же светлой блузочке совсем без рукавов. Забравшись следом, мы укрыли дно кузова и примостились вместе.
Стали рассматривать Большую Медведицу.
— А вон она! Вон маленькая! — Крикнула Маша, — вон!
— А как это ты ее нашла? — Придвинул я голову к Машиной, — не вижу, покажи!
— Смотри! — Девушка вытянула руки, — вон видишь большая? Вон две еешние первые звездочки. Берёшь расстояние между ними и… раз, два, три, четыре, пять! А вот и полярная звезда получается!
— Вижу, — улыбнулся я, — медведицы малой, хвост.
— Да! — Маша улыбнулась тоже, — и совсем несложно, да?
Девушка обратила лицо ко мне. Я уже смотрел в ее светлое красивое лицо. Заглянул в темные глаза.
Улыбчивая, едва встреться мы взглядом, Маша посерьезнела. Приоткрыла пухленькие губки как бы в удивлении. Черные ее брови поползли вверх.
— Игорь, — прошептала она, когда я обнял ее, медленно прислоняя к себе.
Девушка подалась охотно. Так, будто ждала этого. Когда наши лица сблизились, Маша закрыла глаза, вытянула темно-красные в звездной темноте губки.
А я глаза погодил закрывать. Хотел еще немного полюбоваться ею, прежде чем начать наш поцелуй. И только когда губы наши сомкнулись, а тела сплелись, когда прижалась она ко мне изо всех сил, я закрыл глаза, слушая ее сдавленное, но такое приятное дыхание.
А потом, к этому звуку добавился еще один. Совсем не чудесный звук.
— Что это? — Разомкнула она наши губы, — едет кто-то.
— Грузовик, — сказал я суховато. Потом сел. Маша села следом.
И правда, на широкой земляной дороге, что спускалась к реке, блестели фары. Из дали гулко порыкивал газоновский двигатель.
Когда непрошеные гости подъехали ближе, услышал я веселый их крик и смех. Катались это парни с девками по низу. Развлекались.
Машина осветила нас фарами. Ослепили дальним светом. А потом затормозила не поодаль.
— Кто тута есть? — Услышал я грубоватый голос водителя.
— Дальний убери! — Крикнул я в ответ, — не видать ничего.
Водитель послушался, и выключил свет, а потом и двигатель. Пришлось подождать несколько мгновений, пока зрение не привыкнет к темноте.
— Катаетесь? — Спросил парень.
— Да катаются!
— Воркуют!
— Вона какие, голубки-любовники!
Из газона раздались многочисленные голоса, мужские и женские. Кто-то кричал с кабины, а кто-то прямо с кузова.
— А ты что ли, Игорь Землицын?
— Ага! Он! — Раздался высокий мужской голос, — а с ним Машка Фадина, медсеструха!
— А кто спрашивает? — Насторожился я.
— Я Серега Мятый, — водитель, что все это время выглядывал из окна двери, теперь открыл ее и вылез на ступеньку, вытянулась над кабиной. Был он высок. Глаза его недобрым блеском виднелись в сумерках, — Гуляемся мы! И ты, вижу, тоже гуляешься!
Серега Мятый? Видел я пару раз этого паренька на гараже. Знал, что это один из дружков Серого. А мятым его прозвали за нос, потому как настоящая его фамилия была Бесхлебнов. Сломанный же еще в армии нос его, как бы вмятый на переносице, быстро прилепил к Сергею его прозвище.
— Ну и хорошо! — Крикнул я в ответ, — гуляйтесь дальше! Никому не мешайте, и мы не будем!
— А мы и не мешаем! — отозвался Мятый, — только есть у нас в компании, одно-единственное недоразумение!
— Игорь, — тихо шепнула мне Маша, — я их боюсь. Я слышала про этого Мятого всякое недоброе.
— Ничего не бойся, — сказал я также тихо, — хорошо все будет.
— Недоразумение это, — продолжал он, — очень мне обидное!
Я не ответил, глядя на Мятого. Он же, видимо, ожидая ответа, повременил пару мгновений, потом сказал:
— Понимаешь, шестеро наст тут. Все подва, мальчик-девочка, значит. И только у меня пары нету. И оттого на сердце совсем печально. Сам, значит, баранку крутишь, а другие милуются.
— Сочувствую! — крикнул я.
Мятый не ответил, словно бы дали ему щелбана. Но потом опомнился:
— И потому у меня вопрос один. Не к тебе, Игорек, а к Машеньке. Медсестричке.
Маша, от его слов сжалась в комок. Втянула голову в плечи.
— Поехали, Машенька, — сказал он смешливо, — вместе с нами кататься?
Глава 19
— И не стыдно тебе, Мятый, — хмыкнул я, — нахальным быть таким? Ведать за это нос тебе и помяли.
— Я не тебя спрашиваю, Землицын, — потемнел лицом Мятый, — а Машеньку.
