ж ты нас тут собрал-то, а? Дядь Миш? — Спросил я.
— Скажите мне, — блеснул завгар глазками, — есть промеж вами обида? Закусили друг другу удила? Али нет? Али кулаками вчера все порешали?
Я посмотрел на Мятого. Он опасливо поднял на меня глаза.
— Ну скажи мне, Сережа, — вздохнул я, — как мы вчера, порешали все? Нет между нами обиды? Или ты что-то все же затаил?
Мятый растерянно пожевал губами, бормоча что-то про себя. Потер изуродованный нос. Громко засопел.
— Нету. Нету у меня обиды. То, вчера, недопонимание вышло. А я ж потом узнал, как все на самом деле было. Что Игорь мне ничего плохого не делал. Да и, — он вздохнул, — самогону папкиного вчера попробовал чутка. Он еще мне гонору добавил.
— Ну вот и хорошо, — кивнул я, — потому что у меня тоже нет к тебе, Сергей, обиды.
Мятый немного растерянно улыбнулся.
— Ну что ж. Хорошо, — облегченно вздохнул завгар, — тогда с этого кабинету не выйдет ваша ссора никуда наружу. Если уж вы так, хоть и кулаками, но все порешали, то замнем. Ты, Игорь, в Армавир езжай. А ты, Сергей, чтобы до трех часов был тише воды ниже травы. Не свети побитой мордой по гаражу. Понял?
— Да понял дядь Миш, — покивал Сергей и лицо его просветлело.
— Ну вот и ладушки, — встал все еще немного хмурый завгар, и примостился за свой рабочий стол уже передом, — хорошо, что ты Игорь, сразу в драке признался. Не отнекивался, — добавил он, не оборачиваясь, —я уж думал вам допрос устроить. Ну ладно. Идите работать.
— Игорь, — остановил меня в коридоре Мятый, — спасибо тебе, что не стал раздувать это все.
— А нечего было раздувать. Я сказал тебе все что хотел.
Мятый помялся. Потоптался на месте пару мгновений. Потом начал:
— Хочу у тебя прощения попросить за вчерашнее. У меня, понимаешь, кроме Ирки никого не осталось. Единственная она моя родная семья. Вот и пекусь о ней. Ты пойми, — он улыбнулся, — что реши ты с ней по-серьезному, я бы только рад был. Мужик ты нормальный. А если уж у тебя другая в невестах ходит, так тут уж не могу я допустить…
— Понимаю, — перебил я, — понравилась мне Ирка-Лиска, не скрою. Но решил я все же с Машкой гулять. Потому и не приехал больше к Ире в гости.
Мятый покивал.
— И что от суда уберег, тоже спасибо. Ирка у меня все не вступала в комсомол в школе, а сейчас надумала поступать в техникум. И в комсомольцы тоже. Вот я и испугался, что если меня на суд вызовут, то может ей это как-то помешать.
— Ну теперь вызвать не должны, — сказал я, — если только тот, кто про нас завгару рассказал, еще куда не пожалуется.
Мятый нахмурился.
— Как думаешь? Кто это мог быть? — Спросил я, — у меня на уме только два человека.
— Серый то был, — сказал Мятый, — больше некому.
— А Стенька?
— Не. Стенька так не сделал бы. А вот Серый, он мог. Черт знает что от него можно ждать, — сплюнул Мятый, — он только и делает, что по головам лезет. Решил, значит, через меня тебе навредить. Ну теперь, черт долговязый, он у меня попляшет.
— Ну-ну, — предостерег я Мятого, — смотри. Нито точно на товарищеский суд попадешь. Тут нужно по другому к делу подойти. С умом.
Мятый вздохнул.
— Вроде ты и прав. Не буду с ним делов иметь больше, раз он так подставить может. А ты, если хочешь, обращайся в любое время. Я теперь тебе обязанный.
Когда мы с Мятым вышли на улицу, первым моим желанием было посмотреть, а где же тут Серый ходит? И увидел я его почти сразу.
Сначала у нас с Мятым перед носом, выехал с гаража Микиткин пятьдесят второй. Потом, за ним и Серый на своем самосвале пошел на рейс.
— Ну ничего, — проговорил я себе под нос, — ты у меня еще на все вопросы ответишь, Пашка.
— А зачем тебе в тот хутор-то? — Удивился Боевой, — да еще и с ведром!
— Должок у меня там небольшой, — сказал я, не отвлекаясь от дороги.
Мы с боевым ехали по трассе, что тянулась от города Армавира до самой станицы Отрадной. Вдоль нее лежала и Красная.
