Но тот, само собой, никак на укор не отозвался, и Лиззи, пообещав вернуться с чем-нибудь вкусным, вышла из комнаты, тщательно заперев дверь.
Альвина была еще на кухне, заметила ее метания из стороны в сторону, еще и поругала:
— Все-то неймется вам, хозяйка, все-то вы мечетесь из стороны в сторону, словно лист на ветру? Никак по хозяину изводитесь… Воротится он, нечего и страшиться.
— И вовсе я не извожусь, — возразила ей девушка. — Не в этом все дело!
— В чем же тогда?
И Лиззи замерла вдруг, задумалась на мгновение, без предубеждения и самообмана, поняла с неожиданной ясностью, что не в щенке найденном дело, не в покалеченной девочке даже, а именно в ее страхе за мужа… В его охоте на зверя, которая можем чем угодно закончиться.
И все из-за нее?
Не может же быть совпадением, что сразу в двух местах Англии одновременно оборотни объявились?!
Во всем она виновата.
Знать бы еще, каким образом…
— Есть хочется, — произнесла она вслух. — Можно я чем-нибудь перекушу?
Альвина вскинула брови: мол, все дело в урчащем желудке, кто бы мог подумать, однако не сказала ни слова, и Лиззи, прихватив кусок хлеба и колбасы, воротилась к своему подопечному. Как раз пыталась выманить его из-под комода, когда услыхала звук въехавшего во двор экипажа, гомон взволнованных голосов, оживление, от которого что-то внутри похолодело. Она бросила еду на полу и устремилась прочь по коридору…
Только бы никто не заметил, откуда она появилась!
Только бы не случилось чего-то страшного…
Экипаж был ей не знаком, мужчины, выволакивающие ее мужа наружу, тоже.
Ее словно парализовало при виде этой картины… Она так и замерла на пороге с большими, перепуганными глазами.
— Несите его в дом, — велела меж тем старая служанка. — В комнату наверху. — И увидала хозяйку: — Ах, вот вы где, а я-то гадала, куда вы подевались. Супруга вашего зверь подрал… Проводите людей в комнату наверху, я пока травы нужные подберу. — И уже в сторону Джейн, не менее перепуганную, почти белую: — А ты воды нагрей да в комнату подними. Нечего столбом здесь стоять! Живо — за работу.
Этот окрик подействовал на Элизабет, равно как и на Джейн: они обе сорвались с места, каждая в своем направлении. Служанка побежала на кухню, Лиззи — вверх по лестнице, увлекая за собой мужчин с ее окровавленным мужем на руках.
— Что… что произошло? — спросила она запинаясь, когда они опустили его на постель. — Как это вышло?
Один из мужчин, в явном смущении и с виноватым лицом, замялся на месте.
— Мы и сами толком не знаем, — пробасил он совсем по-медвежьи, — мы волчицу убили, когда хозяин пропал, на волка пошел, как оказалось. Они вместе там были, волк и волчица, за щенятами своими пришли… Вот эти двое и сошлись один на один… Все на это указывает. Мы сами не видели… В овраге его нашли, таким, как сейчас. Довезли до деревни, а там воспользовались экипажем.
— Хватит болтать, нашли тоже время, — ворвалась в комнату Альвина, расталкивая мужчин. — Идите давайте отсюда. Идите! Толку от вашей болтовни хозяину никакого… Того и гляди отдаст богу душу.
Лиззи невольно выдохнула, шумно, всей грудью, старуха глянула на нее и приказала.
— Одежду с него помогите снять.
— Я? — пискнула Лиззи.
— А кто же еще? Или вы к собственному мужу прикоснуться боитесь?
Лиззи бы возразила — командирский тон старой служанки казался ей оскорбительным — однако она была по-своему права, и девушка шагнула к постели.
— А как же Томас? Он мог бы…
— Силы небесные, — не выдержала Альвина, — Томас повез миссис Чейз обратно в деревню. Возьметесь вы уже за дело или нет?! Чему вас только учат в ваших пансионах…
— Я не была в пансионе… — прошептала Элизабет себе под нос и склонилась над мужем, протянула руки к пуговицам его некогда белоснежной рубашки. Теперь бурой от запекшейся крови… Вздрогнула, когда Альвина брюзгливо заметила:
— Сами бы в обморок не грохнулись. Потом еще и с вами возиться!
