Хотя если вспомнить начало их знакомства, то ничего хорошего оно не предвещало… Однако в конце концов все повернулось по-другому. И Серафима была этому рада. Никогда не знаешь, куда может завести тебя жизнь. Надо только не сопротивляться ей. А иногда просто плыть по течению, вспомнила она старую поговорку.
Леонард резко затормозил, и Серафима чуть не вскрикнула.
– Ты что?
– Так получилось… прости… Я чуть не проскочил развилку. Сейчас мы поедем тише. Надо будет оставить машину и пойти до дачи уже пешком. Ты готова?
Она пожала плечами.
– Даже не задумываюсь об этом. Готова я или нет… Мне кажется, чем проще мы отнесемся к этому…
Леонард кивнул.
– Ты права.
Они остановились между двух деревьев, и тут небо потемнело. Косые струи дождя ударили по стеклу.
– Только этого не хватало, – пробормотал Леонард. – Ничто не предвещало такого финта от погоды. Будем сидеть и пережидать. Ничего не поделаешь. Идти в такой дождь – безумие. Мы сразу промокнем.
Серафима посмотрела в окно. Теперь струи яростно хлестали по стеклу.
Гуджарап достал из сумки термос, бутерброды и пирожки.
– Давай пока перекусим. Я уже успел проголодаться. А ты?
Она улыбнулась.
– Ну, если за компанию… Когда ты успел отовариться?
– А я вообще парень предусмотрительный… Утром зашел в кафе и нагрузился.
Бутерброды с сыром и зеленью. Крохотные пирожки, тающие во рту. Теплый кофе, отдающий почему-то мятой.
Мы словно отрезаны от всего мира, подумала Серафима. Снаружи дождь, а нам здесь уютно. Когда он передавал ей бутерброды, их руки встретились, его теплые пальцы… Она схватила бутерброд и вонзила в него зубы.
– Я почему-то сейчас вспомнил другой день, – тихо сказал Гуджарап. – В Афганистане. Когда мы ждали их… горных «духов»…
Она слушала: перед ней разворачивалась чужая яркая жизнь, которую она не знала и не могла бы узнать при других обстоятельствах. А сейчас он рассказывал ей, доверял. Делился самым сокровенным, что есть у каждого человека – воспоминанием… Она боялась пропустить хотя бы слово из того, что он говорил.
Наконец небо посветлело. Дождь кончился так же внезапно, как и начался.
– Выходим.
Они вышли из машины. Пахло дождем и мокрой зеленью.
– Судя по навигатору – нам сейчас направо. Старайся не отставать от меня.
К даче они подходили со стороны леса. Никаких звуков не было слышно. Старый дачный поселок в лесу. Судя по всему, вымирающий.
Хлипкая деревянная калитка легко открылась. Дорожка, посыпанная галькой, вела к дому. Было видно, что дом старый и его давно не красили. Леонард быстро взбежал по ступенькам. Серафима – за ним. Немного повозившись с замком, он открыл его и толкнул плечом дверь.
Они вошли на веранду. Небольшая прямоугольная веранда, посередине стол с тремя стульями. Клетчатая скатерть…
Найдут ли они здесь разгадку тайны Алены Розовой, подумала Серафима. Или все будет напрасным?
Леонард словно услышал ее сомнения, обернулся к ней и тихо сказал:
– Надо верить. Нельзя в такие моменты сомневаться. Мы все считаем, что мысль материальна, поэтому будь, пожалуйста, настроена на позитив.
«Будь, пожалуйста, настроена на позитив» – эти слова отдавались эхом в ее голове, когда Леонард приступил к осмотру дачи, состоявшей из веранды и двух комнат.
Он остановился и сел на табурет.
– Я говорил тебе об Афгане, и вот теперь я опять вспомнил все это. Там так четко проходит граница: свой – чужой. Мы там были как волки-одиночки. Все было обострено: слух, зрение, мы как будто бы превращались в сторуких аргусов и видели намного больше и зорче, чем обыкновенные люди. И было наше братство, тесное братство людей, которые доверяли друг другу и стояли один за всех и все за одного. Не на словах, а на деле.
Он перевел дух.
Серафима молчала.
– И кругом было много мин, – продолжал Гуджарап. – Главное было не напороться на них. «Духи» были хитрыми и изворотливыми, но и мы им не уступали, а вскоре стали и превосходить их. Однажды я столкнулся с одним из «духов» лицом к лицу, мы не успели друг в друга выстрелить. Мы сошлись в рукопашной. Какая у него была хватка. – Глаза Леонарда потемнели. – Ладно, приступим к делу.
Он начал осмотр с большой комнаты. Серафима прошла вслед за ним. Она подумала, что иногда комнаты как люди: либо молчат, либо говорят. Иногда они закрыты для посторонних, и трудно понять суть тех, кто жил в них. Иногда – наоборот, комнаты распахнуты и щедро делятся информацией о своем владельце.
Дача была небольшой. Где можно спрятать то, что трудно обнаружить? Если ты приезжаешь к своей знакомой и знаешь, что ненадолго – какое место ты выберешь?
Эти слова Леонард произнес вслух и посмотрел на Серафиму.
– Это просто и одновременно очень сложно. Знаю по собственному опыту. А когда находишь, то думаешь: почему эта простая мысль не пришла мне в голову раньше.
– У вас были нераскрытые дела?
– Давай уже на «ты».
– Хорошо.
– Конечно, были. Тот, кто не признается в этом, напыщенный дурак. Поражения есть у всех. Важно, с каким чувством и выводом ты встанешь после этого. Долго зацикливаться на поражениях нельзя. Это выматывает. Недаром в христианстве уныние – страшный грех. Я согласен с этим. Впасть в уныние – значит парализовать свою умственную и физическую деятельность. А делать этого ни в коем случае нельзя… Понимаешь? Но вернемся к нашим поискам. Вряд ли у Алены Розовой было много времени на размышление. Напротив, ей надо было быстро принять решение. И что же она в конце концов выбрала? – размышлял он вслух. – Старая дача. Две комнаты и веранда. Дряхлая мебель. Как будто бы люди и не планировали обзаводиться серьезным барахлом. – Леонард присел и постучал по полу. – Бывают тайники, которые трудно сразу обнаружить. Но не думаю, что здесь какой-то суперсложный тайник. У Алены Розовой просто не было времени на его оборудование. Она должна была воспользоваться тем, что есть.
Он открыл гардероб и просмотрел немногочисленные вещи. Они были старыми, и хозяева оставили их здесь. Решили не брать с собой…
Серафима подумала, что оставленное жилье похоже на покинутого человека. Когда он был нужен всем, с ним хорошо обращались, холили и лелеяли. Но вот выбрали что-то лучшее, и старое обиталище стало ненадобным. Если стены помнят звуки, запахи и шаги хозяев – тоскуют ли они по ним, внезапно опустевшие и молчаливые? Когда-то здесь звенели голоса, смех. А теперь пусто… Она повела плечами. Ей стало зябко и неуютно.
– Замерзла?
Гуджарап внезапно подошел к ней и обнял. Но тут же отстранился. На минуту Серафима чуть не потеряла сознание от этого объятия – такого крепкого