Читать интересную книгу Правдивые байки воинов ПВО - Сергей Дроздов

Последняя строчка всегда исполнялась с особым напором и настроением под смех слушателей.

Интересную переделку известной песни времён гражданской войны, спустя несколько лет после окончания учёбы в училище, сообщил мне мой друг Сашка Хроничев. Он был адьютантом Члена Военного Совета Армии, и был поражен тем, что супруга Члена в подпитии любила исполнять легендарный «Марш кавалеристов» в такой редакции:

«В ондатровой буденовке, парам-пам-пам…И командира нашего зовут: «Абрам»…

А вот самую замечательную песенку – переделку исполнял Коля Рогожин. На мотив народной «Вот мчится тройка удалая» он пел незабвенное:

«По степи зноем опалённой,Среди высоких ковылей…Семён Михайлович БудённыйСкакал на сивой кобылеОн был во кожаной тужурке,Он был во кожаных штанах,Он пел народну песню «Мурку»,Сам – со слезою на глазахИ в месте том, где эта Мурка-Уже убитая была…Была в слезах его тужурка,Навзрыд рыдала кобыла!!!

Успех у этой песни всегда был потрясающим.

Вообще-то у нас был в моде юмор и Швейка и Козьмы Пруткова:

«Удивляется вся Европа, какая у Вайнера обширная шляпа» – регулярно сообщали мы сержанту Вайнеру, у которого «шляпа» действительно имела грандиозные размеры. Он злился, но против классика не попрёшь…

«Ай, фирли фить, тюрлю тю-тю,

А у нашего майора задница в дегтю!» — звучало в адрес Грабара (но так, чтобы он не слышал, конечно).

«При виде исправной амуниции – как презренны все конституции» – Эта мысль К. Пруткова в год принятия брежневской конституции звучала злободневно и остро.

Друг Стёпа

Мы учились с ним еще в школе. Только об этом можно было бы написать целую книгу…

Стёпин отец был по национальности якутом. Он умер, когда Стёпа был совсем маленьким. От него Стёпа унаследовал характерные монголоидные черты лица. А от многолетних занятий плаваньем – рост 193 см, атлетическую фигуру и выполненный норматив кандидата в мастера в 9-м классе, после чего плаванье Стёпа забросил.

Наша 91-я ленинградская школа имела торговый уклон. Это значит, что в 9 и 10-ом классе у нас был теоретический курс «Правила советской торговли» и практика в продовольственных магазинах Петроградского райпищеторга. По ее завершении нам давали свидетельство о получении квалификации «младший продавец» и право работать в торговле.

Как мы этого стеснялись, особенно мальчики!!! Профессия продавца в то время в нашей среде была совсем не престижной. Почти никто не применил в жизни навыки, полученные в школе.

Помню, как в конце 10-го класса к нам в класс пришел кадровик из Ленинградского института советской торговли, и битый час уговаривал приходить к ним «поступать», обещая принять мальчиков вне конкурса (в институте тогда, по его словам училось 90% девочек). НИКТО не пошел из всего класса!!!

Кто бы мог подумать, что 10 лет спустя этот самый институт (который даже не имел военной кафедры!) закончит скромный продавец секции мебельного магазина А. Сердюков. А еще 20 лет спустя – он станет министром обороны нашей страны!!! Вот где была кузница полководцев, оказывается…

В училище мы поступили вместе со Стёпой. Благодаря комдивкиной незатейливой методике распределения по батареям, оказались в разных – он в 1-й, а я во 2-й.

Ходили мы даже к Изюминке с просьбой воссоединить нас в любой из них, но тот прочел нам дурацкую лекцию о необходимости стойко преодолевать трудности воинской службы и ничего не сделал. Может, и к лучшему. Вместе мы могли бы и не доучиться, по нашей юношеской дури.

Стёпа, как КМС по плаванью, был сразу взят на учет начальником физподготовки майором Бадюлей и включен в сборную училища.

«Сборники» – были «белые» люди. Члены сборной по 2—3 раза в неделю ездили в Ленинград на тренировки и вели довольно привилегированную жизнь.

Это быстро испортило Стёпу.

Перед новогодними праздниками на 1-м курсе нас поразило известие, что Стёпа сидит на «губе» за пьянку.

По освобождении он рассказал мне об этом ЧП.

«Вместо тренировки поехал я в „Пушкарь“, пивка попить», – излагал Стёпа. (Он славился на весь наш Петроградский район умением влить в себя пол-литровую кружку пива за 2 секунды). Даже делал это порой «на спор», когда было плохо с деньгами.

