— Давай же, — сказала она и закашлялась. — Я ненавижу тебя. Ты ненавидишь меня. Смысла противиться уже нет. И мы оба ненавидим эту проклятую жизнь. Преврати же меня в ничто, Мордепал.
Урчание гулким рокотом отозвалось из его груди. Гидра закрыла глаза и почувствовала, как огромные зубы сомкнулись на её теле, захрустев костями.
Если б кто спросил у неё, каково это — умирать, она бы ответила, что это столь же утомительно, сколь и жить. Боль терзала её с ног до головы. Жаркая влага драконьего рта сдавливала грудь. Жестокий горячий ветер трепал босые ноги и волосы. Но долгожданное забвение всё не наступало. Напротив, боль тянулась и тянулась, будто не собиралась заканчиваться.
Лишь на какое-то время тьма поглотила её сознание. Стало пусто; но ненадолго.
Боль вернулась. А под дрогнувшей от судороги рукой была лишь жаркая драконья чешуя.
Из горла исторгся стон, и Гидра поняла, что ещё жива. Она с трудом разлепила веки и обнаружила, что лежит в густой траве, меж кустами плюмерии. А рядом с ней ворочается ржаво-рыжий Мордепал. И её сухая ладонь троекратно меньше той его чешуйки, на которой лежит.
Голову раскололо мучительным звоном. Словно кто-то забил в колокола прямо в её черепе. Сжав зубы, Гидра вновь застонала, и слёзы полились по щекам.
Всё внутри горело огнём. Каждый вздох причинял боль внутри, а попытка пошевелить ногами превращалась в ни с чем не сравнимую пытку.
— О-о Боги… — взвыла Гидра, обращаясь к тем, кто никогда не отвечал ей.
Стена драконьей шеи шевельнулась. Ржавые чешуйки понеслись, мелькая, перед глазами. Над ней поднялась тяжёлая морда Мордепала. Он склонил голову и повернул её боком, наблюдая сверху. И оценивающе посмотрел на распластавшуюся, изломанную диатриссу.
— Т-ты что… не сожрал меня… а притащил в своё логово? — иссушённым ртом всхлипнула Гидра. — Как… принцесс в чужеземных сказках?
«Но потомки доа-то знают, что на самом деле драконы приносят еду домой только в том случае, если хотят прикормить своих детёнышей. А нежные принцессы для этого хорошо подходят».
Мордепал не отвечал ей. Он склонился чуть ниже, обдав её жарким выдохом из своих ноздрей. И вновь задвигался. Его чешуя снова зарябила перед глазами, но теперь Мордепал опустился на землю так, чтобы его тяжёлая шипастая челюсть была совсем рядом с Гидрой — только руку протяни.
— Да чтоб тебя… — жмурясь от боли сломанных костей и рёбер, вонзающихся в плоть, процедила Гидра. И действительно ткнула его в бок челюсти. — Давай уже… Ну…
«Если он потеряет ко мне интерес и просто улетит, меня заживо будут жрать муравьи и грифы».
Но Мордепал, вопреки своей взрывной натуре, даже не обращал на её тычки внимания. Плёнка затянула его глаза, а затем веки закрылись. Похоже, он собирался поспать где-то глубоко в лесу, куда не долетали ни звуки колокола, ни марш барракатских солдат.
Гидра сморгнула влагу с глаз и, хватая ртом вздох так, чтобы лишний раз не шевельнуть грудью, посмотрела на небо. На бледной синеве прорезались первые звёзды.
— Проклятье, — выдохнула она и тихонько захныкала, не в силах больше терпеть боль.
Вскоре её одолела мучительная горячка. Она не могла заснуть, ибо всякая попытка провалиться в сон будила её, будто тычок кинжала в живот. Но и бодрствовать не могла. Каждая минута наяву превращалась в час худших тюремных пыток.
— Не могу-у-у… — еле слышно подвывала Гидра, давясь слезами. — Убе-ей…
Дракон оставался глух.
Девушка стала терять сознание вместо отхождения ко сну. Раз за разом она проваливалась в болезненное марево. И просыпалась, когда Мордепал решал перебрать лапами во сне или лечь поудобнее, отчего трещали все окрестные деревья.
В один из таких моментов, когда он разбудил её, свистнув в воздухе шипастым хвостом, Гидра проснулась вновь. И заныла едва слышно:
— Чёрт бы тебя побрал, поганый драконище, и Тавра, и Эвана, и Мелиной, и… а-а… — но очередной вздох перебил её, и она вновь зашлась слезами. Хотя глаза уже горели и чесались, она не могла перестать рыдать.
