просила леди Лоринг. Лучше попытаться и потерпеть поражение, чем совсем не пробовать.
– Я спрашивала мистера Пенроза, в какую сторону Девоншира вы отправились, – начала она самым любезным образом. – Я сама немного знаю северный берег, в особенности по соседству с Кловелли.
Ни малейшей перемены не проявилось на лице патера, его отеческая улыбка по-прежнему была выразительна.
– Не правда ли, это восхитительная местность? – сказал он с энтузиазмом. – Кловелли самая замечательная и самая прекрасная деревня в Англии. Я так насладился отдыхом – экскурсиями по морю и по суше, что, знаете ли, чувствую себя опять молодым.
Он игриво повел бровями и потер свои полные руки с видом такого несказанно-простодушного наслаждения, что Стелла возненавидела его. Она чувствовала, что самообладание покидает ее, под влиянием сильного волнения ее мысли утратили свою обычную последовательность. Пытаясь разгадать замыслы отца Бенвеля, она сознавала теперь, что взялась за дело, требующее более гибких умственных способностей, чем те, которыми она обладала. К ее нестерпимой досаде, она не находила, что бы сказать ему еще.
В эту критическую минуту появилась ее мать, жаждущая новостей о победе над Ромейном.
– Как ты бледна, моя милая! – сказала мистрис Эйрикорт. – Пойдем со мною, тебе следует выпить вина.
Эта ловкая хитрость, желание увлечь в интимный разговор не удались.
– Только не теперь, мама, благодарю вас, – сказала она.
Отец Бенвель, намеревавшийся было благоразумно удалиться, остановился и взглянул на мистрис Эйрикорт с почтительным вниманием. Обстоятельства сложились так, что с его стороны было излишне отыскивать ее. Но так как она сама встретилась ему на пути, то шансы добыть через мистрис Эйрикорт необходимые сведения были не таковы, чтобы ими пренебрегать.
– Ваша матушка? – обратился он к Стелле. – Я буду счастлив, если вы меня представите ей.
Исполнив весьма неохотно процедуру представления, Стелла отошла несколько в сторону. Она не желала принимать никакого участия в разговоре, но имела свои причины остаться поблизости и слышать его.
Через минуту мистрис Эйрикорт со свойственной ей легкостью разразилась потоком неистощимой болтовни. Различие лиц ее не смущало, а разница убеждений ей не препятствовала. Она одинаково была готова быть любезной – как с пуританином, так и с папистом, если только встречалась с ними в хорошем обществе.
– Очень рада с вами познакомиться, отец Бенвель. Кажется, я вас видела на прекрасном вечере у герцога? Я говорю о том вечере, когда мы встречали кардинала по возвращении его из Рима. Премилый старичок, если так фамильярно можно отозваться о князе церкви. Как восхитительно он носит свои новые регалии, все заметили эту патриархальную простоту. Видели ли вы его в последнее время?
Мысль, что орден, к которому он принадлежал, мог особенно интересоваться кардиналом, кроме тех случаев, когда он извлекал из него пользу, втайне забавляла отца Бенвеля. «Как мудра была церковь, изобретя духовную аристократию! – подумал он. – Даже на эту ограниченнейшую из женщин она производит впечатление».
Его ответ был верен принятой им на себя роли человека из низшего духовенства:
– Бедным священникам, подобным мне, сударыня, мало приходится видеть князей церкви в герцогских домах.
Сказавши это с самым приличным смирением, он переменил тему разговора прежде, чем мистрис Эйрикорт успела возобновить свои воспоминания о герцогском вечере.
– Ваша очаровательная дочь и я говорили о Кловелли, – продолжал он. – Я только что провел несколько свободных дней в этой прекрасной местности. Действительно, для меня было сюрпризом, мистрис Эйрикорт, увидеть так много истинно прекрасных поместий в окрестностях. Я в особенности был поражен – вы, может быть, знаете? – Бопарк-Гаузом.
Маленькие, мигающие глазки мистрис Эйрикорт вдруг сделались неподвижны, но это было только одно мгновенье. Однако эта незначительная перемена предвещала неудачу планам патера.
Даже способности глупца могут изощриться в столкновениях с людьми. Мистрис Эйрикорт много лет вращалась в обществе, действуя под эгоистическим влиянием своих личных выгод в соединении с коварными побуждениями, которые скорее всего прививаются к ограниченным умам. Недостойная быть посвященной в тайны, касающихся других, эта легкомысленная женщина могла быть недоступной хранительницей тайн, касающихся ее самой. Как только патер упомянул косвенно о Винтерфильде, говоря о Бопарке, внутреннее чувство предостерегло ее, как бы говоря: «Ради Стеллы, будь осторожна!»
– О да, – сказала мистрис Эйрикорт. – Я знаю Бопарк-Гауз, но могу ли я исповедоваться вам? – прибавила она с самой милой улыбкой.
С присущим ему тактом отец Бенвель произнес в ее тоне:
– Исповедь на балу – новость, даже в моей практике, – возразил он со сладчайшей улыбкой.
– Как вы добры, что поощряете меня, – сказала мистрис Эйрикорт. – Нет, благодарю вас, я не сяду. Моя исповедь не будет продолжительна. Мне надо поскорее дать вина моей бедной дочери. Такой знаток человеческой природы, как вы – говорят, что все священники знатоки человеческого сердца, ведь к ним всегда обращаются в затруднительных обстоятельствах, и они выслушивают действительные исповеди – такой знаток должен знать, что мы, бедные женщины, к несчастью, подвержены прихотям и капризам. Мы не можем преодолевать их как мужчины, и милые, добрые мужчины обыкновенно снисходительны к нам. Ну так вот, знаете ли вы, что поместье Винтерфильда есть один из моих капризов, я говорю прямо. Короче, отец Бенвель, Бопарк-Гауз мне положительно противен, и я думаю, что Кловелли превознесен не в меру. Я не могу подкрепить своего мнения ничем, но все-таки остаюсь при своем, хотя сознаю, что это чрезвычайно глупо с моей стороны, это несколько непоследовательно, но я этому не могу помочь и уверена, что вы меня простите. Нет такого населенного места на земном шаре, которым я не готова была бы интересоваться, за исключением Девоншира. Я так сожалею, что вы туда ездили. В следующий раз, когда у вас будет свободное время, послушайтесь моего совета – поезжайте на материк.
– Мне бы очень этого хотелось, – сказал отец Бенвель, – только я не говорю по-французски. Позвольте мне принести вина мисс Эйрикорт.
Он говорил очень сдержанно и спокойно. Оказав любезность Стелле и взяв от нее пустой стакан, он простился, высказав перед уходом просьбу, вполне охарактеризовавшую его:
– Вы останетесь в городе, мистрис Эйрикорт? – спросил он.
– О, конечно, теперь самый сезон!
– Могу ли я иметь честь зайти к вам и поговорить несколько подробнее о материке?
Он не мог сказать яснее мистрис Эйрикорт, что вполне понял ее и намерен сделать новую попытку. Проживши полжизни и утвердившись в светских хитростях, она тотчас сообщила ему адрес с приличными случаю любезностями.
– В пять часов, по средам, у меня собираются на чашку чаю, отец Бенвель, не забудьте!
Когда он ушел, она отвела дочь в дальний угол.
– Не бойся, Стелла. Этот хитрый старик