На Stedry vecer[3], когда уже был накрыт стол и остались позади все хлопоты, я зашел в спальню и, загримировавшись по полному варианту, показался Магде. Она ахнула, но присмотрелась и сказала:
– Твои губы, руки, глаза и походку я узнаю под какой угодно маской, но грим глубокий, и ты можешь выступать в нем в любом качестве.
– Это я и делаю. Сия маска есть инструмент моего более широкого познания мира, шапка-невидимка, с помощью которой я преодолеваю многие запреты, предписанные мне нашим государством. Она дает мне дополнительную степень свободы в тоталитарной стране и учит искусству клоуна, холодного наблюдателя и игрока. Если хочешь, мы, представители враждующих держав, завтра вместе спокойно погуляем меж моих идейных соотечественников, посмотрим в лицо сверхбдительному начальнику, пройдемся под пристальными взглядами жен моих сослуживцев, даже заглянем в «Русский клуб», где все демонстрируют липовую сплоченность коллектива советских специалистов. Мы потреплем по щечкам их милых деток, поговорим на немецком языке с супругой нашего парторга, – она единственная, кто может связать два нерусских слова…
– Потрясающая идея! Меня никто не знает, а тебя никто не узнает, и мы можем на глазах у твоих надзирателей свободно гулять по улицам, тасоваться меж твоими соотечественниками, ходить по ресторанам, ездить по стране… Немедленно включаюсь в твою игру. И я начинаю кое-что подозревать… Так вот где скрывается твое второе лицо?
– Да. Но странно устроен человек: еще недавно мне доставляло удовольствие такое переодевание… А теперь… впрочем, об этом позже.
Мы вышли из дома. Стояла тихая морозная ночь. Непривычно пустынные улицы были покрыты пушистым снегом и инеем. В просветах между крышами домов виднелись звезды и черная межзвездная бездна, которая рассеивалась в тусклом городском освещении. Город был окутан легким искрящимся шлейфом, состоящим из прозрачных микроскопических льдинок – они разноцветно искрились и поглощали все звуки. Скрип снега под ногами отдавался внутри тела и не распространялся ни на сантиметр дальше собственных каблуков, – это я обнаружил, специально остановившись и не услыхав шагов своей попутчицы. Окна многих домов озарялись разноцветными всполохами гирлянд на рождественских елочках. Там, в квартирах, сидели за праздничными столами люди, они, наверное, о чем-то беседовали, что-то делали, вставали, ходили, но создавалось впечатление о полном их отсутствии, потому что наружу оттуда не проникало никакого движения. И эта особая изоляция имела смысл уловить в божественной тишине приход светлого Праздника Рождества Христова.
Татьяна Кондрашева
Родилась в Узбекистане, в Ташкенте в 1968 году. В 2002 году переехала в Подмосковье. Никогда не была связана с литературой. Волею судеб около года назад попала на работу в частный журнал внештатным корреспондентом. С детства записывала понравившиеся истории из жизни, смешные и грустные, обычные и странные… Это одна из них.
Портки
Утро, маленький Подмосковный городок. На скамеечке возле подъезда молча сидят три бабульки. Зябко, но бабушки намертво прилипли к скамейке. Наконец они дождались своего звездного часа: в пустынном дворе появилась их соседка – Надежда Филипповна.
– Надежда, – вкрадчиво позвала одна из них, – иди сюда.
– Чего тебе?
– Куда ходила такая нарядная? В поликлинику, что ли?
– Это вы все по поликлиникам, а я к своему – на рынок ходила, у него там бизнес!
Бабушки как по команде сделали круглые глаза.
– Как к своему?! Он же у тебя полгода как на кладбище? Царство ему небесное!
– Другой у меня теперь! Ясно?
– А зачем он тебе, Надь? Портки стирать, что ли? Может, скучно тебе? Так ты к нам, на лавочку приходи.
– Еще чего, буду я тут с вами кудахтать! Я вот вчера вечером с ним поругалась – всю ночь сердце ныло. С утра мириться ходила. Портки…
– А сколько тебе лет, Надежда?
– А тебе какое дело?
– Да ладно, скажи, тут все свои.
– Семьдесят четыре. И что? Старая? Это ты старая! Прилипла задницей к скамейке – не оторвешь! Портки… Они у меня каждый божий день на веревке в ванной сохнут! А ты – завидуй! Мужик в доме!
Тетя Надя с раздражением отвернулась и пошла по своим делам.
– О-о! Портки стирать пошла, – зашептались бабульки.
Юрий Кузнецов
Кузнецов Юрий Николаевич, автор нескольких книг для детей и подростков, изданных в России и Германии.
Родился в г. Анжеро-Судженск Кемеровской области в 1950 году. В 1972 году окончил Горьковский политехнический институт по специальности «Радиотехника», более 30 лет жил и работал в г. Ярославле. С 2010 года проживает в г. Реутов Московской области.