— Так давай, — я встал, — я за нее тебе скажу. Потому что такой вопрос очень уж дурацким получается, раз уж она со мной гуляет.
Мятый промолчал. Смотрел он на меня блестящими глазками. Его грубое обезображенное сломанным носом лицо имело жесткое, злое выражение.
Друзья его, среди которых я увидел Микитку с той самой Пышечкой Валей, притихли.
— Сережа, может, поедем? — Решилась подать голос какая-то девочка.
Мятый сделал вид, что просто не слышит ее. Тут поднялись другие голоса:
— Поехали дальше кататься, Сережа!
— Да брось ты их, Серега! Едем!
Компания разноголосо загалдела, прося его прекратить.
— Никуда она не поедет, — заглушил я все голоса в округе.
— Ничего, — сказал Мятый, — это Машенька пока не знает, что ты с моей сестрой за ее спиной милуешься.
Машка всхлипнула, сидя у моих ног. Я опустил глаза. Девушка удивленно подняла на меня взгляд. Бровки ее жалостливо поползли вверх.
— Это как же? Мы тут с тобой целуемся, а ты с другой еще гуляешь?
— Не гуляю, — сказал я, — сейчас разберемся с Мятым, и все я тебе расскажу. Подожди немножко.
— А может, — сказала обиженно девушка, — не хочу я знать… Ничего теперь не хочу…
— Так что? — Улыбнулся Мятый, а потом спрыгнул с подножки, — теперь поедешь со мной кататься, а, Машенька?
— Не поеду! — Встала она решительно, — вы, мужики, нужны мне как собаке пятая нога!
— А что такое? — Улыбнулся он, — Вот этот вот, Землицын, нужон тебе был! А я за твоей спиной гулять не буду с чужими сестрами!
Девушка, подойдя к краю кузова посмотрела, как ей спрыгнуть. Однако я аккуратно взял ее за локоток, сказал:
— Если уж слушать меня не хочешь, то хотя бы обожди, пока этот уберется. А потом уж я тебя до дому довезу и пропаду. Не стану больше с тобой видеться.
Маша, показала мне глаза на мокром месте. Губы ее, побледневшие в теплом свету фар, приобрели желтушный, болезненный оттенок и подрагивали.
— Пожалуйста, — сказал я.
Девушка выбралась из моих рук, обняв свои плечи, отошла к кабине. Я же холодно посмотрел на Мятого.
— А чего ж ты ее теперь не пускаешь? — Рассмеялся он, — все уж, кончилась твоя с ней дружба. Теперь она девка свободная.
— Берегу я ее доброе имя, — сказал я холодно.
— Ох какой добренький, — рассмеялся Мятый, — да ты не переживай, я человек советский, культурный. Вреда женщине не сделаю.
— Не о том я, — я спрыгнул с кузова, — не хочу, чтоб ее все девки станичные обсмеивать стали.
— За что обсмеивать? — Нахмурился Мятый, и его грубые полные губы искривились в неприязненной гримасе.
— Что она с таким ломоносым мужиком гуляет, — проговорил я, глядя исподлобья.
— Ах ты падла… — Прошипел Мятый и решительно ринулся ко мне.
Я же, не думая ни секунды, направился к нему. Чувствовал я, как клокочет все внутри. Как рвется молодое, полное дури тело в бой. Как трясутся кулаки. И только холодный мой, опытный разум понимал, что так не надобно торопиться. Понимал он и возможные последствия сегодняшнего вечера. Но отступить я не мог. Не привык Игорь Землицын опускать руки. Никогда не опускал и сейчас не станет. Такой жгучий вопрос нужно было решать здесь и сейчас. Решать кулаками. Иначе было никак.
— Не надо Игорь! — Услышал я за спиной крик Маши.
— Мужики! Ну вы че, мужики! — Закричал кто-то из друзей Мятого. Я увидел, как они стали спрыгивать с машины.
В этот раз первым ударил я. Массивный и крепкий Мятый замахнулся, широко, по-мужицки. Я просто выбросил кулак вперед. Щелкнуло. Мятый всхлипнул и только потом ударил. Рука его, ушла мне за голову, потому как я бросился на него. Мы сцепились, упали на землю, принялись валяться, кататься в береговом песке, дубася друг друга, кто куда может.
Когда я извернулся, с трудом не давая тяжелому Мятому оказаться сверху, и взгромоздился на него, то замахнулся. Вдруг почувствовал, как многочисленные руки хватают меня и стягивают с Мятого.
— Игорь! Игоречек! — Маша спрыгнула с кузова и бросилась ко мне.
Мятый перепугано, подсознательно оберегая лицо от нового удара в нос, отполз, когда утерся и увидел на руке кровь, проговорил:
— Ах ты…
И кинулся на меня, но руки двоих мужиков обвили и его плечи. Стали держать.
— Уймитесь! Уймитесь, ну! — Кричал кто-то из захвативших Мятого.
Я рвался в путах из чужих рук совсем недолго. Жар