– А зачем же тебе эта соль?
– Мне ее подарили! Кстати, заберешь в Москву, мне она без надобности.
После действительно очень приятной ванны Дашка сделала мне маникюр – она успела в Израиле освоить эту специальность, – а потом занялась моими волосами.
Это мы с нею обе любили. Она всегда считала, что я причесываюсь кое-как, не тщательно, и, когда было время, мы с нею играли в парикмахерскую. Она колдовала надо мной с разными щетками и расческами, и результат всегда был превосходный. Дашка готова была уже заняться моим макияжем, но тут я воспротивилась.
– Нетушки, мои детушки! Я сама, а то, я знаю, ты мне такое нарисуешь!
– Мамуля, я только хотела, чтобы ты была на уровне последних веяний!
– Это с лиловыми тенями и с кольцом в носу? Нет, я уж как-нибудь по старинке!
– Да ладно, мамсик, не бурли! Рисуй сама что хочешь! Но когда будешь одеваться, позови меня! Кстати, может, первый пирог уже сунуть в духовку?
– А который час?
– Три;
– Нет, еще рано, через полчасика.
Итак, я стала «делать лицо». Как ни странно, с годами я употребляю все меньше косметики. Помню, в ранней юности мы с Алевтиной мазались так, что штукатурка с лица сыпалась! Страшно вспомнить, как мы, шестнадцатилетние идиотки с прекрасной молодой кожей, сперва наносили только что появившийся в продаже немецкий крем-тон, потом глубоко отечественную жидкую пудру, а сверху еще сухую. На верхних веках рисовали стрелки и накладывали голубые тени. И были уверены, что иначе просто не может быть! Дурацкое время – юность! Вот уж не хотела бы вернуться в те годы! Лучший женский возраст – сорок лет. Ты уже умная, все знаешь, все понимаешь и еще все можешь! Комплексы отпадают, как пересохшая шелуха, и ты кума королю! А если ты хорошо сохранилась, то, при определенных условиях, можно довольно долго длить этот прекрасный возраст – за сорок! Тебя уже не проведешь на мякине, правда, только при условии, что ты не влюблена как полоумная. Тогда, конечно, хуже. От любви в любом возрасте дуреешь. Ноя ведь не влюблена как полоумная?
В Котю я влюблена, да, безусловно, но сказать, что как полоумная… Но не влюблена же я в Марата, в самом-то деле? Тогда что? Что со мной творится? Почему меня бросает то жар, то в холод? Почему я то на седьмом небе, то словно лечу с гор, не зная, во что вляпаюсь внизу? Впрочем, понять, отчего я чувствую себя на седьмом небе, не так уж сложно – в моей жизни появился Котя и наконец исполнилась заветная мечта утереть Марату нос. А вот отчего я куда-то несусь…
– Мамуля, ты готова?
– Осталось только блузку надеть! – А я первый пирог уже сунула в духовку!
– Умница Моя!
– Ой, мама, как красиво! Знаешь, на вешалке я эту блузку недооценила! Такая мягкая, тоненькая, а выглядит как литое серебро! И до чего тебе идет! А с этой юбкой просто блеск! Погоди-ка, давай попробуем шарф на голову надеть, ну, мамочка, дай я завяжу, не понравится – снимешь, а я так прямо и вижу!.. Ну, мать, это отпад!
Полный! Ты посмотри!
Я глянула в зеркало. Дашка завязала дымчатый шарф необычайно элегантным узлом чуть ниже левого уха и оба конца спустила на грудь.
– Правда здорово?
– Да, Дарья, нет слов… Слушай, но он же не будет держаться!
– Не волнуйтесь, мадам, сейчас все сделаем! – Дашка побежала к себе и вернулась с какими-то хитрыми заколками. – Минутку терпения, мадам, и даже ураган не сорвет этот шарф с вашей прелестной головки! Знаешь, ты даже выше кажешься в этом туалете! Ой, серьги немедленно сними, они с этим шарфом не годятся, слишком малы. Тут нужна одна длинная серьга.
– Дарья! В одной серьге я не согласна! Ни за что!
Я не пират!
– Что у тебя с собой есть? – Дашка лихорадочно рылась в моей косметичке с украшениями. – О, вот то, что надо! – Она вытащила мои старые-престарые серебряные серьги, длинные и довольно экзотического вида, с мелкими жемчужинками.
– Вот! Смотри, мама! Данька, Данька, Иди сюда!
Погляди, какая у тебя теща!
– Да! – оторопел зять. – Ну, Кира Кирилловна, вы, извините, и так тут шороху навели… боюсь, как бы ваши эээ… кавалеры сегодня не передрались.
– Типун тебе на язык!
– Мамуля, тебя сегодня ждет сюрприз.
– Дашка, не пугай!
– Да нет, сюрприз очень даже приятный!
– Вот смотрю на вас, Кира Кирилловна, и думаю – правильно я женился. Если Дашка в вашем возрасте будет такой, то… О, вон идет ваш Викентий Болеславович, весь в цветах.
– Рановато вроде.
– Мама, он же на правах жениха!
– Ну, если так…
Честно говоря, я была рада, что Котя будет со мной, когда явится Марат.
– Мама, погляди скорей, какой он нарядный идет, и правда весь в цветах!
Я выглянула в окно, и на сердце у меня потеплело – к подъезду подходил Котя в элегантном светло-сером костюме, и его едва можно было разглядеть за двумя большущими букетами.
– Мамуля, открой ему Сама!
– Погоди, мне еще босоножки надо надеть!
Ради такого случая я надела Дашкины черные босоножки на высоченных каблуках. Сама я давно уж таких каблуков не ношу.
– Мама, ну скорее, я хочу, чтобы ты сама ему открыла!
– Да! – выдохнул Котя, когда я открыла дверь. – Ну, Кузя… Не ожидал…
– Чего ты не ожидал?
– Такой красоты…
– Спасибо за комплимент! А поздравить меня ты не хочешь?
– Какие поздравления, у меня язык отнялся… Вот, этот букет тебе, а этот Даше. И вот еще, держи, уж не знаю, угодил ли.
Он вручил мне изящно упакованную коробку.
– Что это?
– Погляди сама!
Я в нетерпении надорвала красивую бумажку, в которой оказались духи «Баленсиага»! Я давно о них мечтала, но они были мне не по карману. И откуда только он узнал?!
– Котя, это же мечта! Как жалко, что я уже надушилась!
– А где Дашенька?
– Даша, иди скорей сюда!
Она мигом выскочила из своей комнаты, тоже при полном параде.
– Ну, дамы, нельзя же так! Простому смертному не выдержать такого удара! Вот, Дашенька, примите мои поздравления и скромные дары!
– Спасибо, Кент, какие чудные лилии! А это что?
Ой, альбом, да какой здоровенный, вот спасибо, а то у меня все фотографии свалены в ящике.
– Я это заметил, – скромно сказал Котя.
– Кент, можно я вас поцелую?
– Буду счастлив! А между прочим, ваша мамаша еще не удостоила меня поцелуем. Ах, я совсем забыл. вот сейчас-то она уж точно задушит меня в объятиях!
И он достал из кармана маленький сверточек.
– Вот, в твою коллекцию!
Он положил мне на ладонь крохотного серебряного кота, ужасно милого и лукавого.
Я бросилась ему на шею.
– Котя, дорогой мой, спасибо!
– Мама, шарф! – взвизгнула Дашка.
– Только чур, пусть его зовут Котей!