Насчет порнографии получилось похоже. Долгое время пребывая под запретом даже в самых невинных своих формах, в виде разнообразных «Эммануэлей» и, классом пониже, «Греческих смоковниц», она была разрешена лавинообразно и до сих пор ассоциируется у многих людей моего поколения с перестройкой и гласностью. Заплеванный семечками видеосалон — такая же примета первых лет российской свободы, как златая цепь на новом русском или спирт «Ройял» в витрине ночного киоска, по соседству с ликерами ядовитых расцветок. Так сформировался страшный трехголовый дракон российской свободы: одна голова братковская, спекулянтская, бритая, с золотой фиксой, — голова, судимая при советской власти за фарцовку, а теперь вдруг оказавшаяся провозвестницей свободной экономики. Вторая была националистическая, в камуфляжной бандане полевого командира, с ваххабитской бородой, с автоматом на шее: она взяла суверенитета сколько смогла. А третья башка была соответственно порнографическая, с рабочим ртом и глубокой глоткой, потому что раз порнография была под запретом у коммуняк, теперь она автоматически оказалась высоким искусством. Или по крайней мере актом борьбы против тоталитаризма. Так это выглядело в 1992–1993 годах.
Сама по себе порнография не хороша и не плоха — Курт Воннегут остроумно высмеял ее в «Завтраке для чемпионов», где в порнокинотеатре на отдаленной планетке показывают мужчин и женщин, с чавканьем и хлюпаньем поглощающих пищу. Это считалось очень неприличным. Подумаешь, такой же физиологический акт, чуть более эстетичный, иногда опасный (потому что слишком сильное желание легко переходит в столь же сильную ненависть — но садистские наклонности, как мы знаем, присущи жалкой четверти населения, и то в латентной форме). Но в силу особенностей новейшей истории три злейших тоталитаризма ХХ века — немецкий, советский и китайский — вели решительную борьбу с эротикой, пуританствовали напропалую и запрещали невиннейшие сочинения, способные вызвать у читателя подобие похоти. Возможен ли тоталитаризм, не запрещающий и даже поощряющий порнографию? Да запросто, одно другому не мешает: в истории таких примеров мало, но это потому, что и тоталитаризмы были грубые, примитивные, заставлявшие держать руки поверх одеяла. А Чернышевский в «Что делать?» описал социализм как помесь казармы с борделем, где сугубая регламентированность всех занятий и убеждений не мешает гражданам совокупляться друг с другом сколько влезет; и Хаксли в «Дивном новом мире» предсказал будущее, в котором секс становится одним из инструментов оглупления и подавления, там даже дети малые все время трахаются — лишь бы не думали. Да и в истории такие казусы бывали: императорский Рим вовсе не был образчиком свободы, жесточайшее было государство, пыточное — однако порнография цвела, никому особенно не мешая. Об этом Тинто Брасс снял целый фильм «Калигула», который у нас тоже долгое время числился по разряду антитоталитарных, хотя это обычное и довольно скучное порно, не спасаемое даже хорошей игрой Малькольма Макдауэлла. То есть мне все понятно про Тинто Брасса, он хороший режиссер и симпатичный дядька, но совершенно незачем пристегивать к обычному эротическому фильму высокие смыслы. Это почти всегда получается криво — как у Пазолини в «120 днях Содома». Очень хорошо видно, как режиссер утоляет свою стареющую похоть за счет рискованных картинок — но проделывает это все под предлогом «исследования природы фашизма». Тоталитарное подавление и сексуальное рабство имеют абсолютно разную природу, и всякие фрейдистские упрощения и аналогии ничего не добавляют к нашему пониманию государства — зато позволяют камуфлировать банальное порно под высокое искусство.
Эта связь между порнографией и гражданским обществом, установившаяся вследствие нашей уродливой истории и столь же уродливой, шишковатой, перекрученной морали, и поныне гипнотизирует многих. Запрет на порнографию кажется нам посягательством на свободу слова, разрешение порнографии — гарантией справедливости и милосердия. Всякая власть, желая позиционировать себя в качестве твердой и демонстративно наводя порядок, первым делом обрушивается на порнографию или мат в литературе (живо помню попортившую мне много крови кампанию 1995 года, когда меня и Александра Никонова арестовали за несколько матерных слов в газете — но никаким порядком в обществе и не пахло; слава богу, нас тогда быстро отпустили, но суд тянулся еще два года). При этом коррупция продолжает цвести, убийцы разгуливают на свободе, безнаказанными остаются врачебные ошибки и культивируется государственное вранье — но у нас как бы порядок, мы боремся с порнографией, вот-вот запретим «Дом-2»… А если нам кто укажет, что мы зажимаем свободу слова, что на телевидении не осталось новостей, а из газет изгнана аналитика, — мы гордо ответим, что у нас зато разрешено к показу «Запрещено к показу». И порнография вновь поучаствует в том апофеозе мнимостей, которым у нас подменена общественная жизнь.
