Внедрение общественной опасности в канву преступления произошло с первых лет советской власти. Так, в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. по этому поводу сказано: «5. Преступление есть нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным правом. 6. Преступление как действие или бездействие, опасное для данной системы общественных отношений, вызывает необходимость борьбы государственной власти с совершающими такие действия или допускающими такое бездействие лицами (преступниками)». Здесь мы уже видим, во-первых, внедрение в законодательный оборот фразы «общественные отношения» вместо не очень точных интересов государства, религии, нравов и т. д., что следует признать достижением в науке и законодательной практике; во-вторых, лукавое отождествление государства и общества и выступление от имени последнего, что позже было сформулировано во фразе «общество, выступающее в форме государства»,[338] при этом упускается сущность указанного соотношения – либо государство подминает под себя общество и тогда возникает тоталитарное в той или иной степени государство, либо государство живет в согласии с обществом и тогда возникает относительно демократическое общество; в-третьих, введение категории общественной опасности; в-четвертых, очень точное понимание общественной опасности как явления, свойственного каждой конкретной системе общественных отношений (в данном случае – социалистической и советской); в-пятых, законодатель не использует термин «деяние», вместо него применяет термин «нарушение», но прямо указывает на действие или бездействие; в-шестых, закон пока ничего не говорит о субъективном элементе преступления; в-седьмых, в определении начинают смешивать элементы (действие или бездействие) и признаки (общественная опасность) преступления.
Согласно ст. 6 Уголовного кодекса РСФСР 1922 г., «преступлением признается всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени». Из данного определения следует, во-первых, что законодатель решил не связываться с категорией общественных отношений и перешел к менее определенным понятиям строя и правопорядка; во-вторых, в законе сохраняется категория общественной опасности, которая связывается с действием или бездействием; в-третьих, отсутствует термин «деяние», законодатель обходится без родового понятия, обозначающего действие и бездействие; в-четвертых, много внимания законодатель уделяет политическим клише (выступление от имени рабочих и крестьян – и это на фоне кровавого подавления многочисленных крестьянских восстаний, восстания кронштадтских моряков и т. д., указание на светлое будущее – коммунизм), похоже, за прошедшее с 1919 г. время советская власть настолько потеряла себя в глазах рабочих и крестьян – единственной своей массовой опоре, что вынуждена была «креститься» их именем, доказывать в законодательных актах, что она защищает все-таки их интересы; в-пятых, субъективный элемент преступления по-прежнему в законодательном определении отсутствует. Некоторые ученые, толкуя понятие преступления, отраженное в данном УК, применяют термин «деяние», признавая таковым только действие (действие-операцию и действие-поступок).[339] В УК РСФСР 1926 г. ситуация в целом остается прежней с повторением определения преступления, даваемого УК 1922 г. (ст. 6).
В УК РСФСР 1960 г. «преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие), посягающее на общественный строй СССР, его политическую и экономическую системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан, а равно иное, посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом» (ст. 7 УК). Здесь мы сталкиваемся с несколько иной ситуацией: 1) законодатель возвращается к термину «деяние», которое в свое время отражалось в законах досоветской России; 2) жестко очерчен круг деяния – им признано только действие или бездействие, что исключало споры о его структуре; 3) общественная опасность деяния как категория остается в законе; 4) законодатель перечисляет основные общественные отношения, на которые деяние посягает, ставя во главу угла их политический строй, государство и социалистическую собственность; 5) деяние признается предусмотренным уголовным законом, при этом законодатель не заметил, что «скатился» в сторону позиции Биндинга и других, рассматривающих уголовный кодекс как совокупность видов преступлений и делающих из этого вывод о том, что преступник не нарушает уголовный кодекс, а выполняет его предписания; данная позиция традиционно подвергалась критике как лишенная жизненного начала[340] и никогда не была господствующей; тем не менее, как видим, законодатель отразил именно то, что преступление предусмотрено законом; 6) по-прежнему в законодательном определении преступления отсутствует упоминание о его субъективном элементе; 7) по-прежнему законодатель смешивает элементы и признаки преступления.
Однако и после принятия УК РСФСР 1960 г. дискуссии по поводу понимания преступления, его структуры и сущности не прекращаются. Н. И. Коржанский, критикуя понятие преступления, отраженное в ст. 7 УК РСФСР 1960 г., предлагает свое определение преступления: «Общественно опасное, виновное и противоправное посягательство на общественные отношения, причиняющее в их сфере социально опасный вред или создающее угрозу причинения такого вреда».[341] Достоинством его является то, что определение для начала базируется на признаках общественной опасности, виновности, противоправности, хотя под большим вопросом остается признание виновности именно признаком, поскольку традиционно вину включают в структуру (состав) преступления. Остальное можно отнести к недостаткам. Во-первых, здесь остается проблема соотношения виновности с общественной опасностью и противоправностью. Во-вторых, автор и другие ученые[342] используют термин «посягательство» вместо «деяния». Естественно, необходимо искать синоним термина «преступление», к которому можно было бы «привязать» признаки, устанавливающие преступление. Однако теория уголовного права еще полностью не определилась с понятием деяния – традиционно существующим, общепризнанным, отраженным в законе, как поступило предложение заменить его абсолютно неопределенным термином «посягательство», ведь достаточно вспомнить необходимую оборону, связанную с посягательством, и понимание последнего при этом как поведения-преступления, непреступного поведения и поведения после преступления, как сразу станет очевидным непригодность анализируемого термина для определения преступления. В-третьих, Н. И. Коржанский пытается разделить в определении общественную опасность и причиненный вред (угрозу такового), тогда как последний является признаком первой, по крайней мере, это традиционное, достаточно аргументированное и приемлемое положение. В-четвертых, автор смешивает в определении сущность и структуру преступления, это выглядит малоприемлемым из-за неполного отражения структуры. Оригинальным в определении, предложенном Н. И. Коржанским и другими авторами до и после него,[343] является то, что они вводят в определение преступления субъективный элемент – виновность, чего не делали ученые-криминалисты и законодатель царской России и советского периода развития уголовного права. Можно привести и другие позиции, сложившиеся в теории уголовного права по вопросу об определении преступления и деяния, однако и так достаточно ясно, что многие авторы понимают их различным образом.
Разнобой в понимании преступления усиливается тем, что законодатель сам, похоже, не знает, что признавать деянием. В законодательных предположениях по новому уголовному закону не было однообразия в этом вопросе. Так, в теоретической модели Основ 1987 г. «преступлением признается предусмотренное уголовным законом виновно совершенное деяние (действие или бездействие), посягающее на… (те или иные общественные отношения), представляющее общественную опасность по своему характеру, направленности и последствиям». В Проекте УК Министерства юстиции РФ 1994 г. сказано: «Преступлением признается запрещенное уголовным законом деяние (действие или бездействие), причиняющее вред или создающее угрозу причинения вреда личности, обществу или государству». В Проекте УК 1995 г. «преступлением признается совершенное виновно общественно опасное деяние (действие или бездействие), запрещенное уголовным законом под страхом наказания». Общим для всех этих определений является следующее: 1) деяние отождествляется с действием или бездействием; 2) так или иначе отражена общественная опасность. Во всем остальном определения расходятся: меняются местами термины в определении, что не всегда носит безобидный характер; вносится то предусмотренность законом, то запрещенность им; вводится или не вводится угроза наказания; вводится или нет субъективный элемент преступления.