На ее щеках появился легкий румянец.
— Даже если это покажется вам немного преждевременным, я бы хотела поделиться с вами своей новостью…
Он нахмурился, скользнул взглядом по ее животу — как раз за мгновение до того, как следующие слова подтвердили его предположение:
— У меня будет малыш.
Франсуа улыбнулся и тотчас же забыл обо всех своих проблемах.
— О, Лоренс, я так счастлив за вас!
Она постаралась не встречаться с ним взглядом, как если бы в ее признании было что-то непристойное.
— Мне не стоило бы говорить об этом так рано. Я беременна всего два месяца, и еще неизвестно, что может произойти…
— Давайте не будем говорить о плохом! Все будет хорошо, вот увидите.
Франсуа сказал себе, что ясно видит, чего боится Лоренс: что ребенка у нее так и не будет. Может быть, с ней уже случались несчастья подобного рода? У нее был выкидыш? А затем гормональное лечение?
Внезапно на память ему пришел день, когда Матильда объявила ему, что беременна Камиллой. Они сидели на террасе в кафе «Сент-Жермен-де-Пре», было начало весны. Какими словами она сообщила это ему, вылетело у него из головы, но сама новость подействовала на Франсуа будто холодный душ. Тогда они не стремились к тому, чтобы завести ребенка; по крайней мере, он сам. Он готовился защищать докторскую диссертацию и был с головой погружен в свои исследования. Поэтому ему совсем не хотелось, чтобы устоявшийся порядок жизни оказался нарушен появлением новорожденного. У Франсуа не укладывалось в голове, что он скоро станет отцом и на его свободу будут наложены существенные материальные ограничения. Он был сердит на Матильду, что та действовала по старому как мир сценарию: поймала его в ловушку, приперла к стенке и теперь заставляет радоваться событию, которого он не планировал и не хотел. Помимо обычного материнского инстинкта, который Франсуа не считал чем-то исключительным для женщины, он подозревал, что эта беременность является своего рода реваншем. Матильда работала в сфере искусства и не была привязана к определенному расписанию и месту работы. Рождение ребенка могло стать для нее достижением, которого не принесла ей беспорядочная профессиональная жизнь. Тем более что для него главным содержанием жизни была работа и успешная университетская карьера.
Ему понадобилось несколько недель, чтобы переварить эту новость, но рождение дочери все изменило. До этого чужие дети вызывали у него только раздражение: он не выносил ни их криков, ни их игр и непреклонно исключал из своего круга общения друзей, когда те становились родителями. А теперь он едва не падал в обморок перед этим крохотным созданием весом в три килограмма. Первые месяцы были особенно трудными; он изменил свой распорядок дня, работая по вечерам, когда дочка спала, и отказался от большинства любимых занятий.
Он вовсе не настаивал, чтобы Камилла оставалась единственной дочерью, но жизнь распорядилась по-другому. Едва ей исполнилось три года, Матильда открыла галерею. Она работала по пятнадцать часов в день и по шесть дней в неделю. Завершение его исследований, пост председателя конференций, публикации… Когда же он стал заведующим кафедрой, а ее галерея начала приносить доход, ни у него, ни у нее уже не хватало смелости все это пережить снова.
Насколько другими стали бы их отношения с Камиллой, будь у нее братик или сестренка? В какой мере обоснованно то, что рассказывают о единственных детях? Находящиеся под чрезмерной опекой, раздавленные любовью, слишком большой для их хрупких плеч… Франсуа предпочитал не задавать себе таких вопросов.
— Сейчас об этом знают лишь немногие, — снова заговорила Лоренс, — но я вас очень ценю, месье Вассер, и хочу, чтобы вы были в курсе дела.
Франсуа был действительно смущен тем доверием и привязанностью, которые она ему продемонстрировала. Новая манера Матильды держаться от него на расстоянии… ее слепота… Эти ее непонятные невысказанные отношения с Людовиком… Он чувствовал себя ужасающе одиноким в своем доме. Отставленным в сторону.
— Спасибо. Вот увидите, Лоренс, стать родителями — значит открыть для себя источник самой большой радости…
При других обстоятельствах Франсуа почувствовал бы стыд, что отделался такой банальной и слащавой фразой. Но, пребывая во власти воспоминаний о Камилле, он произнес эти слова со всей возможной искренностью. Правда, при этом мысленно добавив: «И самых больших трудностей…»
20
На следующее утро Франсуа получил электронное письмо от издательского дома, где он опубликовал в коллективном труде свою статью и даже из любопытства не стал ее перечитывать. Ему предлагалось принять участие в работе на тему «Правосудие сеньора в Средние века».
Объем тридцать тысяч печатных знаков. Прислать на этот же адрес через шесть недель.
Он согласился. Даже не подумав как следует. Только чтобы покончить с этой бездеятельностью. Чтобы прекратить наконец все время думать о Людовике.
Матильда одобрительно отнеслась к тому, что Франсуа с увлечением погрузился в проект. Горячность, с которой она это выразила, оказала ему моральную поддержку. Но луч солнца слишком быстро скрылся за тучами недоверия. А что, если она просто воспользовалась ситуацией, чтобы иметь свободу действий? Чтобы посвящать все время отношениям со своим сообщником Людовиком?
Тем не менее он принялся работать без отдыха и на четыре-пять часов в день запирался у себя в кабинете, чего не делал с того самого дня, как они поселились в Бретани. Франсуа мог бы просто переработать несколько хорошо обкатанных курсов, которые хранились у него в архивах. Но он предпочел начать все с нуля и с головой погрузиться в первоисточники.
Он снова обрел привычки, свойственные предыдущей жизни. Он писал от руки бледными чернилами на больших листах формата А3, что позволяло свободно делать поправки и добавления к тексту.
К нему быстро вернулось удовольствие от самого процесса письма. Будучи не особенно стеснен во времени, он для развлечения составил несколько вариантов своей статьи: один нейтральный и лаконичный, отвечающий ожиданиям издателя, другой более субъективный, лишенный всякой скованности и наполненный немного смешными лирическими порывами. Франсуа прогуливался по кабинету и громко читал