Она еще раз попробовала приблизиться к нему, но Николас быстрым шагом обошел стол, создав таким образом оборонительную преграду между ею и собой.
— Каковы в точности ваши намерения, леди Лэнгли?
— Мои намерения? — Она рассмеялась очаровательно беззаботным смехом, который при иных обстоятельствах был бы весьма заразительным. А сейчас у Ника спина похолодела от ее смеха. — Мой дорогой Николас, но ведь намерения мои ужасающе очевидны, хоть и не чересчур почтенны.
— Быть может, вы изложите их для меня в четко определенной форме? — медленно проговорил он.
— Помилуйте, Николас. — Теперь уже она скрестила руки на груди. — Можно подумать, будто вас никто никогда не соблазнял.
— Вы меня не пытались соблазнять ранее, в этом суть проблемы.
— Бог мой, выходит, я это делаю как-то не так?
— Да! Нет! — Он задыхался от ярости. — Я не знаю!
— Как это вы можете не знать? — Она несколько секунд смотрела на него с подчеркнутым любопытством. — Я уверена, что вас соблазняли.
— Как правило, в роли соблазнителя выступал я. — Николас прищурился. — Хотя… бывали случаи… какая-нибудь леди могла… черт побери, Элизабет, это в высшей степени неприлично и неприятно!
— Почему?
— Потому что вы — это вы!
— Так кто же из нас выражается неясно? Если я верно поняла вас, а не понять было трудно, именно этого вы хотите. В таком случае мне непонятна ваша нерешительность. Если только… да, об этом мне следовало подумать. — Она потерла лоб ладонью. — Вас, видимо, смущает моя неопытность в этом смысле.
Он смотрел на нее так, словно не мог поверить услышанному.
— Я была замужем семь лет, как вам известно, и мы ни в малой мере не соблюдали целибат.
Николас застонал:
— Элизабет, я не желаю слушать…
— Вы обнаружите, что я несколько восторженна, но я не обладаю в отношениях с противоположным полом тем разнообразием опыта, каким обладаете вы…
— Элизабет!
— Господи, Николас, с чего это вы так гневаетесь? Я просто хотела сказать, что Чарлз был единственным мужчиной, с которым я, как говорится, разделяла ложе любви, но вы-то, я не сомневаюсь, побывали в объятиях бесчисленного количества женщин.
Николас не стал бы отрицать, что любовные связи у него бывали, и нередко, но Элизабет изображала его отъявленным распутником.
— Я вряд ли мог бы употребить в данном случае выражение «бесчисленное количество».
— А какое?
— Не знаю. И не могу понять, чем привлекает вас эта малоинтересная тема.
— Ну, если я собираюсь кинуться к вам в постель, хорошо бы заранее узнать, стоит ли кидаться. — Она поморщилась. — Так сказать.
Николас выпрямился с негодующим видом.
— До сих пор мне не приходилось выслушивать сожаления на этот счет. — Он помолчал и добавил: — Так сказать.
Отлично. Я точно помню ваши слова о том, что во время ваших странствий вы многое узнали о мужчинах и женщинах и о том, как хорошо они могут проводить время вместе. — Она оперлась ладонями о стол и наклонилась к Николасу. — Я тоже очень хотела бы хорошо проводить время.
Николас откинулся назад и покачал головой.
— Почему вы это делаете?
— Почему? — Она пожала плечами. — Более подходящим я сочла бы вопрос, а почему бы и нет?
— Ну хорошо. — Он поглядел на нее с некоторой долей подозрительности. — Почему бы и нет?
Элизабет выпрямилась и побарабанила по столу кончиками пальцев.
— Вот именно. Мы оба взрослые люди и вполне могли бы достичь согласия. Ни один из нас не состоит в браке и не связан ни с кем иным образом. — Она вдруг замолчала, что-то соображая. — Впрочем, я не спросила: вы не женаты?
— Нет, — сердито бросил он.
— У вас есть любовница?
— В настоящее время нет.
— Хорошо. — Она кивнула с выражением, которое можно было бы принять за облегчение. — К тому же, хотя один из нас более опытен в искусстве любви, оба мы не девственники, значит, особой неловкости между нами возникнуть не может.
Элизабет одарила Николаса сияющей улыбкой и направилась к нему вокруг стола.
— Элизабет!
Он попятился, зацепился ногой за ножку кресла и почти повалился в него.
— Должна признаться, что вы меня удивили, Николас. — Она подошла к нему и остановилась, глядя сверху вниз все с той же улыбкой. — Вот уж не думала, что у вас такие закоснелые, можно сказать, ханжеские взгляды на эти вещи.
— Я вовсе не ханжа. Я просто смущен. И поражен.
— Но ведь на деле все это так просто! — Округлив глаза, она подняла их к потолку, как бы взывая к небу о терпении, хотя силы небесные не имели никакого отношения к обсуждаемой проблеме. — Десять лет я хранила память о вас где-то в глубине сознания, но даже не отдавала себе отчета в истинном значении моих воспоминаний, пока не встретила вас снова. Вы хотите меня, а я хочу вас. Вот и все.
— Но это далеко не все, — возразил он.
— Не думаю.
Николас хотел бы встать, но для этого Элизабет должна была бы отстраниться или ему самому пришлось бы ее отстранить. Находиться в такой близости от нее, коснуться ее… нет, это ни в малой мере не способствовало трезвому рассуждению. Он постарался овладеть собой и сказал:
— Я считал, что вы не склонны вступать в брак.
— Но я и не предлагаю вам вступить со мной в брак.
Николас ощутил странную смесь облегчения и разочарования. Облегчение было ожиданным, но разочарование? Он воспринял его как еще один сюрприз в этот день, и без того полный сюрпризов. В мыслях своих он не стремился к браку, но почему бы и не стремиться к этому? Он немного подумал, прежде чем сформулировать вопрос:
— Что вы, собственно, предлагаете мне?
— Я предлагаю вам, как бы это поточнее определить? Да, пожалуй, лучше всего назвать это временным соглашением. Рассматривайте это как контрпредложение в ответ на ваше. Так сказать, все по-деловому.
— И в чем заключается ваше контрпредложение? Она помедлила с ответом буквально долю секунды.
— На следующие несколько недель, на тот срок, в течение которого вы предполагали управлять моими денежными делами, просматривая ежедневно в половине третьего пополудни мои счета, точное время не имеет столь большого значения, во всяком случае, до Рождества, я буду делить с вами постель по доброй воле и с восторгом…
— Да, вы, помнится, уже упоминали о вашей восторженности, — пробормотал он.
— В конце этого срока вы вернете мне, причем в законной форме, право самой распоряжаться своими средствами. К тому времени мы оба удовлетворим наше, бесспорно, существующее взаимное влечение, или, если угодно, вожделение, и можем идти далее каждый своим путем.
— По отдельности?