укладывалось. Ну есть у вас Яхве, ну и молитесь ему. Не нравятся вам другие боги, не молитесь им, никто не заставляет. Что за дикость такая? Так рассуждали люди, которые защищали свою землю от беспощадных захватчиков. Битвы с ними были всегда, и шли сотни лет. Регулярно находился какой-нибудь иудейский царек, который считал, что именно богу его племени все должны поклоняться, а другим поклоняться нельзя. Потом приходил более вменяемый правитель, и все начиналось сначала. Те же иудеи и израильтяне приносили жертвы священным камням, а их женщины служили Богине-матери, что была в десятках обличий, различаясь лишь именами. На фоне этой напасти даже ассирийский царь казался благом. Он всего лишь требовал абсолютной покорности и своевременной уплаты налогов, вмешиваться в духовные дела великим царям и в голову не приходило. Именно на этом и сыграл Тайта, который хотел отстоять родной город и власть Ассирии над ним.
Иудеи уже появлялись в окрестностях города, и даже предприняли попытку штурма. Но их было мало, а осадных башен и таранов они не знали. Военная наука ассирийцев ушла гораздо дальше, чем у окрестных народов. Тот штурм отбили довольно легко. Лучники играючи расстреливали наступающих воинов, а горожане встретили штурмующие городские стены отряды кипятком и копьями. Иудеи, взвесив все за и против, сделали вид, что не больно то и надо было, и ушли громить соседнюю провинцию Дор. Вокруг Ашдода перемещались лишь разрозненные банды, которые постепенно ополчением Тайты выдавливались назад. Но ощущения победы не было. Это было лишь затишье. Тайта прекрасно понимал, что царь Езекия не для того ввязался в такую безумную авантюру, чтобы захватить Самарию и Галаад. Он хотел прочно перекрыть путь в Египет и получить великолепный морской порт, который обеспечит его пошлинами. И ключом к этому всему был именно Ашдод. Поэтому иудеи обязательно придут, в этом нет сомнений, и задача Тайты продержаться, пока не подойдет армия великого царя.
По слухам, войско прошло насквозь Великую пустыню, чего доселе не бывало, и сейчас отдыхает в Дамаске. Сам наследник Ассархаддон, проявивший чудеса мужества и мудрости, привел армию. Воины стояли за него горой, по их словам, если бы не он, то духи пустыни забрали бы не каждого пятого, а вообще всех. Сам наследник, уже жестко приведший к покорности Сирию и Финикию, собирал разрозненные ассирийские гарнизоны в единый кулак, а также нанимал отряды арамеев на конях и верблюдах. Царька финикийской Сарепты, что решил отложиться, он казнил, содрав с него, по обычаю, кожу. Чучело несчастного глупца он повелел возить по главным городам Сирии и Приморья, чтобы остальным правителям неповадно было. Ясмах-Адад, который ушел со своими воинами на север, послал весть, что он довел свой кисир до войск сына повелителя, и желал удачи. Это было так непохоже на сурового воина, который с презрением относился к женоподобным евнухам, что Тайта почти растрогался. Но именно почти. Евнухи были практически лишены обычных чувств, а разум имели холодный и рациональный.
Тайта должен удержать город. Должен, несмотря ни на что. В город гнали скот, везли зерно, спешно делали новые стрелы, копья и щиты. Он, Тайта, не позволит, чтобы мальчишек из его города снова продавали, как скот и делали евнухами. Потому что тот страшный день ему до сих пор приходит во снах, заставляя просыпаться в холодном поту.
Глава 14,
где великий царь снова изволит гневаться, а Ясмин все-таки сбежала
Ниневия. Год 691, месяц шабату
— Великому царю четырех стран света, повелителю мира, его смиренный сын Ассархаддон выражает почтение и преданность. Государь, армию, что вы мне вручили, я через злые пески провел, не убоявшись. Храбро шел я по местам, где лишь духи пустыни живут. Верблюдов, что поклажу тяжелую несли, зарезать пришлось, чтобы еду получить и воду из животов их. Шатер свой и одежды, сыну повелителя приличествующие, бросил я в песках, дабы воины мои оружие несли. Сам я, как воин царя, свою ношу нес, страданий не выказывая. Воины мои отважные через три десятка дней вышли к Дамаску, где отдых я дал им. В делах провинций беспорядок я пресек жестоко, а виновных покарал. Дамаск, Библ, Тир и Сидон не помышляют более о возмущении. Царя Сарепты, что в безумии своем изгнал наш гарнизон, я, как бунтовщика, казнил. Кожу я приказал с него снять, мастерам искусным обработать и волосом набить. Чучело то по городам возят, дабы устрашить правителей, что лукаво преданность повелителю выражают. Я снова посеял страх ассирийского имени в этих землях. Провинции Самария, Гилеад и Меггидо захвачены были ничтожным князьком иудейским, что жив остался благодаря милости великого царя. Далее мы не пускаем их, все силы невеликие собрав. Все гарнизоны ассирийские я под свою руку взял, а местным царям на судьбу Сарепты указал, страх в них поселив. На средства от податей ваших я осмелился конные отряды нанять из сирийцев и арамеев, ибо и иудей лукавый то же самое делает. Средства большие собрав, тот ничтожный князек арабов призвал с дальнего юга, и наемные отряды египетские. Ашдод, город южный, самой большой опасности подвергается. Наместник ваш отважный, отряды свои ко мне на помощь послав, чернь вооружил и город от приступа иудеев отбил. Дор, что севернее стоит, сделал то же, на Ашдод глядя. Те кисиры, что Ашдод и Дор отдали, бойцов, погибших в песках, заместили мне. Государь великий, Сирия и Финикия в покорности полной, там власть ассирийская незыблема, но Ашдод и Дор удержать надо, и на то я силы свои слабые направлю. Ибо если Ашдод падет, то усилится иудей немыслимо, а правители, что устрашены сейчас, снова обуяны гордыней станут. Если великий царь своего ничтожного сына почтит помощью в десять тысяч бойцов, то Самарию, Гилеад и Меггидо я верну, а Иерусалим разрушу. Мятежный князек же Езекия перед ваши глаза привезен будет, чтобы поступили вы с ним, по справедливости, как вашему величию угодно будет. Не могу умолчать о странном, великий государь. Езекия тот отринул веру отца своего и подпал под пророка иудейского Исайю, что тесть его. Бога племени своего, Яхве, он главным считает, остальных превращая в прислужников его. Старых же богов тех земель — Великого Господина Баала, богиню Аштарт и прочих злыми демонами объявил и за поклонение им карает жестоко. Древний и священный обычай, когда женщины в храме богине служат, блудом