Читать интересную книгу Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Престарелый патер в черном одеянии, с крестом в руках шагнул вперед, навстречу бандитам.

— Во имя Господа нашего…

Договорить священник не успел — один из бандитов ударил его ногой в грудь, и патер упал. Остальные заволновались — но стволы автоматов и пулеметов были нацелены на них с расстояния в десяток шагов.

Дальнейшие действия банды были хорошо отработаны, в зачистках они уже успели поучаствовать. Немногочисленных мужчин и подростков отделили от толпы, загнали в крепкий, тоже каменный сарай и заперли. Расстреливать не стали, поляки все же. Узнали, нет ли русских и жидов — одного человека, который показался похожим на жида, старика — расстреляли на месте. Потом пошли в село, присматриваясь к бабам.

Кто это был? В основном банда состояла из дезертиров насильняка. Одним из последних королевских эдиктов Борис Первый объявил насильственную мобилизацию на защиту неподлеглости Польши в западных регионах страны, так называемый насильняк. На запад Виленского края подвезли немало оружия из Австро-Венгрии, да и контрабандного здесь хватало. Получая оружие местные — а здесь никогда не чтили закон — использовали его для разборок с конкурентами и местными, для сведения счетов. Убивали русских, сербов и жидов — тех, кого могли найти, тех, кто не успел уйти к казакам или убежать. Потом, как русские (считалось, что это сделали русские) похитили Бориса Первого прямо из Ченстохова — оборона запада Польши стала постепенно разваливаться, русские пошли в наступление не сразу, а только когда увидели, что она разложилась в достаточной степени. Составленные из насильняка подразделения — а они формировались по территориальному признаку, мгновенно превращались в банды. Не все, конечно — кто-то закапывал оружие и расходился по домам ждать русских. Придут русские, проведут проверку паспортного режима — для тех, кто разошелся по домам и не оказывал сопротивления, наверняка выйдет амнистия. Как немного уляжется, так и опять можно будет жить в нормальном государстве, гнать через границу спирт и бадяжить из него паленую водку. В конце концов — этот рокош был какой-то дурацкий, несерьезный, одни убытки от него получились.

Скорее бы порядок…

Бандиты заняли костел, наверх поставили снайпера и пулеметчика, выставили несколько постов, чтобы не разбегались из села. В подвале костела нашли естественно спирт, первого, кто хлебнул адского зелья — командир пристрелил. Это оказало отрезвляющее воздействие на остальных — иначе могли бы перепиться.

В костеле же устроили туалет. Решили дождать ночи и сдергивать. Группа пошла мобилизовывать носильщиков, зарезать несколько свиней на жратву и заодно присмотреть красивых баб. Война всегда предполагает насилие — и над женщинами в том числе. Оно будет до тех пор, пока есть война.

* * *

Среди тех, у кого хватило ума не выйти к «освободителям» — а некоторые восприняли их именно так — была и девятнадцатилетняя Маритка. Отец был в тюрьме — попал туда за спирт, брат пошел служить в армию, чтобы получить там необходимые навыки, а вернувшись — тоже заняться контрабандой спирта. В доме были только она, мать и младшая сестренка. Такие семьи в деревне были, им помогала мафия, польские воры из кассы взаимопомощи, общака, куда отстегивали все, кто был на воле и делал дела.

Маритка росла на воле как стебелек травы, после окончания гимназии хотела поступить в Варшавский политех, но не поступила. Осталась в деревне, чтобы на следующий год попробовать еще раз, чтобы заработать — устроилась в пекарню к пану Гнедому — это фамилия такая странная была. Пан Гнедый, улыбчивый толстяк, типичный повар с картинки был весьма рад такой работнице, он был весьма неловким, а в пекарне места было мало, и так получалось, что они часто сталкивались — она, когда шла за свежей выпечкой и он. Приходилось терпеть.

Кавалеров у Маритки было хоть отбавляй, особенно настойчивым был один, по имени Казимир — но ей никто особо не нравился. Казимир был красивым — но не деловым каким то, не хватким — она это чувствовала. Такой ей был не нужен, постоянного кавалера, а потом и мужа она рассчитывала найти в Варшаве.

Бандитов она рассматривала, спрятавшись на крыше, и когда увидела, как один из них пнул патера Грубера, так что он упал — поняла, что пришла беда.

Матери дома не было, и предупредить ее никак не получалось — но вот Ленка дома была. Именно Ленка, не Лена — так звали младшую сестру. Она родилась как раз до того, как отца взяли, ей было девять лет, и ждать отца ей оставалось еще три года — тогда за контрабанду столько не давали, но отец еще и таможенника тяжело ранил, пытаясь уйти. Внешне она была почти точной копией сестры — зеленоглазая ведьма.

