– Сейчас угадаю – ты им всем давал кличку Свинья?
– Нет. Мою первую свинью звали Эдит, вторую Фред, третью Мэгги. Могу огласить полный список, если хочешь.
– И сколько же их было всего?
Люк побарабанил пальцами по столу.
– Девять, кажется. Я начал в третьем классе и занимался этим почти до самого окончания школы.
– А что бывает потом, когда свинья вырастает?
– Ее везут на выставку. Судьи смотрят на участниц и решают, кто победил.
– И если твоя свинья победит, то что?
– Получаешь медаль. Но в любом случае, победишь ты или проиграешь, свинью в конце концов продают.
– И что дальше?
– То, что обычно бывает со всеми свиньями. Их отправляют на бойню.
София хлопнула глазами.
– То есть ты растишь свинку с детства, даешь имя, целый год о ней заботишься, а потом продаешь мяснику?
Люк удивленно взглянул на девушку.
– А что еще можно сделать со свиньей?
Потрясенная София не находила слов. Наконец она покачала головой:
– Я никогда, никогда еще не встречала такого человека, как ты.
– А я то же самое мог бы сказать про тебя, – парировал Люк.
Глава 10
Люк
Даже изучив меню, он сомневался, что заказать. Люк знал, что мог бы остановить свой выбор на чем-нибудь относительно безопасном, например взять терияки, которые упомянула София, но что-то его остановило. Он слышал, как другие расхваливают суши, и решил попробовать. Век живи – век учись, так ведь?
К сожалению, он понятия не имел, что выбрать. С точки зрения Люка, сырая рыба оставалась сырой, и аппетитные картинки в меню ничуть не изменили его мнения. Насколько он мог судить, выбрать предстояло нечто красноватое, розоватое или беловатое, совершенно не представляя, каково оно на вкус.
Он взглянул на девушку поверх меню. Она накрасила глаза и губы чуть сильнее, чем в тот день, когда приехала на ранчо, и Люк вспомнил вечер, когда они познакомились. Совершенно не верилось, что это произошло лишь неделю назад. Будучи поклонником естественной красоты, Люк тем не менее признал, что макияж делает Софию интересней. Пока они шли к столику, не один мужчина в зале обернулся, чтобы посмотреть ей вслед.
– Какая разница между нигири-суши и маки-суши? – поинтересовался он.
София все еще изучала меню. Когда подошла официантка, девушка заказала две порции саппоро и японское пиво. Люк понятия не имел, что оно собой представляет.
– Нигири-суши – это рыба с рисом, – объяснила София. – А маки-суши – это рыба, завернутая в водоросли.
– Водоросли?…
Девушка подмигнула.
– Тебе понравится.
Люк поджал губы, не в силах скрыть сомнения. За окнами, внутри ресторана, сидели люди и наслаждались принесенными блюдами. Все они ловко обращались с палочками. По крайней мере это у него тоже получалось – в поездках он частенько покупал китайские блюда в картонных коробочках.
– Может быть, закажешь и на мою долю? – предложил он, отложив меню. – Я доверяю твоему вкусу.
– Ладно, – сказала София.
– Ну, и что я буду есть?
– Много всего. Мы попробуем анаго, ахи, аджи, хамачи… и еще что-нибудь.
Люк взял бутылку.
– Ты понимаешь, что для меня это звучит как набор звуков?
– Анаго – это угорь, – объяснила София.
Бутылка замерла в воздухе.
– Угорь?…
– Тебе понравится, – повторила София, не стараясь скрыть удовольствие.
Когда подошла официантка, девушка тоном знатока оттарабанила заказ. Затем они принялись непринужденно беседовать и прервались, лишь когда принесли еду. Люк коротко рассказал Софии о своем детстве, которое, не считая работы на ферме, было вполне обычным. В старшей школе он три года занимался реслингом. Плюс четыре праздника в честь возвращения с каникул, два выпускных бала и множество занятных вечеринок. Летом они с родителями на несколько дней отвозили лошадей в горы, вблизи Буна, и ездили там по тропам. Это был единственно возможный вариант семейного отпуска. Люк немного рассказал и о своих тренировках на механическом быке в сарае, и о том, как его отец слегка подправил быка, чтобы тот крутился быстрей. Люк начал тренироваться, еще когда учился в начальной школе, и они с отцом подробно разбирали каждое движение. Люк перечислил некоторые травмы, полученные в разное время, и описал волнение, которое испытывал, участвуя в мировом чемпионате, – однажды он дошел до финала и стал по сумме баллов третьим. И все время София слушала как завороженная, перебивая лишь для того, чтобы задать вопрос.
Люк чувствовал на себе ее пристальный, подобный прицелу, взгляд. Девушка впитывала каждую деталь, и к тому времени, когда официантка убрала пустые тарелки, все в ней, начиная с непринужденного смеха и заканчивая легким, но различимым северным акцентом, стало казаться ему очаровательным и милым. Более того, он почувствовал, что может быть самим собой, несмотря на то что они такие разные. Рядом с Софией Люк забывал тревогу, которую ощущал каждый раз, когда думал о ранчо. О матери. О том, что случится, если план не сработает.
Он настолько погрузился в свои мысли, что не сразу понял, что София внимательно смотрит на него.
– О чем ты думаешь? – спросила она.
– Э?
– Ты… как будто витал в облаках.
– Нет, ничего.
– Уверен? Надеюсь, виноваты не суши.
– Нет, я просто вспоминал, что нужно сделать, прежде чем уехать на выходные.
София слегка нахмурилась, глядя на Люка.
– И когда ты уезжаешь? – наконец спросила она.
– Завтра вечером, – сказал он, благодарный за то, что она сменила тему. – Поеду в Ноксвилл, когда закончу дела на ранчо, и заночую там. А в субботу вечером обратно. Вернусь поздно, а в воскресенье мы начинаем продавать тыквы. На сегодня я уже почти все закончил – мы с Хосе сложили из сена здоровенный лабиринт, ну и еще кое-что сделали, – но на праздники приезжает полно народу. Хотя Хосе нам и помогает, мама все равно нуждается в дополнительной помощи.
– Так вот почему она на тебя сердится? Потому что ты уезжаешь?
– Отчасти, – ответил Люк, гоняя по тарелке ярко-розовый лоскуток имбиря. – Она сердится, потому что я участвую в родео.
– А разве ты не участвовал раньше? Или это потому что ты получил травму из-за Страхолюдины?
– Моя мать, – сказал Люк, тщательно подбирая слова, – беспокоится, что со мной что-нибудь случится.
– Но ты раньше уже получал травмы. Много раз.
– Да.
– Ты что-то скрываешь?