Эрстед.
Лестница нашлась — веревочная, с треснутыми перекладинами. Командир спустился быстро, Торвен замешкался. Больная нога так и норовила соскользнуть. А когда наконец‑то коснулась земли — наступила на обломок доски и поехала в сторону, не иначе, по срочному делу. Он сумел устоять и запоздало сообразил, что остался без клюки.
Спасибо Эрстеду — взял под локоть.
Его Величество, сердясь, внимал сбивчивому рапорту коменданта. Не дослушал, взмахнул тростью, словно хотел ударить:
— Остальное расскажете трибуналу, корпорал![13]
— Государь! Я могу объяснить…
Трость вновь рассекла воздух.
— Отставной лейтенант Торвен! Передайте этому человеку, что у нас не осталось ушей для его объяснений. Их выслушают назначенные нами чиновники. От вас же мы требуем точного и ясного отчета по поводу ваших безобразий. Десять тысяч дьяволов! Шведский флот в проливе! В столице болтают о мятеже! Его якобинское величество Карл Юхан строчит письма во все концы Европы! Мы — мы! — видите ли, готовим войну!..
Бледные щеки пошли багровыми пятнами. Монарх разгневался не на шутку. Отставной лейтенант, покорствуя, склонил голову — и вдруг с горькой ясностью понял, что такого короля у Дании больше не будет. Кузен-наследник, любимец репортеров и передовых людей, спит с проектом конституции под подушкой, днем же сулит своим нетерпеливым приверженцам прогресс, реформы и отмену надоевшего «старья»…
Рыцари уходят.
— Думайте над каждым словом, отставной лейтенант Торвен. Иначе… Сто тысяч дьяволов! Клянусь Святым архиепископом Абасалоном, чье изображение…
— Дьявол с ним, с изображением, — вполне по‑королевски перебил монарха Зануда. — Мятежа нет, и войны, к счастью, нет. На Эльсинор напали, государь. Склад и лаборатории уцелели. К сожалению, мы понесли потери. Убит сеньор-сержант Оге Ольсен, есть раненые…
Высочайшие ноздри грозно раздулись.
— И это — ваши оправдания? Их даже палач слушать не станет. О, вы с ним познакомитесь, обещаю! Державные злодеи! Святой Кнуд! Мы долго терпели, мы… Но вы‑то сами, Торвен, надеюсь, не ранены? Да что вы шатаетесь, как пьяный боцман? Держите!..
Длань короля метнулась вперед, протягивая Державному Злодею трость, известную всей Дании. Злодей ломаться не стал, взял без колебаний.
— Благодарю, государь.
Когда подарок монарха впился в булыжник, Торбен Йене Торвен почувствовал себя монументом. Каменным болваном, невесть зачем установленным посреди музейного двора. Зонтики вешать, не иначе.
Подумав, он с трудом опустился на колено.
— Ваше величество…
Король отступил на шаг, моргнул, приоткрыл от изумления рот.
— Нижайше прошу — умоляю! — даровать прощение вашему наивернейшему подданному…
— Кому это? — с подозрением спросил Фредерик VI.
— Полковнику Андерсу Эрстеду. Когда б не он, вы нашли бы здесь руины — и наши трупы. Ваше величество! К стопам припадаю…
— Спятили, Торвен? Я что вам — Фридрих Барбаросса? Китайский богдыхан? Да встаньте же, перед людьми стыдно!..
Зануда не сдвинулся с места — прирос.
— Государь!..
— Не издевайтесь, хватит! — король застонал. — Эрстед, что вы смотрите? Помогите его поднять! Хорошо, хорошо, мы даруем милостивое прощение полковнику Андерсу Эрстеду! Возвращаем ему наше благоволение и все, чего он, подлец, хочет… Да встань ты наконец, Торвен!
Встать удалось легко — словно крылья выросли.
— Спасибо, ваше…
— Насчет того, что я, подлец, хочу, — как ни в чем не бывало подхватил Эрстед. — Рискну, государь, предложить вам пройти в Башню. Кое-что лучше видеть своими глазами…
— Уже видел, — гладко бритый подбородок дернулся в сторону ворот. — Ольгер? Наплевать, терпеть не могу маньеристов. Запишем в одну графу со сбитым архиепископом. Но песик! Песика зачем было калечить?
