Какое ей было дело до сцен двадцатилетней давности, когда её собственная жизнь висела на тонком кошачьем усике?
— Так увезите меня с собой к диатрис Монифе, — взмолилась она. — Вы же к ней направляетесь? У вас же хватает храбрости идти вразрез с решением и диатра, и Гидриаров?
— О, нет-нет-нет, — они остановились вблизи портового квартала, и марлорд Вазант открыл ей дверцу. — Я не возьму на себя такое. Это ваш грех, Ваше Диатринство, выходить замуж сразу после того, как вы овдовели, без благословления диатрис. И вы, бедное дитя, сами должны понести за него кару или успеть уйти в монастырь.
— Но на побережье даже монастырей нет, мне нужно уплыть!
— Ничем, совершенно ничем не могу помочь вам, — едва не плача от своего притворного сочувствия, простонал марлорд.
И выпихнул её на мостовую.
— Позёр! — заорала на него взъерошенная Гидра. — Приспособленец! Мой отец хоть и скотина, но сразу занял позицию, а вы как жирный слизень в своей раковине!
Вазант качал головой, вздыхал и ничего более. Он быстро захлопнул дверцу, и экипаж покатил дальше в порт.
Диатрисса осталась, оскорблённая подобным обращением, посреди улицы. Люди не предложили ей помощь, с отвращением и неодобрением шепча имя Рыжей Моргемоны, что предала память Энгеля. А солнце уже клонилось к закату.
«Эта ночь станет для меня последней», — поняла Гидра. — «Убийцы Тавра и Монифы передерутся под моей дверью за право вскрыть мне горло».
Потерянная, она побрела назад к Лорнасу. Брусчатка медленно плыла перед глазами.
«Конечно, я ещё могу убежать хоть в лес», — думала она устало. — «Попросить кошек проводить меня куда-нибудь в заброшенный особняк, если такие ещё остались в глубине марлордства со времён королевы Лорны. И там, если повезёт, и барракиты не доберутся до меня, я буду вести одичавшую жизнь, которая, впрочем, быстро прикончит моё хилое тело. А если я оставлю связь хоть с кем-то — с той же Авророй — убийцы не заставят себя долго ждать. Это глупое, бессмысленное бегство».
Мысль о том, что именно этой ночью оборвётся её жизнь, сдавливала сердце. Как и любой человек, Гидра привыкла тайно верить, что когда-нибудь её жизнь изменится к лучшему. И ей повезёт.
Но этот день подводил итоги всего её земного пути, и было отчётливо видно, что всякая надежда была напрасна.
«Кинуться в постель к Эвану и умолять его защищать меня?» — хмуро думала она. — «Жалкое, отвратительное существование. Я буду ненавидеть каждый день, когда мне придётся изображать любовь к нему. И в конце концов Тавр всё равно найдёт, как от меня избавиться — я знаю это, знаю так же хорошо, как и то, что драконы не выносят вкус страха».
Она издала протяжный, обессиленный вздох и прислонилась к краю каменного дома ремесленников. Изнутри слышались постукивание и гул. Люди ещё остались в Мелиное, но жизнь города плавно угасала в страхе перед захватчиками.
«А ведь они могут явиться к городу со дня на день», — вяло усмехнулась Гидра. — «Словно все силы мира обратились сюда, чтобы не дать мне дожить до завтра».
Неожиданно что-то потянуло её за подол серого платья. Она скосила глаза вниз и увидела небольшого белого котика. Он тут же испуганно отпрыгнул от неё, но не убежал: отошёл на несколько шагов и остановился.
«Боги, пусть это будет моим спасением!»
Гидра без лишних мыслей выпрямилась и последовала за своим хвостатым проводником. Тот небольшим переулком привёл её к заколоченной лавке. «Травы и алхимические редкости», — гласила вывеска, перечёркнутая поперёк доской.
За витриной были видны коробочки с ладаном, безоарами, семенами и разными полудрагоценными камушками. Связки палочек-благовоний Гидра тоже разглядела в тени покинутого магазина.
«На кой чёрт мне теперь это», — подумала она вяло. — «Но ладно, раз кошки нашли, надо брать».
