Сам же сел на иного коня, надел простую одежду, взял копье, железную палицу и встал в ряды воинов.
Князья и бояре в один голос принялись его отговаривать:
— Не подобает тебе, великому князю, биться самому.
Тебе, государю, подобает стоять в стороне и смотреть, кто как исполняет свою службу и кого чем за его службу наградить.
— Братья мои, сыны земли Русской, хочу сам постоять за свою обиду. Если умру, так с вами; если жив останусь, так с вами же, — ответил князь Дмитрий.
Туман рассеялся, стало все видать из края в край поля.
Тронулся с места и пошел передовой русский полк князя Дмитрия Владимировича Холмского. Двинулся полк левой руки князя Глеба Брянского.
И татарская рать надвигается: идут и справа, и слева. Силы татарской нет числа.
Хан Мамай с четырьмя ордынскими князьями с высокого холма взирал на поле, в нетерпении ожидая, когда прольется кровь.
Вот из татарского войска выехал вперед огромный печенежин, силою и ростом равный древнему Голиафу.
Троицкий монах Пересвет, что был в передовом полку, сказал:
— Сей человек ищет себе противника, я готов сразиться с ним. Отцы и братья, прощайте. Ты же, брат Ослябя, помолись за меня.
С этими словами Пересвет пришпорил коня и поскакал к печенегу. Тот пустился ему навстречу. Сошлись, сшиблись, дрогнула под ними земля, и оба бойца упали с коней на землю мертвые.
— С нами бог! — вскричали воины передового полка, и полк левой руки, и сторожевой полк и пошли вперед.
Тут двинулись в битву большой полк и все другие русские полки, кроме одного-единственного, засадного.
Началась жестокая сечь.
Мечи сверкали, как солнце; от ломающихся копий стоял треск, подобный небесному грому; воины задыхались в тесноте: мало для такого войска оказалось Куликово поле, хотя было оно тридцать верст поперек, а в длину целых сорок. Так много войска сошлось здесь, что второго такого побоища уж не увидишь: в единый только час погибли великие тысячи! Потекли кровавые реки, встали озера кровавые.
На шестой час битвы татары начали одолевать. Их конница топтала русских воинов, как траву. Пал конь под великим князем Дмитрием Ивановичем, и сам он был тяжело ранен. Татарского войска на поле прибывало, ряды русских полков редели.
Князь Владимир Андреевич Храбрый, что стоял в засаде, в нетерпении сказал воеводе Дмитрию Боброку-Волынскому:
— Воевода, что пользы в нашем стоянии? Если будем и дальше медлить, кому на помощь придем, ведь всех наших побьют.
— Еще не подошло время, — ответил Боброк. — Но скоро наступит наш час, и тогда воздадим врагам всемеро.
Воины засадного полка плакали, глядя на гибель товарищей, рвались в битву, но воевода сдерживал их:
— Еще немного подождите.
В восьмой час переменился ветер и подул в спину русским, в лицо татарам.
— Князь, наступило наше время! — громко сказал воевода Дмитрий Боброк.
Князь Владимир Андреевич поднял копье, обернулся к воинам:
— Друзья, братья мои, князья и бояре, и все сыны русские, за мною на битву!
И рванулись воины засадного полка из зеленой дубравы. Как ясные соколы с золотого нашеста на журавлиное стадо, налетели русские витязи на татар, с новою силой закипела сеча. Повалились враги на землю, как полегает трава под острой косой.
— Увы, увы нам! — в ужасе закричали татары. — Перехитрили нас русские. До сего часа против нас меньшие бились, а ныне старшие бойцы идут!
Побежали татары и на бегу кричат:
— Увы, увы нам и тебе, Мамай, вознесся ты до небес, теперь пасть тебе в самый ад!
Хан Мамай принялся призывать на помощь своих богов. Но его боги не помогли ему. Русские воины истребляли Мамаевы полчища, как огонь истребляет солому, и никто не мог спастись от их мечей.
Вскочил хан на коня, ударил пятками и побежал прочь от Куликова поля, и с ним четыре ордынских князя.
Русские конники погнались за ними, но не догнали и вернулись, потому что у Мамая с князьями кони были свежие, а у русских воинов притомившиеся в бою.
На том кончилась великая битва на поле Куликовом.
…Князь Владимир Андреевич стал под великокняжеским черным знаменем и велел трубить сбор.
Начали воины, кто остался жив, сходиться каждый под знамя своего полка.
Но, сколько ни трубила труба, не пришел под великокняжеский стяг великий князь Дмитрий Иванович.
Поехал Владимир Андреевич по полкам, расспрашивая, не знает ли кто, где великий князь.