Ведь это чушь собачья, что у нас в девяностые годы была какая-то свобода. Свободен был ничтожный процент журналистов, умудрявшихся сохранять независимость, — да и эта независимость чаще всего была куплена на олигархические деньги. Прочее население жило в условиях самого беззастенчивого произвола — только произвол был не централизованный, а местный, на всех уровнях: милицейский, городской, бандитский… Все это можно было назвать свободой и гражданским обществом только со страшного бодуна, почему многие и не просыхали, искренне желая поверить в благотворность происходящего, — однако по части порнографии, как буквальной, так и переносной, мы в это время давали фору всему миру. И враги свободы активно использовали это ложное отождествление, заявляя, что свобода по-русски всегда и заключалась прежде всего в свободе смотреть на всякие гадости, а потому да здравствует цензура и короткий поводок.
Как объяснить современному человеку, что в Америке свобода есть, а порнографии нет? Что во Франции середины XVIII века свободы не было, а порнография была? Что в царской России начала, допустим, ХХ столетия свободой и не пахло, а откровенно порнографические сочинения вроде «33 уродов» Зиновьевой-Аннибал или больных фантазий Арцыбашева печатались запросто, и не во время революции 1905–1907 годов, а в эпоху самой мрачной реакции? Как бы это нам разорвать навеки связь между гражданскими добродетелями и гениталиями, чтобы под видом добродетелей нам не пытались все время всучить эти самые гениталии, а борьбу с ними не выдавали за укрепление государственности? Правильное государство — это то, в котором властная вертикаль стоит сама по себе, а известный орган сам по себе, и любые попытки провести аналогии между ними не вызывают ничего, кроме добродушного смеха.
Хватит бороться с порнографией и за порнографию. Болезненный интерес к этой области человеческой деятельности характеризует подростков. Пора вырасти и честно забить болт на эту малоинтересную сферу жизни, сосредоточившись на таких проблемах, как свобода слова, доступная медицина и дешевое жилье. То есть на том, что у нас не очень получается. А порнография у нас как раз получается отлично. За что ни возьмись — в сухом остатке обязательно получится такая порнография, что Тинто Брасс со своим «Калигулой» завистливо курит в стороне.
Пять революционеров, перевернувших наш взгляд на эротику:
1. Александра Колонтай, революционер, дипломат
«Заняться сексом просто, как выпить стакан воды» — легендарная «валькирия революции» отрицала любовь между мужчиной и женщиной и сводила всё «взаимоотношение полов» к инстинктивной сексуальной потребности, без всяких «условностей».
2. Михаил Швыдкой, экс-глава ВГТРК
Нынешний руководитель Федерального агентства культуры и кинематографии в бытность главой ВГТРК в конце 1999 года пустил в эфир скандальный сюжет, где обнаженный человек, «похожий на генерального прокурора Юрия Скуратова», отдыхал в сауне в компании оголенных дам. Программа оказалась весьма рейтинговой.
3. Чиччолина, порнозвезда и политик
Самая известная актриса фильмов «для взрослых» в 1979 году внезапно ушла в политику — вступила в итальянскую партию «зеленых». А в 1987 году прошла в итальянский парламент от римского округа Лацио, набрав около 20.000 голосов. И на заседания парламента являлась с голой грудью — чего политкорректные коллеги старались не замечать.
4. Моника Левински, экс-стажерка Белого дома
Прежде неизвестная практикантка из Белого дома когда-то вмиг стала мировой знаменитостью. А уж ее знаменитое синее платье с пятнышком! Девушка по-своему помогала президенту США Биллу Клинтону вершить госдела. Про свой последний «отчет в устной форме» она имела неосторожность сообщить близкой подруге, которая и «слила» Монику прокурору.