Хлопнув дверью, Маритка ворвалась в дом через дверь, ведущую в кухню из сада, заполошно огляделась.

— Ленка! Ты где?

Ответа нет.

Комната… Гостиная… помнящая еще руки брата, он сам все тут делал перед тем, как идти служить. Никого. Еще одна комната — в ней спала мать — никого.

Маритка в панике бросилась наверх, лестница была узкой, винтовой, она чуть не упала. Комната за комнатой — нигде.

— Ленка!!!

На улице уже кто-то шел, это было слышно. Она в панике бросилась вниз.

— Не нашла, не нашла…

Сестра выскочила из кухни, чумазая, обезьянничая и строя рожи.

— Глупая! Ты что делаешь?!

— Не нашла… — сестренка осеклась, понимая, что что-то произошло.

— Пошли прятаться.

— А зачем.

Маритка не отвечая, потащила ее на выход из дома.

— Надо. Сейчас мы спрячемся, и будем сидеть тихо-тихо…

В каждом доме здесь было где спрятать и было где спрятаться. Приходили с обысками, искали спирт, оружие, разыскиваемых. Прятались и прятали что где.

— Сейчас казаки придут. Надо прятаться.

— Да… поняла.

Здесь это было понятно каждому ребенку — раз идут казаки, значит надо прятаться.

В этом доме прятались в двух местах — подвал был двухуровневый, но это никто не знал, второй тайник был у сарая со скотом — скот здесь был. Что-то вроде фальшивой стены — не каждый найдет, хоть и неудобно.

— Давай. Быстрее.

— А где казаки?

— Идут, прячься! И тише!

Трое дезертиров — у одного из них был ручной пулемет — подошли к раньше богатым, а теперь обветшавшим воротам. Сквозь краску кое-где проступала ржавчина. Один из боевиков забухал ногой по воротам.

— Открывай!

Ответа не было.

— Открывай, не то зажжем!

Ворота уныло гудели, но толку не было. На дворе злобно лаяла собака — Маритка не догадалась спустить.

— Нету никого…

Один из бандитов злобно ощерился.

— Есть… Это Лесневских дом. Лесневский мне по жизни должен, сука! Я его из под земли достану.

— Да мызнул он.

— Не… Сам он зону топчет, гнида, но у него баба тут, и дочки две. Я их из под земли достану, и впорю — из глотки вылезет!

Один из бандитов видимо еще не до конца потерял совесть.

— Детей-то пошто? То не по закону. На кичман зарулим — за беспредел отвечать будем, в параше утопят за такое. Я не подписываюсь.

Бандит злобно ощеряясь достал пистолет.

— Сейчас кругом беспредел — одним беспределом больше! Не хочешь — постой в стороне, посмотри. Отойди.

Браунинг гулко бухнул дважды, бандит пнул в двери, и они поддались.

— Пошли!

Навстречу, исходя злобным лаем, рванулась сидящая на цепи собака — бандиты вскинули оружие, и разорванный очередями кобель покатился по земле, окропляя ее кровью.

— Э, пан Лесневский! Я пришел!!! — заорал бандит.

Маритка вздрогнула — лай, очереди, а потом еще крик. Кто-то выкрикнул их фамилию! Значит — пришли за ними.

Она знала правила. Каждый, кто замаран в криминальном бизнесе, в любой момент может ответить за свои дела — немало в приграничном лесу безымянных могилок, а у местных исправников — нераскрытых дел-глухарей. Но семьи трогать было нельзя, разбирались мужчины между собой. Только последние беспредельщики осмеливались трогать семьи — для них любой приговор суда означал смерть. Попади такой в камеру, его насиловали, а потом мучительно убивали. Места для таких, что по ту сторону закона, что по эту — не было.

— Это нам крикнули? Это казаки?

— Молчи! Тише! Ни слова!

Маритка сделала страшное лицо, замахнулась — и сестра и в самом деле испугалась.

— Тише!

Только бы сюда… Только бы не сюда…

Бандит вышел в сад, подозрительно огляделся. Он не верил что Лесневских нет дома — хотя бы потому что на первом этаже горел свет, а на столе — приготовленная недавно еда. Лесневский в свое время сильно подставил его самого, и его брата — в той разборке брат погиб, а он сам чуть не стал инвалидом, получив три пули из автомата — но врачи выходили. Теперь он жаждал свести счеты, хотел специально съездить сюда — но получилось так, что они вышли на это село. Словно сам Иезус ведет его по дороге мести.