Через некоторое время она перестала всхлипывать, и в этот миг я вдруг заметил несколько седых ниточек в ее черных прядях. Седины, как и положено, шли от виска, где выделялись наиболее ясно и рассеивались и терялись в нижней части длинных локонов. Я замер, невольно коснувшись губами ее седин, и тут же услышал взволнованный голос:
– Милый, я не знала, что счастье может быть таким тревожным!
– О чем ты?
– О том, что у меня появились седые волосы, и ты только что их увидел.
– У тебя не может быть седых волос! Они, как у меня, то вырастают, то исчезают. Я помню, мать обнаружила их на моей голове в раннем детстве и связывала это с моими переживаниями в послевоенные годы. Потом эти волосы исчезли и вдруг прорезались в десятом классе. А сейчас, когда мне за тридцать, нет даже и признаков седины!
– А ты правда меня любишь?
– Маг, да что с тобой? Вся моя жизнь – сплошное ожидание тебя! Каждую ночь я вижу тебя во сне, только недавно перестал писать тебе письма и дышу лишь тобой!
– И у тебя нет любовницы, какой-нибудь Ярославы?
– Нет! Нет! Нет! И никогда не будет!
– Но ты… Такой любвеобильный…
– Для тебя! Ладно, пора в путь! Я плохо езжу по зимним дорогам, поэтому нам желательно завидно быть на месте.
– Где?
– Конечно, на даче у Петра. Я натопил там еще с утра и приготовил все остальное.
– Мне очень не хватает твоей и чешской кухни!
– Вскоре все будет перед тобой! Как ты перенесла дорогу?
– Нормально, но много волновалась, – казалось, что ты меня не встретишь, что в этот день у вас будет проходить чрезвычайное партийное собрание, что вам ужесточили режим и за тобой ведут слежку.
– Формально режим ужесточили, но я тебя встретил, и мы два дня не будем расставаться ни на час! Потом, разумеется, мне придется пойти на партийное собрание по итогам года, зато после него мы заполним наше время рождественскими и новогодними праздниками, а между ними я буду приезжать к тебе каждый день после работы, да и в рабочее время!
– А где будем на Сочельник?
– Здесь.
– Давай переедем в Либерец!
– Я не готов ответить, но подумаю. А вот накануне Нового года мы поселимся в уютной гостинице в горах, где и встретим его приход…
– Я очень рада, и хотя боялась, но надеялась, что все будет именно так!
– Знаешь, я ведь невольно научился жить по жесткому расписанию и постоянно прокручиваю многовариантные схемы своих действий, поэтому у нас должно все получиться. По-другому в здешних условиях не выходит! Например, тридцать первого мне надо обязательно явиться в наш клуб и встретить Новый год в коллективе советских специалистов. И что я придумываю? А то, что в этот вечер показываю сироткам в детском доме развлекательные мультфильмы и участвую в праздничном концерте! Но дальнейшие события развиваются так: в девять вечера я звоню своему начальнику и сообщаю, что «по просьбе администрации» задерживаюсь в детском доме на час, затем по тому же телефону тому же начальнику звонит директор детского дома с просьбой разрешить мне участвовать в церемонии поздравления сирот с наступающим Новым годом, – отказа не последует! А в час ночи я сам поздравляю по телефону всех своих советских коллег уже с наступившим Новым годом, извиняюсь за задержку в гостеприимном чешском заведении и предупреждаю, что оттуда сразу еду домой… Сложно? Только на первый взгляд! На самом деле это элементарная игра, обставленная соответствующими атрибутами. Но и это не все. На следующий день я «свершаю» традиционное восхождение на гору Ештед и, разумеется, после столь тяжкого подъема на километровую отметку «буду спать, как убитый»! Таким образом, я не только развяжу себе руки и проведу два праздничных дня с тобой, но и заработаю очки для характеристики.
– Но тебе надо появиться у сироток!
– С тобой, милая, да еще в таком прекрасном месте!
– В этом есть много романтичного, но лучше, чтобы ты праздновал в полном спокойствии и только со мной!
– Это самый оптимальный ход, какой я мог придумать, но финалом является свобода для нашего праздника!
– Как хочется увидеть тебя домашним: я сильно по тебе истосковалась. Иногда не верится, что ты вот так, постоянно, что-то выдумываешь, придумываешь… В Союзе ты тоже прибегал к подобным уловкам?
– Извини за такой ответ, а что об этом говорят линии?
– Хитрец! Все сваливаешь на меня. А линии говорят то, что я стала похожа на тебя еще больше: вот рожу и угомонюсь, а затем снова начну хлопотать, как поскорее вызволить тебя из Мировой социалистической системы.