Автор 20 изобретений, 50 научных и 30 художественных публикаций. Член ИСП, МГП и СП России, лауреат ряда литературных международных и российских конкурсов, премий и наград.
Вредины
[Новогодняя сказка Волшебной страны]
Эота вполне устраивала своя физиономия: злобный оскал заранее предупреждал любого, кто осмелится приблизиться к нему: «Осторожно, злой клоун!». Зато не нужно лицемерить и притворяться добреньким, как медведь Топотун. Его шкура, набитая опилками, служила прикроватным половичком Джюсу до того, как Урфина угораздило оживить её, а он преданно, верой и правдой, стал служить хозяину.
После поражения Урфина Джюса во Второй войне против Изумрудного города деревянному клоуну Эоту Лингу удалось в суматохе благополучно затеряться в высокой траве. Ему вовсе не улыбалось стать слугой Страшилы и, как дуболом, носиться по его поручениям с вечной улыбкой на лице. Найдя себе убежище в глухой чащобе, клоун внимательно следил за судьбой Джюса, подслушивая, о чём судачат сойки да сороки. Так он узнал, что одновременно с ним покинул хозяина и Топотун.
«Своя шкура ближе к телу! – одобрил Линг. – Не дожидаться же, когда из тебя снова коврик сделают!»
Эот надеялся, что вот-вот Джюс затеет очередную войнушку и снова пригодятся его острые глаза и чуткие уши. Каково же было удивление клоуна, когда он узнал, что Урфин стал до омерзения порядочным, заделался огородником и даже опустился до поставок овощей в Изумрудный город, ко двору Его превосходительства Страшилы Трижды Премудрого.
«Эк как судьба-то его скрутила! – сокрушался Линг. – А ведь дважды был Правителем Волшебной страны. Эх, если бы не помощнички Страшилы из Большого мира, всякие там Элли да Чарли… Не иначе, как Урфина кто-то околдовал! – решил он. – Не поверю, что человек может так перемениться по собственной воле. Был-был плохим, а потом вдруг – раз, и стал таким хорошим, что даже смотреть противно!»
Деревянный клоун вдруг припомнил, что один из шипов оживляющего растения до крови уколол Урфину палец…
«А вдруг это заражение крови добротой! – осенило клоуна. – Вот бы найти снадобье, которое смогло бы снова сделать Джюса злым и завистливым. Рассказывал же филин про какого-то мальчишку, Кая, кажется, которому Снежная королева смогла осколком льда так заморозить сердце, что ему на всех стало наплевать, даже на самых родных и близких».
– Вот только где найти такое колдовское мороженое в нашей Волшебной стране, здесь же вечное лето? – вздохнул Эот.
– В Снежном поле! – вдруг услышал он в ответ.
Это было настолько неожиданным, что Линг чуть не свалился с пенька под дубом.
Подняв голову, клоун разглядел в ветках филина Гуамоколатокинта.
– А ты откуда здесь взялся, Гуамо? – поинтересовался Эот, хотя хорошо знал, что филин терпеть ненавидит, когда его называют вместо полного имени каким-то огрызком.
– Не Гуамо, а Гуамоколатокинт! – огрызнулся филин.
– Ладно, ладно, – пошёл на попятную Эот. – Будь хоть Гуамоколато-Шоколато, мне не жалко! Что, сбежал от добренького и сладенького Урфина? Противно стало?
– Ты же знаешь, я летаю сам по себе! – отозвался филин. – С кем выгодней, с тем и живу. Просто у Урфина стало слишком уж чисто и светло, а мы, филины, любим, где темно да сыро. Вот я и решил переселиться в лесную чащу, в дупло старого дуба. Я же в нём после Первой войны прятался!
– Живи где знаешь! – не стал возражать Эот. – Так что ты там проухал?
– Лёд, говорю, можно найти в Снежном поле! – проворчал филин. – Ты чем слушаешь? Впрочем, чего с тебя взять: у тебя ушей-то нет.
И филин горделиво встряхнул шикарными кисточками ушей.
– Мой прадед Каритофилакси рассказывал, что в Большом мире есть Страна Ква, где времена года не следуют одно за другим, как им положено, а располагаются одно подле другого…
– Как-как это? – недоверчиво воскликнул Эот.
– Что ты раскаркался, как Кагги-Карр! – проворчал Гуамоко. – Помнишь ворону, которая вечно возле Правителя Изумрудного города крутилась? Ты не поверишь, Страшила её Министром связи сделал. А ведь во время войны с менвитами я первым сообщил, что мыши уснули, когда вся её птичья почта сбежала в Жёлтую страну, испугавшись взрыва «Диавоны»!