Она мысленно представила, как котик пролезает в лавку и приносит ей связку благовоний, а заодно ещё чего-нибудь, что она охарактеризовала для себя как «полезное». И через минут десять возни котик справился: вынес ей связку ароматических палочек и бледно мерцающий лунный камень, что застрял под ленточкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Умница, — заулыбалась Гидра и с нежностью погладила кота по спинке. — С такими помощниками я была бы настоящей хозяйкой Мелиноя…
«Но как они могут помочь мне сейчас? Велеть им всем напасть на Тавра? Боюсь, владелец двух драконов с лёгкостью справится даже с тысячей кошек. История знает».
Словно отзываясь на её мысли, глухой рокот раскатом грома долетел с небес. Один из драконов парил над Мелиноем, наверное, в поисках места для ночлега.
«Диатр Эван ещё не понимает, но Мелиной уже под сапогом Тавра. Кто владеет Мелиноем — тот владеет Рэйкой…»
Понурившись, она побрела обратно в Лорнас в наступающих сумерках.
Она не знала, что делать. Находчивые герои легенд на её месте точно придумали бы, как извернуться. Может, нашли бы трещотку и натравили бы драконов на их хозяина. Или приказали бы кошкам отыскать какие-нибудь доказательства измены Тавра — если таковые имелись. Но, утомлённая плохим сном, едва живая от обрушившихся на неё бед, Гидра была бессильна изобрести хоть что-нибудь. Ведь даже если бы Тавр умер, ей бы осталась жизнь с диатром Эваном.
Стемнело, и она, еле волоча ноги от внутреннего бессилия, остановилась у одной из дверей — немного не доходя до Анфилады Принца.
«Кажется, здесь живёт Аврора», — подумала Гидра и поскреблась внутрь тихонько. — «Если не спит, то откроет».
Фрейлина действительно открыла. Она была ещё не готова ко сну: одета в тёмно-коричневое платье, волосы собраны. Видимо, ожидала возвращения своей госпожи.
— Ваше Диатринство, вот вы где, — прошептала Аврора. Её лицо со дня смерти диатрина Энгеля не менялось: словно маска, на которой застыла боль, оно припухло от слёз и тоски.
Гидра окинула глазами её довольно скромное жилище. Небольшое трюмо с зеркальцем размером с ладонь, книжный секретер, аскетичная постель под окном.
Затем она вернулась глазами к фрейлине и вдруг увидела, что та теребит в руках небольшой цветок лилигриса.
— Что это у тебя? — холодея, спросила Гидра.
— Это? А, это… цветочек, как те, что мы видели у подножья горы, помните? — рассеянно ответила Аврора. — Нашла его на своей постели. Может, его тоже принесла какая-нибудь озорная кошечка?…
Но Гидра вырвала белый с полосками цветок из её рук и бросила на пол. И, дрожа, притянула Аврору к себе. В ушах ещё звучал рассказ сэра Леммарта о том, как лорда Магра Денуоро разорвали в собственной постели, и голос гвардейца эхом подтверждал, что такое уже было. Даже с певицей Сагарией Райской Птицей.
А «требуха» поросла цветами вместе с матрасом.
— Это чертовщина, — выдохнула Гидра. — Это тисовые тигры…
— О чём вы, Ваше Диатринство?
«Это колдовство», — осознавала Гидра. — «Кто-то из высшей власти им владеет. И пользуется. Чёрт возьми! Может, это имел в виду диатр Эвридий? Кто владеет силой тигра Мелиноя и способен направлять её, тот владеет Рэйкой?»
Она рванула руку Авроры на себя и повлекла её за собой, в свой будуар. Сердце билось, разгоняя кровь по утомлённым мышцам, а в голове лихорадочно складывались вопросы и вопросы к этим вопросам.
«Но, если так, почему этот кто-то покусился именно на Аврору?» — был самый мучительный вопрос для Гидры.
Пока она не нашла такой же цветок в своей постели.
Лесница громко шипела на него, а, завидев хозяйку, и вовсе стала нападать на неё, отгоняя девушку от алькова.
— И тут! — ахнула Гидра. — Сохрани нас Великая Матерь…
— Что это значит? — тоже заволновалась Аврора, пятясь от вздыбленной Лесницы. — Цветок — это какой-то знак?
— Для убийц, — быстро кивнула Гидра.
«Убийц незримых, невоплощённых, бродящих меж старых мангров, что только и ждут, когда зажжёшь ты для них лунные камни да листья ветивера…»
Сердце пропустило удар. Гидра быстро посмотрела на Аврору: её большие, полные страха и смирения с судьбой глаза овладели всем вниманием диатриссы.