И тут до неё донеслись тихие возгласы:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Разговаривает!
— Черт меня возьми…
— Жива!
— Вот тебе и Моргемона…
Несколько камушков скатилось по склону и запуталось в её волосах.
— Осторожнее, — громко шипел кто-то.
— Цыц! Разбудишь!
— Отойдите все, я сказал!
Вновь покатились камушки. Гидра замерла, набрав воздуха в грудь. И скосила глаза.
Широкая тень пала на неё, и она увидела диатрина Энгеля.
Сердце пропустило удар. Гидра округлила глаза. Но это был он: белый плащ почернел от копоти и земли; не парадная, а обычная чешуйчатая броня покрывала тело; и правый глаз был спрятан за обмоткой из бинтов.
Он смотрел на неё с таким же удивлением, как и в первый день, и её рыжина отражалась в его прозрачном белом глазу.
Гидра приоткрыла рот, задрожав, но он прошептал:
— Тихо, тихо, не разбуди. Живая?
— Он меня даже не убил! — жалобно простонала Гидра, не в силах ответить ему таким же шёпотом. Изнутри её будто кололо десятком ножей.
— Ш-ш-ш, — зашипел было Энгель, но было поздно: Мордепал открыл глаза.
— Назад! — крикнул кто-то сверху, и раздался треск веток и топот.
Энгель замер, соскользнув по склону чуть ближе к Гидре, и поймал взгляд багровых очей дракона. Тот был сонным, но всякий знал, что Мордепал лёгок на подъём и легко приходит в ярость. В груди его что-то заклекотало. Он вытянул шею вперёд, но Энгель не двинулся. Дракон скосил глаза на Гидру; словно подумал мгновение; а затем обдал их обоих жарким выдохом из ноздрей и отстранился на добрый десяток метров, устроившись лёжа на двух локтях.
Диатрин неотрывно следил за ним, держал его взгляд. А руки его подобрались к плечам Гидры и обхватили за предплечья. Та вздрогнула, как обычно; но привычная судорога отозвалась такой болью, что она вновь едва не взвыла.
— Сейчас заберём тебя отсюда… — негромко произнёс Энгель и потянул её вверх по склону.
Рёбра кинжалами вонзились в Гидру внутри. Она захлебнулась криком. Диатрин тут же замер, а Мордепал резко поднял голову и растопырил перепонки за висками, настороженно наблюдая за ними.
— Не трогай, не трогай! — вопила Гидра. — Просто убей меня, раз сам ещё не помер!
Её стоны огласили весь лес. Запрокинув голову, она видела других солдат диатрина выше на склоне. Они тревожно выглядывали из-за деревьев.
— Аккуратнее! — прошипел один из них, седой, закованный в латы воин. — Может, хребет!
— Ногой пошевелить можешь? — тут же спросил Энгель.
Гидра стиснула зубы и с ненавистью повела ступнёй.
— Только если б ею тебя пнуть! — прошипела она.
Из леса зазвучал смех. Энгель вздохнул и ответил иронично:
— Я понял, что Мордепал нашёл в ней: родственную душу.
Смех стал громче, и Гидра сама тоже хохотнула, но тут же вновь сжалась:
— Ай-ай-ай…
Мордепал издал угрожающее урчание и склонился ближе, бросая на них тень. Энгель снова замер. Он держал драконий взгляд со всей выдержкой потомка Гагнаров. Гидра не знала, какую мысль диатрин оставлял в голове для столь вспыльчивого зверя. Однако Мордепал отзывался на это положительно и в итоге вновь вернулся на место своего возлежания.
— Он её защищает? — любопытствовали голоса.
— После того, как потаскал в зубах-то?
— Ну, говорят, Мордепал никогда не был деликатен с людьми…
Энгель убедился, что дракон перестал угрожающе буравить их взглядом и вновь склонился к Гидре:
— Где болит? — спросил он, будто врач.
Гидра сдавленно выдохнула и выжала сквозь зубы:
— Рёбра… ноги… голова.
И поняла, что бессилие и слёзы накатывают вновь. Даже при всей нелюбви к тому, чтобы плакать перед чужими.
— Значит, тебя даже на руки не взять, — пробормотал Энгель и, сидя рядом на коленях, поднял голову к лесу, где прятались его солдаты. — Носилки нужны!
— А дракон?
— Я отвлеку его. Сбегайте за носилками! — после чего он вновь перевёл взгляд к Гидре и неожиданно ласково провёл рукой по её волосам. — Не волнуйся. Наш доктор Вильяс тебя мигом на ноги поставит.