Милосердия?
– Мои родители. – Она посмотрела на него и обратилась ко мне: – Ты помнишь?
Я кивнула:
– Помню, но немного. Помню, что страна была одержима парой серийных убийц, мужем и женой. Они специализировались на других парах, верно?
– Да, верно. – Кэти повернулась к Лео. – Теперь ты помнишь?
– Двадцать лет назад? Я… мм… тогда редко смотрел новости.
Лео было неуютно. Насколько я поняла по нему, из-за того, что он не слышал про убийства Милосердных, а не потому, что Кэти была с ними связана.
Снова глубоко вздохнув – кажется, она надеялась, что я расскажу о Милосердных в деталях, – Кэти положила остатки пиццы и достала миску с подошедшим тестом. Рассказывая, она занималась тестом и ни разу не подняла на нас взгляд.
– Особенно больше нечего добавить. В детстве я ни с кем не общалась из семьи, кроме мамы и папы. Первый раз, когда я встретила свою бабушку, был в тот день, когда меня привел к ней соцработник. До этого мы постоянно переезжали. Обычно за год я сменяла две или три школы. Невесело, но такая была жизнь. – Она отрезала кусок пергаментной бумаги, положила его на противень и начала катать из теста буханку. – Время от времени они оставляли меня с няней и устраивали свидания. Так они это называли. Однако к тому времени, когда мне исполнилось восемь, они решили, что няню заменит телевизор, и оставляли меня одну. Позже я узнала, что на некоторых из тех свиданий – а может, и на всех, я понятия не имею; на самом деле, я не помню, как часто они случались, – они решали убить кого-нибудь. Чаще всего – другую пару, как и сказала Фред.
Кэти поставила только что сформированную буханку на подогреватель. Она осматривалась на кухне, будто искала, чем еще занять руки. Она остановилась на новом кусочке пиццы, хотя больше перемещала кусочки начинки, чем ела.
– В первый год нам с бабушкой пришлось много переезжать. В каждой новой школе дети быстро вычисляли, кто я такая, по моей фамилии. Затем меня преследовали не только в школе, но и дома. Люди оставляли голосовые сообщения автоответчику, угрожали убить нас и рассказывали обо всем, что они сделают с бабушкой и со мной. И мы снова переезжали, и снова происходило то же самое. Наконец мы поменяли мне имя и переехали в Лос-Анджелес. Я смогла затеряться в шуме такого большого города. Мы никогда больше не разговаривали об этом, даже друг с другом. – В конце она посмотрела на Лео и снова на меня. – Кажется, кто-то знает, что я была Мишель Катрин Милосердная. – Из ее глаз покатились слезы, и ее затрясло. – И теперь на моих руках снова кровь, как и у них.
«Снова»?
– Нет, это не так. На твоих руках нет крови Сэмми.
Лео соскользнул с прилавка и обнял Кэти, и мне стало стыдно, потому что именно такой должна была быть моя первая реакция на историю подруги.
Я отбросила мысли о слове «снова». Кэти просто была не в себе. Она нуждалась в дружеской поддержке, а не анализе ее слов. Последовав примеру Лео, я обошла стойку и присоединилась к их объятиям. Спустя минуту я почувствовала, что Ватсон трется об мою ноги и усаживается рядом.
Мы с Лео не отпускали Кэти, пока ее всхлипывания наконец не утихли.
Не знаю, сколько времени мы провели в «Милом корги». Довольно много, потому что пампушки испеклись, а половина буханки хлеба была съедена.
Перед уходом я зашла в дамскую комнату. Написала сообщение Брэнсону о том, что стало известно, и сказала, что мы с Кэти едем ко мне домой. Еще больше прежнего мне захотелось, чтобы полиция следила за нами, пока мы будем спать. Если кто-то, конечно, мог бы сегодня уснуть. Брэнсон пробьет детали в базе данных, и, возможно, уже к утру у нас будет возможный подозреваемый.
Мы проехали пару кварталов. Ватсон беспокойно смотрел на нас с заднего сиденья. Кэти осмелилась оборвать тяжелую тишину:
– Если тебе неуютно со мной, я могу не оставаться у тебя на ночь. Лео сказал, что тоже может помочь. – Она не смотрела на меня. – И конечно, когда твоя семья тоже узнает, я не жду, что они будут вести себя со мной как прежде.
Мне стало стыдно. Я не смогла убедить Кэти так же хорошо, как Лео, что между нами все осталось по-прежнему. Она была такой же Кэти, какой я ее знала. Все еще моя лучшая подруга. Это правда. Это были не просто слова. Я ничуть не винила Кэти за то, что делали ее родители. Ни капли. Но я не смогла так же быстро, как Лео, прийти в себя. Может, потому, что он не помнил те новости по телевизору. Или просто лучше справлялся с подобными вещами.
Я осмелилась отвести взгляд с дороги и посмотреть на Кэти, которая не решалась посмотреть мне в глаза.
– Я всегда рада тебе в моем доме. Всегда. Ты мой бизнес-партнер, мой пекарь и мой лучший друг. Ни одно слово, которое ты сегодня произнесла, не изменило это. Ни одно слово. Ты слышишь меня?
Кэти посмотрела на меня. Слезы тут же потекли по ее щекам.
– Фред, ты не обязана это говорить.
– Не обязана. Потому что это чистейшая правда. – Я взглянула на дорогу. Мы приближались к повороту, было темно, но я не увидела никаких фар едущей навстречу нам машины, или лосей, или горных козлов, поэтому опять посмотрела на Кэти: – Ты не несешь ответственность за дела своих родителей, и мы выясним, чьих это рук дело. Теперь это будет намного легче, потому что мы знаем, что искать.
Кэти шмыгнула носом, вытерла слезы и постаралась взять себя в руки.
– Я просто не могу поверить, что все это снова происходит со мной. Ни с того ни с сего спустя столько времени. И теперь тебе приходится…
Как только мы приблизились к повороту, из ниоткуда появилась машина и врезалась в пассажирскую сторону нашего автомобиля. Сработала подушка безопасности Кэти, раздался крик, однако я не уверена, чей именно он был: Кэти, мой, Ватсона или нас троих. «Мини-купер» отбросило к краю поворота, я попыталась вырулить, или так мне показалось. Как бы я ни крутила руль, ничего не помогло, и мы вылетели за обочину дороги и покатились по крутому обрыву. Вокруг не было ничего, кроме грохота и скрежета металла. Мы остановились, когда передняя часть машины врезалась в валун, я ударилась лицом в подушку безопасности и окончательно потеряла управление.