Зануда сглотнул. Песика?!
— Милый такой барбос, добрый. Я его из фляги напоил, он мне все руки облизал, майне герен. А вы ему — лапку!.. Стыдитесь, Эрстед! Хорошо еще, лейб-медик рядом случился. Я их в Копенгаген на баркасе отправил. Даст бог, выходят.
Суровое лицо короля подобрело, сталь глаз затуманилась. Его Величество преданно любил тварей божьих, братьев наших меньших. Дважды пытался запретить в королевстве охоту, издавал указы, взывая к гуманизму верноподданных. Песики, быстро учуяв монаршую слабость, стаями осаждали Амалиенборг.
За их кормлением Фредерик следил лично.
— Нехорошо, майне герен! Ах, нехорошо! Я вам больше скажу…
— Ай-й-й-й-й!
Дикий вопль потряс замок, заставив всех вздрогнуть. Ханс Христиан Андерсен изволил спуститься по лестнице.
Боком.
Ах, мой милый Андерсен,
Alles ist gut!
И вправду — gut. Пусть боком, но спустился. Встал поэт, отряхнулся, поправил шутовскую шпагу.
— Я… Здравствуйте, ваше величество! Я вам роман свой посылал. «Путевые тени». Вы уже прочитали?
Внезапно вспомнилось, откуда взялся прицепившийся как репей «Alles ist gut!». Ходили слухи, что песня про милого Августина родилась в чумной Вене, когда местный пьяница, привезенный на кладбище вместе с горой трупов, умудрился восстать буквально из могилы. И выжил, обманув чуму. Везуч был, милый пропойца Августин…
Милый Андерсен, впрочем, тоже везунчик.
— Значит, воевали? — король безнадежно махнул рукой. — Геройствовали, да? Что мне с вами делать, Ханс Христиан?
«Пенсия! — молнией пронеслось в голове Зануды. — Прямо сейчас. Не откажет!» Он набрал в грудь воздуха, подыскал нужные слова — и опять не успел.
— Святой Кнуд! Откуда вы, прекрасное дитя?
Фрекен Пин‑эр обошлась без лестницы — вышла из двери, ведущей в подземелье. Шагнула ближе, низко-низко поклонилась.
— Что вы, фрекен! Не надо!..
Его Величество замахал руками, подскочил, рассек воздух треуголкой. Лицо, обычно брюзгливое, осветилось старомодной, истинно галантной улыбкой. На Волмонтовича, который из понятного благоразумия остался у входа, король и внимания не обратил.
— Таинственным незнакомкам не должно кланяться! Склонять голову обязаны мы, грубые мужланы! О, я вижу — вы, фрекен, издалека, из-за моря… Я уже предвкушаю ваш рассказ! Забыл представиться, извините. Я здешний… э‑э… помещик. Да-да, у меня тут рядом есть славненькое именьице! Надеюсь, вы окажете честь…
— Святой Кнуд!.. — охнул Зануда.
— …и святая Агнесса, — шепотом продолжил Эрстед. — Старик неисправим. Всегда завидовал его таланту общаться с дамами. Слушай, Торвен… А ведь придется и в самом деле о чем‑то рассказывать. Как бы ловчее соврать?
Торбен Йене Торвен с сочувствием развел руками.
— Рад бы помочь, командир. Да врать не люблю. Ты лучше расскажи, где такую чудо-фрекен раздобыл. И не ври, ладно? Я тебе не король, я правду носом чую…
А вокруг молчал залитый солнцем Эльсинор.
* * *
Люди стояли под небом — синим, беззащитным, лишенным даже малой брони, скрывающей сердце простора. В этом не было нужды. День обещался мирный. Война прошла стороной, задев лишь краем стального крыла.
Утро. Небо. Жизнь.
Великий Ветер, Отец всех ветров, паря в звенящих высотах, еще не названных трудным словом «стратосфера», бросил взгляд на малый клочок земли. Квадрат замковых стен прилепился к краешку серого, холодного моря. Высится сумрачная громада Башни. Копошатся мелкие, еле заметные из такой дали человеки.
Что думают? Чем дышат?
Великому Ветру