
треугольнички белых домов,
Вспомни этот прилив:
поначалу отсвечивает зеркальный песок.
Силуэт коряги.
Скала, о которую рвутся тряпочные буруны.
Островки сползают в туман
и с ним постепенно сливаются.
Голенастые птицы шагают
на ходулях негнущихся ног.
И доедешь до дома.
И всё так же сказать тебе нечего, верно.
Но зато ты узнал, что отныне и навсегда
Ты любые пейзажи измеришь
одной единственной мерой —
Гранью моря и суши, где только земля и вода.
262.
Памяти Станислава Лема.*
Борису Стругацкому
Один из нас. Разве чуть постарше.
(Что врать-то? Ведь ты — не только о нём.)
Но как Йону Тихому ты расскажешь?
И надо ли рассказывать, да и о чём?
Заткнёт он, что ли, тряпками чёрные дыры?
На факелы Сириус разберёт?
Луну раскрошит? Ведь не хватит в мире
Камней на порядочный памятник… Так вот:
Хоть монументы, хоть жалкие камеи —
На кой они сдались, те сепульки, ему?
Хоть выруби экраны — не станет темнее
Настолько, чтоб — похоже на эту тьму.
Какая рифма теперь, кроме "немо"
И верно сливается с именем его?
Или разыскать в лабиринте неба
Какую-нибудь новую? Для чего?
"Куда нам плыть?" Вот — пустая палуба.
Что ж, люк задрай, иллюминаторы закрой.
Сколько ты книг туда ни затолкал бы,
Полка всё равно останется с дырой.
Так вот и молодость наша провалилась
В чёрную дыру мимо всех планет…
А теперь, поверь уж, сделай милость,
Что на звёздах жизни и вправду нет,
Что изменилась звёздная карта,
Что не сочинитель романов, не имярек —
А в две тысячи шестом, 27-ого марта
Умер "Не календарный,
Настоящий двадцатый век".
263.
Утром пахло влажной землёй, хотя и не было ночью дождя.
Лена
В лапах мохнатых и страшных
Колдун укачал весну…
А.Блок.
Когда без дождя влажной земли запах
С рассветом вламывается
в раскрытые окна дома,
Когда весне не сидится у колдуна в лапах,
"В лапах мохнатых и страшных" — то всё по другому:
Голые ветки — зачем же тьму протыкать им?
Чтоб оказаться в другой такой же тьме?
Тьма на тьме — ведь страшней,
чем закат на закате,
Ночь-то в ночи
не позволит, чтоб "два в уме",
Только совам дозволено с ней не считаться:
Ибо весенний торжествующий крик совы
Будит,
высвобождает из тьмы веселье акаций
И шевелит рассыпанные тени
мелкой листвы.
Ну, ветки — голы, но тьма — уж куда голее!
(Там, где не знают о свете —
никчёмна тень…)
Но если сирень разрывает сумрак в аллее,
Тьма не посмеет, не сможет — если сирень!
264.
ЗЕЛЁНЫЕ СТИХИ
В зелёном, весёлом покое,
Когда бы не громкая птица -
Шуршанье покоя — такое,
С которым и сон не сравнится,
Когда бы не громкая птица
Над спрятанной в чаще рекою.
…И заросли влазят по склонам,
Не зная, что значит топор,
И сонные мальвы в зелёном
Висят над приречной тропой,
Могучая зелень покоя -
Над ней даже солнце — зелён…
И зИлена пена левкоев,
И тень под твоею рукою…
Камланье лягушек такое…
В кувшинках — зелёновый звон!
А если и выторчит сонный
Репейник, сердит и лилов,
То медленно ветер зелёный
Всплывает из трав и стволов,
Смеясь, покружит над толпою
Зелёных серьёзных шмелей и —
Туда, где бредут с водопоя
Зелёные козы, белея.
В зелёном покое платана
Так весела музыка сфер,
Что "Вечный покой" Левитана
Тут был бы и мрачен, и сер.
В зелёных разгулах бурьяна
Тут нету богов, кроме Пана,
(Нет больше богов, кроме Пана!).
