Спустя минут сорок на территорию въехала машина Марата. Он вышел из машины, коротко мазнул по мне взглядом и пошёл помогать выйти из авто детям.
— Мама! — закричала дочь и кинулась ко мне.
Я улыбнулась ей и присела, чтобы поймать её в объятия. Прижала к себе свою девочку так, будто не видела ее утром, будто успела потерять.
— А ты уже тут? — удивилась Алиса. — Папа сказал, что ты сегодня не приедешь.
— Приехала, — твёрдо сказала я, кинув недобрый взгляд на Марата, который вёл за руку сына.
— Мам! — подбежал и он ко мне. — Как хорошо, что ты пришла.
— Конечно, милый, — взяла я его на руки и поцеловала в щёчку. — Я всегда буду с вами. Что бы ни случилось.
— Ура! — поднял он ручки вверх и обнял меня за шею. — Не уходи... Папа сказал, что ты не придёшь, и я плакал.
— Не надо, мой хороший, — улыбнулась я ему и погладила маленького сына по волосам. — Я решила все дела раньше и приехала к вам!
— Ма-а-ама... — оба ребёнка прижались ко мне.
Подняла глаза и встретилась со взглядом мужа. Он смотрел так, будто ему причиняет боль эта картинка нашей нежной любви. И я понимаю почему. Я испытывала ту же самую боль. Теперь мы не сможем быть все вместе, и один из нас не будет видеть эту семейную идиллию каждый день.
— Пойдёмте в дом, — произнёс Марат.
Мы вошли внутрь. Он раздеваться не стал, сидел в гостиной, пока я мыла руки детям перед ужином.
— Прислуга придёт завтра, — сказал мне Марат, когда мы вернулись в гостиную. — Сегодня ужин и завтрак придётся заказать в ресторане.
Я включила телевизор и нашла канал мультфильмов, пока думала о том, как организовать ужин.
— Хорошо, не вопрос, — ответила я и достала телефон, чтобы заказать нам еды. — На тебя заказывать как обычно?
— Нет, — покачал он головой. — Пойдём, на пару слов.
Он взял меня за локоть и вывел в холл. Прикрыл дверь гостиной, чтобы дети нас не слушали.
— Лина, я же попросил тебя, — смотрел он на меня. — Неужели так сложно было сегодня переночевать у отца?
— Не хочу! — заявила я. — Моё место рядом с детьми.
— Да не заберу я их! — начал закипать он. — Успокойся уже. Я принял решение, что с ними будешь жить ты. Уйду я.
Он уйдёт.
Уйдёт...
Уйдёт!
Логично, но почему же так дико больно?
— Понятно, — произнесла я тихо, не в силах перебороть ком в горле. — Почему тогда не сказал мне о своих намерениях?
— Вот, говорю, — ответил он, глядя в стену. Ему тоже непросто, я чувствую. — Хотел по телефону сказать сегодня. И хотел остаться с детьми этим вечером.
— Я мешаю? — спросила я.
— Сказать честно? — серые глаза уставились на меня. Я словно попала под дуло пистолета.
— Да.
— Я не хочу тебя видеть. Но раз ты остаёшься, тогда ухожу я.
Меня словно ударили. Так и застыла на месте, пытаясь удержать слёзы. Марат же повернулся ко мне спиной и вернулся в зал.
— Эй, малышня! — позвал он детей. — Обнимашки!
— Ты куда, пап? — спросила Алиса, когда они оба оказались в его больших руках.
Она знает, что когда папа так говорит, то потом уходит. Но на ночь он не оставался очень редко. Теперь же, видимо, многое в нашей семье изменится. Детям нужно начинать привыкать, что в одной комнате папа и мама больше находиться не в силах.
— Срочная работа, зайка, — поцеловал он в макушку Лиску. — Я завтра заберу тебя из школы. А тебя — из сада. Договорились?
— Да!
— Ну, тогда провожайте папу.
Дети проводили его до двери и махали в окно рукой, улыбаясь ему. А мне грудь словно кирпичом придавили. Малыши пока не понимают, что мы больше не семья, и что теперь папа будет ночевать не с нами...
— Ма, — потянула меня за руку дочь, вырывая из грустных мыслей. — Мы есть-то будем сегодня? Я голодная.
— Кушать-кушать!! — затараторил сын и закружился вокруг меня.
