Этьенна, показал на внушительных размеров яму, находившуюся как раз посередине дороги. Обогнуть ее, особенно на упряжке с тяжело гружеными нартами, было невозможно: с одной стороны был крутой склон холма, а с другой – густой подлесок. Я понял: мне предлагалось устранить это препятствие, что в условиях избытка строительного материала в виде камней и песка, накопленных на вершине холма недельными стараниями Уилла и Этьенна, не представлялось безнадежным занятием. «Это будет стоить Уиллу по меньшей мере одной дополнительной ездки», – подумал я, оценив размеры и глубину ямы. Через полтора часа дорога стала подходить под американские стандарты, к вящему удовольствию моего работодателя, который не преминул тотчас же обновить трассу на своей упряжке. Джеф вернулся только около четырех часов пополудни.
Было видно, что он чем-то расстроен. Ни слова не говоря, он отдал мне собак и ушел к себе в домик. До шести часов я сделал еще одну ездку. Вернувшись в лагерь, я узнал неприятную новость: Джеф заявил о невозможности для себя участвовать в предстоящей экспедиции и о том, что завтра он нас покидает. «Вот так тренировочные сборы! – подумал я. – Команда распадается, не успев еще толком сложиться». Нас оставалось только двое из шести! Когда мы с Кейзо зашли к Джефу, то застали его в самом скверном расположении духа. Видно было, что это решение далось ему нелегко. Из того немногого, что он нам сказал, объясняя причины своего ухода, я понял только, что он недоволен тем, как организованы тренировки («А кто доволен?» – подумал я), и тем, как распределялись обязанности между членами команды. Джеф считал, что Стигер взвалил на него чересчур много обязанностей, а сам устранился от дел и отправился в какой-то никому не нужный Лас-Вегас приятно проводить время. Джеф сказал, что устал и вовсе не обязан помимо своей основной работы по подготовке собак и экспедиционного снаряжения заниматься еще противной и непривычной бумажной работой в офисе. Общую печальную картину предстоящего расставания дополнил пришедший с Джимом Грант, которого тоже, как оказалось, не устраивали условия работы на ранчо. Выражаясь нашим языком, помимо основного молодняка, с которым он должен был работать по контракту, на него здесь навешивали множество других менее симпатичных для него собак в виде разнообразной и бесконечной хозяйственной работы на ранчо беспощадного эксплуататора Уилла Стигера. Немного подсластило горькую пилюлю этого мартовского вечера принесенное Джимом мороженое, которое мы вчетвером с мрачной решимостью тут же и съели. Вечером в сауне последние из могикан – мы с Кейзо – парились без обычно присущего нам энтузиазма – не было настроения. Утром за завтраком Джеф объявил всем о своем решении. При этом он так разволновался, что даже заплакал. Это настолько не вязалось со всем его обликом, что я просто растерялся и не знал, как его утешить. Совершенно удрученные, мы разошлись по своим рабочим тренировочным местам. Собаки, как будто чувствовавшие напряженную атмосферу этого утра, бежали неохотно, путались и грызлись, и я, хоть и дал себе слово не орать на них без необходимости, на этот раз постоянно его нарушал. Вернувшись в лагерь после первой поездки, я обнаружил Джефа в полной боевой готовности к отъезду. Договорились, что я отвезу его на берег сразу же после второго рейса, однако этого, к счастью, не потребовалось, ибо Джеф так же решительно и неожиданно изменил свое решение и остался с нами. Сейчас, по прошествии многих лет, когда у нас за плечами остались и Гренландия, и Антарктида, и совсем недавно Северный полюс, я думаю о том, что не измени тогда Джеф своего решения, все могло бы пойти по-другому и не лучшим образом. Участие Джефа в наших экспедициях, его огромный опыт, умение работать с собаками, отменная выдержка и надежность во многом определили наш успех. Я не совсем понял, что же все-таки произошло в течение этих полутора часов, пока я отсутствовал в лагере, но особо по этому поводу не страдал – главным было то, что Джеф оставался с нами. Завершением всей этой взбудоражившей нас истории был очередной, или внеочередной, митинг, который в отсутствие Уилла проводил Джон. Насколько я смог уловить суть, Джон говорил о трудностях организации такой большой экспедиции и о том, что только слаженная и ответственная работа каждого из нас может привести к успеху всего дела. С этим нельзя было не согласиться. Затем он перешел к распределению обязанностей, заявив, что все, что делается здесь на ранчо, все, без малейшего исключения, подчинено одной цели – подготовке предстоящего перехода. Даже перевозка дров – тут он посмотрел на меня, как будто почувствовав, что именно я могу стать его главным оппонентом в этом вопросе, не говоря уже о работе в офисе – суровый взгляд в сторону Джефа, – все это имеет для всех нас первостепенное значение. Естественно, не обошел он вниманием и отсутствующих Уилла, Этьенна и Кати. При этом, увлекшись, Джон достиг вершин патетики. Он заявил:
«Неважно, где находятся наши предводители, в Лас-Вегасе, Париже или Нью-Йорке. Они неустанно думают о том, как все-таки сделать наши планы реальностью!» Он обвел всех присутствующих торжествующим взглядом и сел весьма довольный собой. Я выступил с отрывистым по ряду причин, основную из которых вы уже знаете, ответным словом, выразив надежду, что мое пребывание здесь в любом из предложенных мне нашим мудрым руководством качеств будет полезным экспедиции (во всяком случае – подумал я – не принесет ей заметного вреда). Я сказал также, что мне нравится работать с собаками, а все перевезенные мной за отчетный период кубометры дров пусть не впрямую, но косвенно помогут нам преодолеть все трудности организационного периода. Джеф говорил намного больше, скорее всего объясняя свое решение, и, судя по реакции Джона, последний остался доволен «покаянием» Джефа. Очевидно, горя желанием проверить, насколько глубоко мы усвоили преподнесенный нам накануне урок примерного поведения, Джон решил на следующий день вывезти в лагерь все двадцать четыре двухсотлитровые бочки с бензином, находившиеся на нашей перевалочной базе. На них невозможно было не обратить внимание: монументально и основательно зарывшись в снег, своими неестественно желтыми круглыми шляпами они оживляли пастельные тона строительных материалов. Признаться, я и не предполагал, что мы повезем эти бочки на собаках, уж очень громоздкими и тяжелыми они казались. За свою многолетнюю экспедиционную жизнь мне приходилось очень часто заниматься «катанием» таких бочек, особенно при разгрузках судов в Антарктиде. Тогда на лед в течение нескольких суток непрерывной работы выгружалось по нескольку тысяч бочек. А мы, освободив от тяжелой ноши висящий над головой