Эмбер могла часами всматриваться в морскую даль. Особенно в те дни, когда стояла солнечная погода, но море было неспокойным, разбивая о берег высокие волны. Этот звук, кажется, успокаивал Роберта, и он мог долго спать, пока Эмбер писала. Когда сын просыпался, она брала его на руки, кормила, а потом гуляла с ним вдоль берега. Если царил штиль, Эмбер усаживалась прямо на песок у самой кромки воды и позволяла теплому прибою щекотать ножки Роберта. Ему нравилась эта забава, и малыш заливисто смеялся.
Возвращаясь в дом, она непременно наталкивалась на злой взгляд мисс Робертс, которая не одобряла ни прогулок по берегу, ни, тем более, увлечения Эмбер живописью. Однако девушка была упряма, а полтора года жизни бок о бок со сварливой экономкой научили ее не принимать близко к сердцу слова и взгляды женщины.
Иногда Эмбер вспоминала мать и сестренок, и сердце ее больно ухало в груди. Она столько раз писала им, просила простить ее за побег и написать ей хотя бы строчку, чтобы Эмбер могла знать, что с ними все в порядке. Но миссис Томсон оставалась непреклонной, дочери не отвечала и никак не давала о себе знать. И Эмбер оставалось только смириться. Она ждала того дня, когда Фредерик наконец-то наберется смелости и расскажет лорду Карлайлу о существовании Эмбер, а теперь и Роберта тоже. Муж заберет их в Лондон, и тогда Эмбер отправится на Бэкстон-стрит навестить мать и сестер и вымолит себе прощение. Миссис Томсон обязательно ее простит, у нее доброе сердце, тем более, когда увидит Роберта, такого миленького, розовощекого, со светлыми кудрями, как у Фредди, и с ее, Эмбер, светло-карими, глазами.
***
– Не следует повсюду таскать за собой малыша, – ворчала мисс Робертс. – Ребенку место в детской, а не в библиотеке или гостиной.
– Не оставлять же мне его одного, – возразила Эмбер, разместившаяся на одном из диванчиков в малой гостиной на первом этаже.
– Милорд говорил вам, что стоит нанять ребенку няню.
– Я не хочу, чтобы за Робертом присматривал кто-то чужой, – сквозь зубы промолвила Эмбер. – К тому же я помогала вырастить маме двух младших сестер и знаю, как обращаться с младенцем.
– Знает она, – еле слышно бубнила под нос мисс Робертс, но так, чтобы Эмбер все расслышала. – Если вам ничего не нужно, то я ухожу в Гвивир, до завтрашнего утра не ждите меня.
«Лучше бы ты вообще оттуда не вернулась», – подумала Эмбер, а вслух сказала:
– Хорошо, мисс Робертс.
Была суббота, и по традиции Карлайл-Холл почти опустел. Остались лишь те из слуг, кто не имел родственников в Гвивире и кто не собирался съездить в Хейл на ярмарку. К вечеру они все вернуться, но мисс Робертс частенько ночевала в деревне – ее сестра была, кажется, совсем плоха.
Эмбер подошла к окну и проводила мисс Робертс взглядом, дождалась, пока та не скрылась в глубине вязовой аллеи. После этого девушка подхватила маленького Роберта и спустилась с ним в столовую для прислуги. По субботам они с кухаркой, миссис Китс, зачастую чаевничали в неурочный час: дожидались, пока дом стихнет, и потом долго сидели в столовой, болтали обо всем на свете. Точнее, болтала миссис Китс, женщина она была словоохотливая, но боязливая. Стоило ей заслышать голос мисс Робертс, тут же покрывалась пятнами, умолкала и тогда уж слова из нее не вытянешь. Если бы экономка прознала про дружбу Эмбер с кухаркой, несдобровать бы последней. Но за долгие месяцы никто их тайны не выдал, да и знали о ней только мистер Гудвайз и мистер Китс, муж кухарки. А еще Фредерик. Однако ему было все равно, он лишь подсмеивался над Эмбер и ее неравной дружбой. Хотя, что в ней было неравного? Может, Эмбер и стала леди Фрайерс, но о происхождении своем помнила. Да и как тут забудешь, когда то мисс Робертс уколет намеком, то кто-нибудь из лакеев посмотрит с насмешкой.
Пока Эмбер и миссис Китс чаевничали, Роберта усадили в кресло мистера Гудвайза с высокой прямой спинкой, обложив малыша подушками. Он уже вовсю сидел сам и, получив подслащенную галету от миссис Китс, с упоением в нее вгрызался двумя недавно вылезшими крошечными зубками.
– Мисс Робертс не любит Роберта, – вздохнула Эмбер, с упоением глядя на сынишку. – Я все время ловлю ее взгляды. К тому, что она на меня смотрит с презрением, я давно привыкла, но что ей сделал малыш? Иногда мне кажется, что она его ненавидит.
Миссис Китс поджала губы, а потом, будто кивнув собственным мыслям, наклонилась к Эмбер и зашептала:
– Она всех детей ненавидит. Ох как ненавидит…
– Что? – Эмбер озадаченно уставилась на кухарку, не донеся чашку до губ.
– Не хотела я вам рассказывать, мэм, да, видно, пришла пора. Давно среди слуг ходили слухи, да я им не верила особо.
– Что за слухи?
– Говорят, много лет назад, когда мисс Робертс была еще совсем молоденькая девчонка, лет шестнадцати, за ней приударил старый граф.
Эмбер удивленно хлопнула ресницами.
– Какой старый граф?
– Отец нынешнего графа Карлайла.
– Дедушка Фредди?
– Да. Это мне еще моя матушка рассказывала, она тогда тоже в кухарках здесь служила, – снова кивнула миссис Китс. – Так вот. Старый граф приглашал к себе в комнаты мисс Робертс. В молодости-то она, говорят, была очень хороша собой. А потом, как гром средь ясна неба, в поместье нагрянула графиня. Прознала про шашни мужа, устроила ему скандал. Мисс Робертс даже хотели выгнать, но не выгнали. Графиня тогда была на сносях, и малыш как раз подоспел. Рожала она в муках. Матушка моя рассказывала, трое суток кричала. Старый граф чуть умом не двинулся. Но ничего, родила живого младенчика. Правда, сама графиня после родов так и не встала. Здоровье ее подорвалось, и она угасала с каждым днем. Перед смертью, говорят, совсем прозрачная сделалась. Граф потом уехал в Лондон, а младенчика оставил тут, в Карлайл-Холле, вместе с кормилицей. А мисс Робертс осталась при нем, помогала, вроде как няня. Граф потом часто приезжал, навещал сына. А когда малышу было лет пять, рассказывают, что как-то вечером он убежал в парк, и долго его не могли найти. Наутро тельце его прибило к скалам, под мысом.
– Он, что же, убежал на пляж и утонул? – ахнула Эмбер.
– Кто говорит, что утонул, а кто и другое рассказывает.
– Что? – Эмбер чувствовала, что по рукам ее ползут мурашки, собираются где-то на затылке и убегают вниз по позвоночнику.
– Говорят, мисс Робертс недоглядела, а еще говорят, что сама его отвела к морю и там оставила.
– Зачем? – непонимающе спросила Эмбер, голос ее от страха дрожал.
– Рассказывают, что после смерти супруги граф Карлайл снова стал зазывать мисс Робертс к себе в спальню, а она, дуреха, соглашалась