Всюду от той трассы, туда и сюда отбегали маленькие дороги, ведущие в местные хутора. Красное Сельское поселение было большим. Всюду в них, в этих хуторах, лежал наш колхоз: тут рыбный промысел, там МТС, вот здесь птицефабрика или свиноферма.
Жизнь прямо-таки кипела. Туда-сюда ездили трактора. Колхозные грузовые машины мчали в город по своим делам.
У нас же маршрут был простой. Остатки огурцов с теплицы нужно было доставить в город Армавир на склад сельпо № 4. И, сказать по правде, хотелось мне очень быстрее добраться до этого склада. Думал я, что могу там, на нем, найти того самого Лёньку из желтой автолавки.
— Слушай, Игорь, — сказал Боевой, щурясь от солнца, — а мож заедем в местный станичный магазин?
— Это зачем? — Спросил я, — мы пока в центре были, ты чего не захотел никуда идти? Не на рынок, не в магазин?
— Да что там за магазины, — махнул рукой Боевой, — один стыд, а не магазины!
Я хмыкнул, покосился на него глазом.
— А тут, в хуторе Гремячем, есть один магазинчик… Он прям недалеко от местного рыбного хозяйства стоит. И продают там, — Боевой воздел к потолочной обивке мечтательные глаза, — целые в-о-о-о-о-о-т такие сазаны в копченом виде.
— Рыбки захотел?
— Да не. Это я не себе. Это я хочу моей отвесть, — серьезно посмотрел на меня экспедитор, — может, тогда она меня домой ночевать пустит? А то мне надоело уже. Сегодня ночевал в машине, так комары, гады, не пойми откуда лезут. Не, — он задумался, — они и в хату лезут. Но моя у меня в хате так все нафталином провоняла, что они будто бы еще на подлете помирают.
— Так может тебе и в машину нафталину привезти? — Рассмеялся я, — уложишь куда-нибудь под сидушку и будешь комаров отпугивать.
— Да не, — Боевой насупился и покачал головой, — я запах нафталину на дух не переношу. Я иногда думаю, что может это я специально пью водку, чтобы его от себя отбить и не ощущать совсем. А меня еще и жена за это выгоняет! Выходит, я как бы со всех сторон пострадавший и обделенный.
— Слушай, — сказал я, заворачивая руль к хутору, — так зачем тебе тогда домой-то? Там же нафталин. Ну так и сиди в гараже. Что такого? Ты там по ночам не один. Кто-то из мужиков там все околачивается.
— Так это еще хужей! — Боевой посмотрел на меня так, будто я сильно чем-то задел его чувства, — еще хужей и неприятнее! Потому что спать эти черти мне не дают! Всю ночь смеются, как кони. Али свет матають, что не заснешь! А я человек старый! Мне надобен хороший здоровый отдых! А как же тут отдохнешь? Сидушки неудобные, хоть ты тресни. На дне окопа спать удобней было, чем на сидушке газоновой. И вообще, разместиться не успеешь, а тебе уже кричать мужики: Боевой! Иди водку с нами пить! Нам без тебя скучно! И вот что тут делать?..
Боевого, почти как Остапа, понесло. Однако, не скажу, что меня это как-то раздражало. Болтает, и пусть себе болтает. Главное, что не делает никаких глупостей. А забавные разговоры Боевого меня даже развлекали.
— Так а что ж? — Спросил я, — Твоя любит копченую рыбу?
— Да вообще, — вздохнул Боевой, — нет, не любит.
— А зачем же ты рыбы ей собрался покупать? — Я рассмеялся.
— Ну а как же? Что же мне еще ей купить?
— Эмалированное ведро, например, — пожал я плечами.
— Да ну, Игорь, какое ей ведро⁈ Не заслужила она не то что эмалированного ведра, а даже самого последнего жестяного тазу! Ты бы слышал, как она меня выгоняла! Какими последними словами при всех меня покрывала! Я, — стукнул он себя в грудь, — фронтовик! Фашистов гнал до самого Берлину! Да я против пулеметов в атаку ходил! Да я… — задумался Боевой, — да я в танке горел! И тут мне, понимаешь, собственная жена такие слова говорит, что не каждый мужик их знает! А только и стою, да краснею как девка какая. Не обида тогда, когда меня выгоняли с дому, на меня напала, а больше стыд взял, за то, что жена моя, такие слова знаить!
— Ну тогда не поможет твоя рыба, — я рассмеялся, — если даже ты ее жене притянешь.
— Поможет-поможет! — Уверил меня Боевой, — Вот увидишь, что поможет. Уж буду я сегодняшней ночью в хате спать, а не в гараже, как пацан какой дворовый.
— Ну как знаешь, — я вздохнул, — но сначала