К лагерю мы дошли в самый темный час – перед рассветом. Лияр сидел у костра, а как только услышал наши шаги, вскинулся и посмотрел на меня, а на Мелине свой сияющий пламенем Пресветлого взгляд надолго задержал. Командир уступил свое лежбище Соне, и она крепко спала на лежанке, недалеко от все еще спящего Гиура.
Командир неторопливо приблизился к Мелине. Она продолжала смотреть себе под ноги, была тиха и словно опустошена. Лицо Лияра было таким равнодушным, будто и не просыпались вовсе в нем отголоски чувств и эмоций.
– Алика, – не поворачивая головы в мою сторону приказал он, – иди к костру и не оборачивайся.
Он продолжал сверлить взглядом своего бойца из связки, а я не стала задерживаться и направилась к своей дочери. Но зачем-то все-таки обернулась…
…Лияр…
…Лияр был зол. Столько лет борьбы на одной стороне, столько дорог пройдено, в стольких передрягах участвовали все четверо, столько ран латали… У него до сих пор не укладывалось в голове, как она могла подставить всю боевую четверку под смертный приговор? Как она могла предать своего командира и остальных? Попытаться убить темную даже после слов о защите от лидера ордена. Несмотря на весь его стратегический дар, он никак не мог этого понять. Лияр склонялся к единственному выводу: Мелина безумна в своей жажде мести – и это не меняло ничего. Змею стоило обезвредить до того, как она вонзит в плоть свои ядовитые клыки, тем более после попытки укусить. Если бы не защита, установленная Аликой, то все планы – темным под хвост.
Пока он не услышал появление женщин, он гонял эти мысли и злился, не давая себе уснуть и охраняя покой двоих усыпленных. Подняв глаза на вернувшихся, волна ярости снова всколыхнулась. Он так надеялся, что не придется делать все самому. Но, увидев перед собой две женские фигурки, понял, что жители своеобразно его наказали. Внутри все закаменело от того, что ему предстояло сделать. Нужно задавить на корню проклюнувшиеся чувства.
Он бегло осмотрел Алику на целостность тела и приказал уйти, а сам сосредоточился на виновнице бедлама и общих мучений:
– Тебя судили? – спросил у такой нежной и обворожительной женщины.
Она была прекрасна, как нераскрывшийся весенний бутон, но за милой внешностью скрывалось только безумие, бесчеловечие и бескомпромиссность. Все то, что могло случиться со всем орденом служителей, чего Лияр пытается всеми силами избежать с помощью Алики. Построить новое будущее.
– Да, я предстала перед колодцем силы, – ответила Мелина излишне спокойным голосом, – он забрал мой дар и оставил жизнь. Но зачем она мне, если я теперь не могу убивать темное отребье?
Она вскинулась, оторвала свои глаза от сапог и, наконец, посмотрела на него – на своего командира.
Ее кожа перестала быть серой, аккуратные губки приобрели розовинку, а из глаз ушел огонь, дарованный Пресветлым, зато появился симпатичный зеленый цвет радужки. Не девушка – сама Весна, жаль, что безумная, ядовитая и жестокая.
– Разве твой лук утратил способность стрелять? – спросил Лияр, просто так, ради интереса. Ему не было никакого дело до ее ответа. Он знал, что больше Мелина никого не убьет. Он должен исполнить приказ.
– Без светлого дара я не буду самой точной! – выкрикнула она с таким отчаяньем, что брызги слюны долетели до его серого невозмутимого лица.
Он молчал, долго молчал, раздумывал… И задал последний вопрос, чтобы попытаться понять. Он просто не мог не спросить.
– Почему, Мелина? – еле слышно проговорил Лияр.
Беловолосая красавица запрокинула голову и дико рассмеялась, а как отсмеялась, яростно закричала:
– Потому что вы все принадлежали мне, пока не появилась эта темная потаскуха! Она ничем не лучше меня! Но заняла мое место! Мое! Ты пощадил ее и ее ребенка только за милую мордашку. Это ты нас предал еще тогда, близ гномьего города Вуно. Предатель – ты, а не я!
– Все сказала? – спросил Лияр безразличным голосом и с безучастным лицом.