В «нашем» доме было тепло и пахло сосной. Я долго растирал ноги своей любимой, и нам обоим эта процедура была приятной. Когда кожа на ее ступне, икрах и пальчиках стала равномерно теплой, я накрыл свою дорогую гостью мягким одеялом, а сам пошел заваривать чай. Минут через десять я вернулся с двумя большими чашками (мне тоже хотелось ощутить бодрящий аромат обжигающего напитка, но больше – составить компанию Магде) и увидел, что она спит и легонько похрапывает. Тут только до меня дошло, как устала моя любимая tehotna[2] женщина, совершив бросок через Атлантику и несколько стран с тяжелым неснимающимся «рюкзаком». Я наклонился, тихонько поцеловал ее в щеку и принялся растапливать камин. Вскоре дрова разгорелись, и в комнате повеяло уютом костра. Я подготовил праздничный стол, вышел во двор и долго расчищал от снега дорожки к гаражу и палисаднику. Потом вернулся в дом, согрел воду для ванны, а Магда все не просыпалась и не меняла позы, в которую уложила ее глубокая усталость.
Я любовался ею и балдел от счастья. И вдруг вспомнил самое прекрасное время в своей жизни – детство, когда мальчишкой весело и беззаботно проводил со своими друзьями все лето на зеленом берегу горной речки. Мы часами лежали под высоким крымским небом, о чем-то говорили, что-то выдумывали и решали какие-то проблемы. И нам не хотелось уходить домой. Так проходило три месяца. Наш мир был ограничен узкой долиной и ребячьими заботами, но мы были бесконечно счастливы, даже не подозревая об этом. И вот я, один из тех сверстников, оказался за тысячи километров от Крыма, в центре Европы, с женщиной с другого конца света, с которой меня сближали и сводили уже тогда какие то загадочные линии на ладонях, о коих я даже не подозревал, которая ждет от меня ребенка и дарит такое же спонтанное счастье, каким оно было в детстве. Мог ли я и мои товарищи предугадать тогда хоть один миг из сегодняшней моей жизни, ничуть не похожей на ту и оказавшейся так близко к ней?! И где вы теперь, мои друзья? Куда забросила вас судьба? И какие женщины рожают от вас детей?
Магда проснулась утром следующего дня, и комнату словно озарил ее звонкий и родной голос:
– Я только что увидела сквозь щелку глаз твое лицо и обрадовалась, как в счастливом детстве, когда сбывалась моя сокровенная мечта. И мне хочется есть, пить и гулять!
– Все давно тебя ждет, даже горячая ванна.
– Нет, это лучше вечером, сейчас приму прохладный душ.
– Конечно.
После завтрака мы пошли побродить по заснеженным горам. На «Жигулях» нам удалось подняться почти к началу скоростной лыжной трассы. Я запарковал машину у последнего домика горной деревушки и подал Магде руку со словами:
– Выходи, моя золотая, здесь почти тысяча метров над уровнем моря. Мы хорошо погуляем, подышим и даже позагораем. Вообще я мечтал подняться с тобой на Снежку – это вон та вершина. Но нам бы потребовалось значительно больше времени, соответствующая экипировка и мое умение водить машину по скользкому снегу.
– А как же сейчас?
– Главное – заехать сюда, а назад – вниз да вниз – это у меня получается без проблем. Я пойду чуточку впереди, а ты шагай за мной, но не напрягайся. Будем идти медленно, глубоко дышать и широко смотреть.
– И крепко целоваться!
– Ты так нежно это говоришь, что у меня захватывает дух…
И мы стали потихоньку взбираться по узкой тропинке, протоптанной в глубоком снегу. Было около пятнадцати градусов мороза. На небе – ни единой тучки. Свежий снег лежал мягким и пушистым ковром и искрился голубоватыми огоньками. Деревья, окружавшие широкую поляну, теснились, словно гигантские игрушки, укутанные в серебристые одежды, и напоминали одновременно приплюснутые шахматные фигуры, космонавтов в пухлых скафандрах и эскимосов, танцующих возле сказочных яранг. На склоне противоположной горы виднелись зубчатые ели. Они стояли ровными рядами вдоль широкой трассы как солдаты, и под их пухлыми «ватниками» угадывались стройные «тела». На вершине горы деревья рассеивались – там гордые великаны превращались в низкорослых невзрачных карликов.
С северной стороны поляну постоянно пересекали лыжники. Казалось, будто они вырывались на большой скорости из недр широкой сопки, а на самом деле лыжники поднимались по скрытой в просеке канатно-кресельной дороге, подходившей к вершине горы с противоположного склона, и оттуда начинали свой разбег.