трущоб, он не скривил губы, не сморщил нос. В его глазах мелькнуло сочувствие. А-а-а! Я просто в ауте!
– Оль! Выходи из аута! А то мы так и не доберемся до сути.
– Ну короче! – начала было Олька, и я представила, как она, изнывая от нетерпения, ерзает на стуле или каком-нибудь кресле, и без конца поглядывает на часы. Взглядом подгоняет стрелки, чтоб быстрей бежали.
– Я хочу, чтоб ты оценила со стороны. Как он смотрит на меня, как стоит – закрывается или нет, ну там всякие невербальные знаки, вы ж учили такое. А то я себе не доверяю. Помнишь, как Золушкины сестры высасывали из пальца десять знаков внимания. Боюсь выглядеть влюбленной дурочкой.
– А что мне, надеть плащ с капюшоном, темные очки и на всякий случай прихватить зонт, чтоб им прикрыться. Иначе подумает, что за озабоченная мамаша следит за вами, – я захихикала, представив себя в роли шпиона.
– Ну нет. Издалека. Там же народу полно, вас и не видно будет. Я тебе смс-ку пришлю, куда мы будем направляться. А вы за нами. Немного пошпионишь, и развлекайтесь на здоровье. Ну ок? Я и такси оплачу, чтоб вы по метро не шастали. Договорились?
Хых, можно подумать, ей можно отказать, если она что-то решила!
Я деланно вздохнула.
– Договорились. Только без такси. Сами доберемся.
Но Булочка возражений не принимала. И мне пришлось согласиться на весь пакет удовольствий.
Правда, эти удовольствия могли стать последними щедростями от подруги, потому что такой желанный вечер поставил нашу дружбу под угрозу…
Получив смс-ку «Поднимаемся на смотровую площадку. Закрытую», мы с Улиточкой стартонули туда. Сначала я чуть не взвизгнула от восторга, как Уляшка, при виде неописуемой красоты. Москва лежала, как на ладони, и это зрелище потрясало до глубины души. То, на что мы обычно смотрим, задрав голову, сейчас казалось каким-то макетным с высоты даже не птичьего полета, а наверно, вертолетного. Страшновато было за конструкцию. Мне казалось, что эта махина держится на честном слове.
«Рабочий и колхозница», Москва-Сити, стадионы, Останкинская усадьба и даже храм Христа Спасителя! До Грина я панически боялась высоты, но он меня «вылечил». Любовь к нему перекрыла мой страх, и я, выбравшись из кабинки колеса обозрения, даже не зашаталась. Ведь я думала, что и ноги заплетаться будут и голова кружиться. А она кружилась только от счастья. В надежных объятиях Грина чувствовала себя в полной безопасности. Как бы я хотела покорить эту новую для себя высоту вместе с ним! Я вздохнула. Теперь не он меня удерживает от девчачьего «боюсь-боюсь», а наша дочь, которой я должна показывать пример.
Но ей мой пример и даром не нужен. Бесстрашно она шагнула на стеклянный квадрат пола над настоящей пропастью. Я чуть не взвизгнула, но от страха только вырвался какой-то хрип, и я потянула малышку на себя, в безопасное место.
– Мам, ну чего ты? Это ж прикольно, вон тетя стоит и не проваливается, – завозмущалась Улиточка. – Пойдем!
Я хотела объяснить ей, что да, все надежно, иначе бы никого не пускали, но слова застряли в горле. Машинально я сделала шаг вперед, подсознательно надеясь, что пугающая бездна встряхнет мои мозги и я увижу другую картину.
Но нет. В нескольких метрах от нас, совершенно непохожие на призраков или видение, на таком же прозрачном квадрате, опираясь на поручень, разглядывали столицу Ольга и мой Грин. Я допускаю существование невероятно похожих друг на друга людей. Но мускулистую руку, которая обнимает за плечи мою подругу я узнаю из миллиона. Его спину, на которой едва не трещит по швам темная футболка. Его по-прежнему небрежную черную шевелюру, его мужественный профиль с недельной щетиной.
Если б не Улиточка, которая стояла рядом со мной, я бы хотела, чтоб стеклопакет под ногами разлетелся бы на тысячу осколков. Таких, в которые снова превратилось мое сердце.
Я не могла дышать. В сердце будто воткнули огромный раскаленный гвоздь, который почему-то не убил, но и понятное дело, не дает чувствовать себя живой. Я хватала воздух маленькими глотками, а глаза уже защипало от слез. Нет! Этого не может быть! Но еще один взгляд, брошенный из-за спин довольных и восторженных посетителей, убедил, что может. Причем только со мной.
Мой единственный и любимый Грин ухаживает за моей единственной и любимой Булочкой, которая не подозревает, что ее сногсшибательный Виктор на самом деле никакой не Виктор, а мой любимый и единственный Грин. Цепочка замкнулась, как электрическая сеть, взорвавшись искрами в моей голове.
Первый шок прошел, и чувство самосохранения просто заверещало резаной свиньей, что надо прятаться. Спасти мою нервную систему мог бы тайный уголок, куда бы я могла забиться и выплеснуть слезами свою нестерпимую боль. Но его не было. Опять приходилось справляться с «ломкой» насухую. Терпеть, когда боль выворачивает душу на изнанку, обжигает раскаленным свинцом несправедливости. Сцепив зубы, улыбаться дочурке, которая и не подозревает, что в нескольких метрах стоит ее папаша, которому до нее нет никакого дела.
Господи, почему я всегда должна быть сильной?! Почему я не могу, как нормальная женщина, зареветь белугой, сбросить эту непомерную тяжесть приличий? Ни дома, ни в школе, ни сейчас я не позволяла себе быть слабой. Я должна держать лицо! Во что бы то ни стало! Главное, сбежать отсюда побыстрей. Не хватало для полного счастья, чтоб еще Грин увидел нас с Улиточкой. Не хочу в его глазах выглядеть жалкой неудачницей, о которую он просто вытер ноги и забыл.
– Солнышко, – голос предательски сел, и получилось очень скверно.
– Ма, у тебя горлышко заболело? – добила Улиточка мою израненную душу своей недетской способностью сочувствовать.
–Да, Улиточка, кажется, я приболела. Мне бы посидеть. А лучше полежать. Давай потихоньку отсюда.
И я почти не соврала ребенку. Больше всего на свете я хотела сейчас лежать, свернувшись жалким комочком, лицом к стенке, давясь рыданиями, в полной темноте и тишине. Но увы.
– Жаль какая…, – скорбно поджала губки малышка. – Тут так классно!
– Ну мы придем еще, а пока я накормлю тебя мороженкой. И у меня голова кружится здесь.
Улиточка обиженно вздохнула и послушно поплелась за мной к выходу. А я в