Мелина кивнула, и ее глаза расширились от ужаса, когда она заметила быстрый взмах острого меча Лияра. Одним ударом командир отрубил ей голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Командир боевой четверки служителей ордена склонил голову перед мертвым телом своей некогда напарницы и запел горькую прощальную песню про верного соратника, друга и бойца. Конечно, предателей не отпевали, отправляя в последний путь, однако Лияр не мог отпустить душу Мелины без почестей.
Его белые волосы колыхались на ветру, как белый флаг, знаменующий «поражение». Весте с песней он призвал и дар. Его руки засветились теплым светом. Он направил золотой луч на тело, упавшее на предрассветную траву.
Пламенная завеса из освобождающего огня Пресветлого все скрыла и начала жадно поглощать. Творимое ритуальное сожжение отзывалось и в природе: деревья шумели, подвывая прощальной песне, а ветер поддерживал неутомимый огонь Пресветлого.
Вечный Лес был согласен с казнью предательницы, передавая волю колодца силы и поглощая ее останки в свою землю. Источник предрек именно такой исход, потому позволил Мелине уйти, а Лияру исполнить наказание собственными руками, дабы искупить свою вину…
…Алика…
…Увидев, как тело Мелины рухнуло на траву отдельно от головы, я еле сдержала испуганный крик. Сумасшедшие светлые и их жестокий мир. Слезы жалости и страха покатились по щекам.
С какой-то болезненной решимостью я досмотрела до конца: как ее поглотила земля, а ветер развеял последние пылинки. Наблюдала, как Лияр долго смотрел на то место с опущенными плечами и согнутой спиной. Какое бремя он взвалил на себя: уж лучше бы это сделал источник. Неужели это и было наказанием для Лияра?
Это была ужасная ночь. Ночь полная событий, откровений, радостей и печалей. Остаток ночи Лияр не спал, не разговаривал. И после моих слов соболезнования, сказанных тихим шепотом, он оставался безмолвным. Я понимала, что ему надо побыть одному. Некоторое время скорбь любит одиночество.
Я притулилась рядом с Соней, но уснуть так и не смогла (как бы мне не хотелось вернуть воспоминания), мысленно благодарила всех и вся, что мы все еще дышим, что мы все еще живы в безжалостном и безумном мире.
…Харн…
…Харн плутал по темным каменным коридорам под действием зелья из слез василиска. Ему не удалось подчерпнуть хоть малейшие полезные знания из разговоров, но ему удалось разузнать внутреннюю планировку темной башни и несколько способов пробраться в нее без использования «слез». Это была основная его задача, но ему хотелось разузнать больше, раз выдалась такая удачная возможность.
В оплоте колдунов были и кухня, и оружейная, и специально отведенные комнаты для ритуалов и колдовства, и конюшня, и даже небольшой сад, где мощная и высокая кухарка с зычным голосом выращивала немного овощей и зелени.
Харн сумел подслушать разговор сплетниц – служанок, из которого понять, что не все служащие находились в башне по своей воле, у некоторых, не было иного выбора. Но этих сведений было все еще слишком мало. Скоро зелье перестанет действовать, а он еще не узнал ничего, что могло бы прояснить ситуацию с Аликой, для чего ее похитили, и, главное, чем это грозило. Хотелось услышать хоть малейший намек.
Под конец удача еще раз улыбнулась – ему удалось напороться на зал для заседаний, как он обозвал его про себя. Дверь была приоткрыта, и заглянуть в щель было делом необходимым и решенным.
В поле зрения попадал продолговатый стол, за которым сидели все главные лица темной крепости. Харн сосредоточил свое внимание только на одном колдуне. Его черные длинные волосы висели сосульками у худого бледного лица, он был с острым прямым носом, худым, высоким, каким-то несуразным, сутулым, с птичьими тощими кривоватыми пальцами. Соня дала ему невероятно точное и меткое определение – Ворон.
– Удалось отыскать следы сбежавшей твари? – спросил Ворон.
Все собравшиеся благоразумно молчали. А я обрадовался, что вовремя подоспел, догадываясь, о ком шла речь.
– Неужели так сложно найти эту чертову девку с ребенком? – заорал колдун. – В конце концов, она – иномирянка, и без помощи ей здесь не выжить, да еще и с балластом в виде мелкой девчонки. А вы – тупоголовые, здесь рожденные, не можете отыскать ее. Они не могли уйти далеко!