— Крови я не боюсь, — с вызовом отозвалась Элиза и начала расстегивать пуговицы.
Прежде она никогда подобным не занималась: не касалась мужских рубашек и уж тем более их не расстегивала. Сердце так и грохотало о ребра… Комком поднималось к самому горлу. Мешало дышать… Даже пальцы дрожали, усложняя простую, казалось бы, задачу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И вдруг Аддингтон открыл глаза… Посмотрел на Элизабет и улыбнулся. Она не сразу это заметила, слишком погруженная в собственные мысли, ахнула, встретившись взглядом с его голубыми глазами:
— Мистер Аддингтон…
— Элиза. — Он протянул правую руку, коснулся ее щеки. Обхватил ее всею ладонью… Так они и замерли на мгновение, глядя в глаза друг друга, и Лиззи смутилась, когда Альвина произнесла:
— Смею заметить, хозяин, вы в лучшем состоянии, чем мы полагали. И это весьма меня радует, как и вашу супругу, я полагаю… Она весь день места себе не находила. Словно предчувствовала беду… — И понудила Лиззи: — Ну, помоги снять испорченную одежду. Слышу, Джейн поспешает с горячей водой…
Лиззи видела, как Аддингтон поглядел на нее после слов служанки, так, словно хотел убедиться в верности ее предположения, получить уверение от самой Элизы, но ей было слишком неловко ответить, и она продолжала тянуть рубашку, полностью на этом сосредоточившись. Аддингтон приподнялся, чтобы помочь ей с задачей… И Лиззи увидела рваные раны на его боку. Три четких отпечатка… Борозды.
Они с Альвиной невольно переглянулись: не точно ли такими же было отмечено тело несчастной малышки?
В этот момент и появилась Джейн с тазиком теплой воды и тряпицей для умывания.
— Вот и ты наконец-то, — брюзгливо заметила старуха, продолжая «колдовать» над своими настойками. — Явилась не запылилась. Оботри хозяину раны и помоги мне с настойкой.
Джейн бросила на хозяйку настороженный взгляд, протиснулась боком к постели и кое-как пристроила тазик на стуле подле него. Когда она отжала намоченную тряпицу и потянулась к хозяйской груди, Лиззи не выдержала и подалась вперед:
— Я сама это сделаю, — сказала она, перехватив ее руку. — Можешь помочь Альвине с настойкой.
Джейн юркнула мимо, не поднимая головы, и Лиззи только теперь поняла, на что столь импульсивно подписалась: голубые, внимательные глаза глядели на нее не отрываясь. Девушку бросило в жар от макушки до кончиков пальцев на ногах… И ноги те ослабели. Она едва устояла перед соблазном, присесть на краешек постели и отдышаться.
Но нет, это было бы слишком красноречиво…
Оно бы столь много сказало о странных мыслях в ее голове.
О снах, виденных неоднократно…
— Надеюсь, я не сделаю вам больно, — пролепетала она, неловко коснувшись мужниной груди.
И он отозвался:
— Только не сейчас.
И прозвучало то так, словно прежде она именно так и поступала: делала ему больно. Хотя все было с точностью да наоборот… Это он… и Джейн разбивали ей сердце. Буквально на мелкие кусочки… И сам факт данного обстоятельства казался невероятным: разве можно разбить равнодушное сердце?
А ее именно таковым и было, равнодушным и очень холодным.
По крайней мере, именно так ей и казалось…
Она провела по коже супруга мокрой тряпицей, один, второй, третий раз, вода в тазу загустела, окрасилась ржавым, стойкий железистый аромат разлился по комнате фимиамом.
Лиззи сглотнула и снова провела по краю изодранной раны, от одного ее вида делалось тошно на душе, вот она и отвела взгляд, лишь на секунду, но и того хватило, чтобы столкнуться с супругом глазами. Угодить словно в ловушку… Заметить, какими больными и воспаленными они выглядели, такими, словно не спал он много ночей, словно тяжело, безнадежно болен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Спасибо, что заботишься обо мне, — услышала она его голос.
И, вспыхнув, вернулась к прерванной работе. Если бы только не эти кровь, рана и запах, она бы хотела коснуться кожи супруга руками… Ощутить, какая она на ощупь, отличается ли от женской. Грубее ли… Тверже. Настолько ли гладкая, как ей это кажется.