А с деньгами у Стёпы было плохо всегда.

Другим ярким талантом Стёпы была способность «на спор» же выкурить до бумаги «беломорину» за две затяжки, а длинную сигарету до фильтра – за три! Легкие для этого нужны очень сильные. (Курильщики могут попробовать повторить и оценят такой дар по достоинству).

«Хорошо так посидели, водочки тоже попили, и поехал я на Балтийский вокзал. Там у меня чего-то ноги и отказали. Стоять – могу, голова – работает, а идти – не получается. Стою „прислонютый“ к расписанию электричек, с силами собираюсь. Тут патруль морской меня к себе подзывает. А я и говорю начальнику, мол, ноги отказали, не могу идти! Меня в кутузку комендантскую, и в училище позвонили. Хорошо хоть на Садовую не отвезли».

За Стёпой Комдивка отправил ВРИО их комбата лейтенанта Прокофьева.

Прокофьев так описывал процедуру изъятия Стёпы из привокзальной комендатуры: «Приезжаю – вижу: сидит Степенов, нога на ногу и хамит начальнику патруля капитану 3-го ранга. Тот стоит, Стёпа перед ним сидит и через слово обещает навесить мореману «трендюлей»!

Взял я такси, ходить-то Степанов не может, везу его в училище прямиком на гауптвахту. А таксист и говорит мне: «Что – то уж больно богато живут ваши курсанты. Второй раз везу этого китайца в Горелово и оба раза – пьяного!!!».

После «залета» Стёпу на полгода исключили из сборной, о чем он очень жалел.

Самая знаменитая пьянка у нас случилась осенью на 4-м курсе.

Перед самым увольнением к нам в казарму пришел Стёпа и предложил «выпить».

Надо сказать, что отношения с деньгами у Стёпы были сложные.

Как уже говорилось, его матушка растила сына и Степину старшую сестру одна, работая фельдшером на «Ленфильме», так что жили они небогато, мягко выражаясь.

Когда у Стёпы появлялись деньги, он тратил их легко, быстро и бесшабашно. Но это случалось редко. Обычно у него в кармане была мелочь от 5 до 30 копеек, остальное приходилось финансировать его друзьям.

«У меня всё есть, кроме денег и совести!» – это была одна из любимых поговорок друга Стёпы.

Я подумал, что и в этом случае Стёпа рассчитывает на мои финансы, и сообщил Стёпе о том, что денег у меня нет.

«Ты меня всю жизнь поил, теперь я хочу тебя угостить!» – торжественно сообщил мне приятель и продемонстрировал купюру достоинством 100 рублей. По тем временам это были умопомрачительные деньги. Мы получали в месяц на четвёртом курсе 15 рублей 80 копеек.

«Мать дала!» — гордо сказал Стёпа. Это был второй (и последний, насколько мне известно) случай, когда Стёпина мать давала ему сторублевку. Видимо, ей выписывали на работе премию и она, движимая материнской любовью, вручала её Стёпе. Первый раз она его так профинансировала в честь поступления в училище, и мы неслабо тогда отметили это событие.

«Я всегда был твой должник. Сегодня я угощаю. Бери с собой кого хочешь, и поехали в кабак!», – Стёпа сиял от счастья, и отказаться было невозможно.

Мы позвали с собой Рому, маявшегося от безделья, и уже на гореловской платформе уговорили БАМа составить нам компанию.

БАМ ехал в увольнение в Выборг, где жили его жена и маленькая дочка. Поэтому он согласился заехать с нами в кабак «на часочек».

Вчетвером мы прибыли в шашлычную у Сытного рынка.

Заняли столик, и Стёпа сделал заказ: «4 шашлыка, бутылку лучшего коньяка и 5 бутылок „Агдама“!».

Я понял, что шансы БАМа увидеть в этот вечер семью равны нулю.

Мы отлично отдыхали. Шашлычная считалась безопасной в том смысле, что патрули в неё обычно не заходили. За соседними столиками сидело несколько компаний курсантов из ЗРКУ, у которых был какой-то юбилей училища. Мы с ними весело общались на общие темы.

И тут в шашлычную принесло морской патруль! Соседи позорно бежали через кухню. Сбежали бы, наверное, и мы, но во-первых, мы уже были четверокурсниками, и это было несолидно, а во-вторых, выпито уже было немало, и это добавляло смелости.