— Я видел князя Дмитрия в пятом часу, — сказал князь Борис Углицкий, — он бился железной палицей.
Подъехал князь Михайла Иванович Байков:
— Я тоже видел великого князя — он дрался сразу против четырех врагов.
— А я видел князя незадолго перед тем, как вы ударили из засады. Был он пеш и ранен, — сказал князь Степан Новосильский.
Князья и бояре и все, кто остался в живых, разошлись по полю битвы искать великого князя.
Нашли его под горою у речки, лежащего под березой.
Страдая от раны, а еще больше от сердечной скорби, потому что не знал еще о победе, князь Дмитрий Иванович не имел даже силы подняться.
— Радуйся, государь наш, новый Александр — победитель врагов, — приветствовал его князь Владимир Андреевич.
— Что ты говоришь, не разберу, — спросил князь Дмитрий Иванович.
— Говорю, что враг побежден и мы спасены!
Тут силы вернулись к князю Дмитрию, он встал на ноги и сказал:
— Коли наша победа, то возрадуемся и возвеселимся в этот день.
Слуги подвели коня. Великий князь сел на коня и поехал по полю.
Увидел он великое множество павших русских воинов, а побитых татар вчетверо более. Обернулся князь к воеводе Боброку-Волынскому:
— Воистину оправдалось твое предсказание, воевода.
Ехал великий князь Дмитрий Иванович с братом своим Владимиром Андреевичем и с остальными князьями по ужасному побоищу и, видя гибель стольких православных христиан, сердцем рыдал и лицо умывал слезами.
На поле же Куликовом не видать порожнего места, оно все покрыто телами убитых: лежат сыны русские, но всемеро больше побито татар.
Видит князь, лежат убитые восемь князей белозерских, да углицкий князь Роман Давыдович, да четыре сына его: Иван да Владимир, Святослав да Яков Романовичи. Полегли в одном бою, на едином месте.
А далее, видит великий князь Дмитрий Иванович, полегли князь Михаил Васильевич, да пять князей ярославских, да четыре князя дорогобужских, да оба инока троицких Пересвет и Ослябя, и тут же князь Глеб Иванович Брянский, да Тимофей Волуевич. Убит любимец князя боярин Михаил Андреевич Брянский, воевода Данила Белоусов да новгородские посадники Тимофей Константинович Микулин да Яков Зензин и многие иные.
Восплакал над погибшими великий князь Дмитрий Иванович.
Потом князь Дмитрий Иванович держал речь к тем, кто остался жив после грозного побоища:
— Братья мои, князья и бояре, и все люди русские, вы служите мне, великому князю, так же верно, как служили доселе, и я пожалую вас по заслугам вашим. А ныне прежде всего похороним погибших братий наших, да не будут растасканы дикими зверями.
Двенадцать дней разбирали тела убитых. Князей, бояр и дворян великий князь повелел отвезти на Русь, в их вотчины, к женам и детям. Прочих же похоронили на Куликовом поле, на высоком месте, в трехстах тридцати братских могилах, и насыпали над ними большие земляные холмы.
— Прощайте, братья, знать, суждено вам лежать на поле Куликовом, между Доном-рекой и Непрядвой, — сказал князь Дмитрий Иванович. — Сложили вы головы свои за веру христианскую, за землю Русскую. Вечная слава вам и вечная память.
Всего же пало в битве на поле Куликовом полтретья от ста тысяч и еще три тысячи русских, а осталось в живых пятьдесят тысяч.
Татар же было побито бесчисленное многое множество. Живым убежал в Орду только хан Мамай с четырьмя ордынскими князьями, да и тот в Орде был убит своими же татарами, обрел там бесславный конец.
Князь Ольгерд, услыша про Мамаево поражение и победу князя Дмитрия, с великим срамом поспешно возвратился в Литву. Олег Рязанский бежал из княжества своего и жизнь скончал на чужбине: вырывший яму, сам в нее попадет.
А великий князь московский Дмитрий Иванович с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем Храбрым, со всеми князьями и боярами вернулся с поля Куликова в стольный град Москву с великой славой.
И за ту победу над ордынским ханом Мамаем на берегах Дона получил он имя — князь Дмитрий Донской.
Про Петра и Февронию Муромских
Некогда княжил в городе Муроме князь по имени Павел. Князь жил в добром согласии со своей женой. Но с некоторых пор к княгине повадился прилетать змей и мучить ее.
Княгине змей являлся в своем поганом облике, всем же людям, кто входил в ту пору на княгинину половину, он виделся князем Павлом. Рассказала княгиня мужу про змея.