И эти два синих пруда,
Покрытые ряской зелёной -
Глаза его — весело сонны:
Смотреть не хотят никуда…
Дордонь
265.
…Это — о лете?
Гул океана.
Гул океана.
Эхо от туч.
Зелены сети,
Мокры и рваны.
Косо пробившийся
Бледный луч.
Чайка торчит
В асфальтовом небе.
Скала торчит —
Углом доска.
Песок — паркет.
Тучи — мебель.
Гул океана.
Шурш песка.
Гул океана —
Грубая туба:
Не выживают
Ни сакс, ни кларнет.
Гул океана
Глушит и трубы,
А уж о скрипке
И речи нет.
Гул океана,
Гул океана.
Дробь барабанная
Бьёт дождём…
Ветер —
Партия большого барабана.
Ветер к финалу
Готовит
Гром…
266.
Мишурные брызги, —
Речные подарки,-
Вихрятся в мальчишеском беге байдарки!
Весло — продолжнье руки, продолженье
Реки… Ну, короче, причина движенья…
Попробуй-ка, так различи набегу
Стога ли, коровы ли, там на берегу?
Но речка замедлится в беге счастливом,
Но речка
Окончится неторопливым заливом —
Где жаворонков оттесняют туманы,
Где жаворонков заменяют бакланы,
Где сейнеры вдоль деревяного мола
Качаются, готовые сняться с прикола…
И возле гранитной узорной церквушки
Наставят гортензии синие, ушки,
Холщёвое небо одарят в достатке
Густой синевой…
(Ну, а цвета остатки
И морю достанутся — прямо от устья
Речонки —
И щедро: малярной кистью…)
Из кружки (из бухточки) пена прибоя —
Рыбаку обещает что-то хмельное…
Но — бряканье цепи. Но — скрип якорей.
Последняя кружка?
Он помнит о ней…
А краски бледнеют. И синее тоже,
Белея, иссякнуть под тучами может…
Вот — море и небо утратили цвет —
И нет рыбаков,
И сейнеров нет.
Отлив.
Скалы голы.
Залив — по колени…
А стих не подвержен такой перемене.
267.
ДВОЙНОЙ СОНЕТ
Река листвой сыта, и зелена.
Какой-то дуб вдруг выторчит из щели,
Под ним коровы рыжая спина,
По берегам кочуют времена:
Чернеют троглодитские пещеры,
или — четырнадцатый век мелькнёт
То башней, то углом зубца стенного,
И, как неустоявшееся слово -
От берега до берега и снова -
Байдарку сносит каждый поворот.
И ветер, курс меняя, то и дело
В ветвях нависших дёргает струну…
А вот шапчонка чудом уцелела
И продолжает прятать седину.
Зигзагами расщедрилась река,
Стремительная как начало лета:
То тень прорвут густые пятна света,
То виснет ветвь как жадная рука,
То вытянутся травы по теченью: —
Не сдвинув с места их вода несёт.
То вдруг порожек, то водоворт,
То морщит воду ручейков паденье.
Весло небрежно чиркнет по камням -
Стрекозы или просто брызги там?
Река спешит, река живёт в разбеге:
Так весело и так бездумно ей
В зелёном коридоре тополей!
А тополя напомнят нам о снеге.
23 июня 2009
268.
ПАРЦИФАЛЬ
А. Д. Михайлову
Меня послал фон Эшенбах
Предмет неведомый искать,
Да бесконечно на плечах
Кастрюлю ржавую таскать!
Я находил, бросал — не жаль:
Ведь это всё был не Грааль…
Но Что он есть? На вид каков?
Всё в мире отвечало мне
Апофатическое "Не…"
Поди, спроси у берегов,
У замков, или деревень,
Но им ответить, видно, лень.
А тот, кто в путь меня погнал
Сам, видно, ничего не знал…
Но кто же — я? Опять ответ
"не, не, не, не…" — иного нет:
Я не Гавейн, не Ланцелот,
И, уж понятно, не Артур,
И мне не нужен Камелот
И стайки тех дворцовых дур,