Все повскакали с мест, бросились к нам, – стали обнимать, Стае уже орал «Горько!», но Котя весьма тактично заметил, что это преждевременно.
За столом остались сидеть только двое – Марат и Етта.
У Марата лицо было ошеломленное и убитое, а у Етты просто злое. Впрочем, оно у нее всегда таково.
Стройный порядок застолья был нарушен. Кто-то еще что-то ел, кто-то курил на балконе, кто-то толокся на кухне.
– Ребята! – крикнула Дашка. – А десерт?
– Погоди с десертом! – гаркнул Стае. – Сперва попляшем, попоем, доедим все, что есть на столе, а потом уж и до десерта дело дойдет.
И вот в комнате молодежь топчется под музыку, а те, кто постарше, собрались на балконе, где стояли кресла и стулья. Шац взял гитару и начал перебирать струны.
Я сидела в кресле, а Котя присел на подлокотник, обняв меня. Марат сидел напротив и курил. К нему подсела.
Етта. Она о чем-то спрашивала его, он отвечал как-то невпопад, явно думая о чем-то своем.
Вдруг она громко сказала:
– Подумать только – такое сходство! Кира, вы не находите, что Даша страшно похожа на Марата Ильича, просто одно лицо!
На балконе воцарилась мертвая тишина.
– Если бы я не знала, что Дашенькин папа давно умер, я могла бы подумать…
– Прошу прощения, – очень холодно сказал Марат, – мне, конечно, весьма льстят ваши слова, но, поверьте, я тут ни при чем. В природе еще и не то бывает!
Молодец, не растерялся. Обещал сохранить это в тайне и сдержал слово.
– Петух еще и трех раз не прокричал, а он уже отрекся, – начал Котя.
– Не говори чепухи! – рассердилась я. – Я его просила молчать, совершенно ни к чему при всех обсуждать еще и это! Завтра они встретятся с Дашкой и все выяснят.
– Я так понял, что завтра ты с ним встречаешься?
– Нет, теперь уже нет, они оба знают и пусть поговорят с глазу на глаз. Дашка уже не ребенок.
– Ты мудрая, как змея, Кузя!
– Я не мудрая, я вконец растерянная!
– От чего ты так растерялась, моя хорошая?
– От всего. От Марата, от твоего напора… У меня, понимаешь ли, были совсем другие планы – отдохнуть, побыть с дочкой, повидаться с друзьями, порисовать, а вместо этого какие-то сплошные страсти…
– И это говорит оптимистка?
– Котя, милый, ты вот хочешь на мне жениться, но ты же совсем меня не знаешь – я терпеть не могу спонтанности, я люблю, когда все идет по плану…
– Начнем с того, что я тебя уже неплохо изучил, а что касается планов, то как архитектор могу тебе сказать, что даже в строительстве на определенном этапе один план может быть заменен другим, а уж в жизни… Считай, что теперь ты просто живешь по новому плану, только и всего. Ну, какие еще серьезные недостатки меня подстерегают?
– Я обожаю смотреть сериалы.
– Какой ужас!
– И терпеть не могу, если мне мешают. Для меня лучший отдых – завалиться вечерком на диван с чем-нибудь вкусненьким и смотреть «Санта-Барбару». И вообще, обожаю смотреть телевизор. И спать с тобой в одной комнате не буду!
– Вот это уже серьезно! Почему?
– Потому что не могу спать вдвоем, не привыкла!
– Сейчас я дам ему в зубы!
– Кому?
– Марату!
– За что?
– За то, что ты не привыкла спать вдвоем!
– Какой ты у меня глупый, Котя!
– Между тем Шац начал петь под гитару. Любка сидела мрачная. Пение это и впрямь было малоусладительно. Песни скучные, немузыкальные, да и не песни вовсе, а вполне серьезные плохие стихи на музыку Шаца.
– Кузя, пошли лучше потанцуем с молодежью! – шепотом предложил Котя.
– Неудобно как-то и Любку жалко!
– Тогда подожди!
Едва Боря кончил очередную песню и собрался уже запеть следующую, как Котя обратился к нему:
– Слушай, друг, дай-ка гитару!
– Зачем? – опешил Боря.
– Мне тоже чего-то попеть захотелось.
Он взял гитару из рук обескураженного Шаца и стал перебирать струны, потом немного подтянул колки и заиграл. Он играл по-настоящему, умело и страстно.
На эти звуки сразу сбежались все. Ай да Котя! Потом он сел напротив меня и запел «Живет моя отрада». Душа моя наполнилась восторгом – пение всегда очень действует на меня. Голоса у него не было, но пел он чудесно, музыкально, с удивительным чувством стиля – именно так, как надо петь в компании. И не сводил с меня глаз.
– Мадам, заказывайте музыку!
– Нет, пой что хочешь!
А про себя я загадала – если он споет «Не уходи, побудь со мною», то я выйду за него во что бы то ни стало.
Он пел один романс за другим, но это было не то.
Значит, не судьба, подумала я, и тут же взгляд мой упал на Марата. Он сидел мрачный, постаревший, погруженный в какие-то невеселые мысли, но, поймав мой взгляд, вдруг улыбнулся, приосанился, сверкнул синевой глаз…
– «Как глаза сияют, ласково маня, не меня встречают, ищут не меня…» – пел Котя.
Опять я рвалась на части – восхищение Котей и жалость к Марату.
– Ну, теперь последний романс, мой любимый, и все! «Не уходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю…»
Боже мой, как он угадал? Меня опять захлестнуло восторгом.
Едва он допел и вернул гитару Шацу, как Дашка закричала:
– К столу, к столу!
Все с удовольствием вернулись к столу и снова принялись за еду.
– Кирка, и почему я на тебе не женился? – проорал Стае. – Надо же, упустить такую классную бабу! Вавочка, не ревнуй, это так, ностальгические мотивы!
– Чего ж мне ревновать, я ведь вижу, Кире совсем не до тебя, – не без яда заметила Вавочка.
– Кирюшка, выйдем на кухню, – шепнула мне вдруг Люба.
– Пошли.
– Знаешь, кажется, Дашка с Маратом уже объяснились.
– Когда? Они, по-моему, все время были у меня на глазах, а я ничего такого не заметила.
– Да был момент, они сидели рядом, он ей что-то очень горячо объяснял, она была вся красная, а потом вдруг обняла его и поцеловала. Он тоже ее поцеловал, потом они что-то сказали друг другу и разошлись в разные стороны.
Так, папа с дочкой обрели друг друга. Интересно, надолго ли? А как поведет себя Даша в отношении Коти?
И что будет делать Марат? Оба обещали мне молчать и все-таки не выдержали, улучили момент… Боже, как я устала! Мне вдруг страстно захотелось домой, в свою одинокую квартиру, на, диван к Жукентию и Мейсону Кепвеллу.
– Кирка, что с тобой, ты чего так позеленела?
– Ох, Любашка, родненькая, я так чего-то устала.
Ты же знаешь, я совсем не привыкла жить в вихре вальса…
– Кирюшка, соберись, я все понимаю, ты на части рвешься, да? Знаешь что, гони-ка ты в шею всех мужиков, давай мы с тобой вдвоем куда-нибудь закатимся, хоть потреплемся по-человечески, а то вон уж сколько ты здесь, а мы толком и не поговорили.
– Ох, хорошо бы…