— А, да, — встряхнулась немного я. У меня есть дети, и им нужна мать. Пострадаю потом, в подушку ночью. Сама себе... Ночь будет тяжёлая,чувствую. Рыдания так и рвали грудь. Но я не стану делать этого при детях.
Ушёл... Что ж, иди. Будь счастлив, Марат. И спасибо тебе за то счастье, которое я испытала рядом с тобой. Жаль только, что для тебя оно закончилось, и ты так легко выкинул меня из своей жизни. У меня так точно не выйдет. Хотя бы потому, что мне ещё предстоит рожать твоего ребёнка...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вздохнула и сосредоточилась на еде. Сделала заказ и принялась играть с детьми, чтобы скоротать время до ужина и чтобы не поддаваться грустным мыслям, которые так и рвали меня в куски.
***
Прошло две недели с момента, как Марат ушёл. Отношения между нами стали ещё более натянутыми. Я замечала, с каким презрением он смотрел на меня порой, даже не скрывая своего отношения.
Но оправдываться я больше не намерена. Я больше не буду искать с ним разговоров и встреч, больше не стану просить его выслушать. Я отпустила его. По крайней мере, очень пытаюсь это сделать... Хочется мне или нет, а пути наши разошлись. Мне придётся учиться жить без Марата, и это его выбор. За мужчиной я бегать не стану. Не хочет — тогда и мне это не нужно больше.
Да, я любила и люблю.
Да, тоскую так, что подушки не успевают просыхать от моих слёз ночами.
Так, что хочется разодрать себе грудь и вынуть ноющее сердце, которое всё стучит и стучит о нём.
Так, что хочется выбежать в поле, бежать и кричать во всё горло, пока не упаду, осипшая, без сил.
Но вместо этого вежливо говорю ему "здравствуй" и скупо отвечаю на вопросы о детях. Иногда он спрашивает и о моей беременности. Всё же допускает мысль, что ребёнок может быть от него. Документы на развод так и не подал — ждёт, когда срок беременности позволит сделать нам тест ДНК. Впрочем, для меня это неважно, я знаю, какой там будет результат. Отец — Марат. На все возможные проценты. Надеюсь, ему хотя бы будет стыдно, что сомневается даже в этом...
Детям мы сказали, что он нашёл новую работу и ему приходится работать и ночью. На самом же деле Марат ночует... А я не знаю, где он ночует. И спрашивать не стану. Надеюсь, что у матери, но точно не проверяла. Это теперь только его личное дело, где ему ночевать. Меня это больше не касается.
Несколько раз он оставался ночевать с нами. Точнее, с детьми, конечно. Меня он почти игнорировал, а когда дочь и сын засыпали в своих кроватках, не разговаривал со мной и вовсе. Мог тихо пить виски в кухне или в кабинете.
Один.
Курил.
Утром я находила полную пепельницу.
Ему тоже тяжело, я знаю, но он слишком упрям, чтобы услышать меня. Ему необходимо самому узнать что-то, чтобы усомниться в том, что видели его глаза. Я бы сама на его месте поверила бы в самое мерзкое. Я не виню его, что он поверил... Мне лишь жаль, что ничего исправить уже нельзя.
Марк больше не объявлялся. Кажется, отец, узнав об этой истории, встал на нашу с Маратом сторону и попросил не приезжать к ним, чтобы не пересекаться с нами. Где родители общаются с младшим сыном, я не знаю, но перестала с содроганием бояться встречи с ним в доме родителей братьев.
Я до сих пор не понимаю, за что он так поступил со мной, зачем разрушил мой брак, мою жизнь, лишил наших детей счастливой и полной семьи... Неужели ради своего эгоизма, мести, ненависти к старшему брату и мимолётной похоти? Я никогда не пойму его и никогда не прощу. Как я не разглядела в нём монстра ещё тогда? Как, однако, люди умеют завернуть волчью морду в овечью шкурку, что не распознать, кто перед тобой так натурально блеет...
Марат нашёл себе место на руководящей должности в ещё одной крупной фирме в той же отрасли, в которой был и принадлежащий ранее ему бизнес. Он снова стал наёмным работником, и теперь ездит в офис, как и раньше. Он не делится своими планами со мной, но Женька сболтнул, что муж копит на стартовый капитал для нового дела. Он не опустил руки, он будет и хочет бороться. Я рада, что он не сломался, несмотря на всё это. Искренне рада. Пусть мы больше не вдвоём, но я желаю ему счастья. Даже если в этом счастье не найдётся места для меня.