он просыпался в холодном поту, все еще во власти своих кошмаров, уверенный, что молодой человек, спящий в нескольких метрах от него, — злоумышленник, который только и хочет, что усыпить их бдительность, и вынашивает коварный план, первые признаки которого он уже заметил. А иногда, наоборот, приходил к выводу, что попусту нагромоздил столько нелепых предположений. Матильда была права. Все эти пропавшие вещи — не более чем случайность. Возможно, Людовик просто не совсем здоров, а он приписывает слишком коварные намерения парню, который, наоборот, иногда ведет себя как умственно отсталый.
Может быть, он сам потерял голову? Или принадлежит к той категории людей, которые повсюду ищут дьявольские козни и любую свою фантазию принимают за предостерегающий знак? И которые пропускают все сквозь призму своей одержимости.
Единственное, в чем Франсуа был уверен: что бы он ни сказал Матильде, это все равно не сможет ее убедить.
Тем временем жизнь в лонжере шла своим чередом. Всегда исполнительный, настоящий мастер в искусстве быть необходимым, Людовик работал то в пристройке, то в саду, серьезно пострадавшем от непогоды. Молодой человек трудился, никогда не жалуясь на тяжелую неблагодарную работу, делая больше, чем его просили, и бродил по дому как ему вздумается.
Матильда была расслабленной, безмятежной, пожалуй, даже сияющей. Для Франсуа это счастье было неприкрытым оскорблением, так как он знал, что единственная причина его — Людовик. Раньше он это едва замечал, но во внешности и манере поведения Матильды что-то изменилось. Красивая женщина, только разменявшая пятый десяток, она еще могла заставить мужчин на улице оглядываться на нее. Но теперь Франсуа казалось, что за те несколько недель, что Людовик прожил у них, она заметно помолодела. Разве она теперь не стала немного кокетливее, чуть внимательнее относиться к выбору нарядов, даже если не собиралась никуда выходить из дома, более живой и подвижной? Этот прилив молодости был еще более очевидным, поскольку, будто по закону сообщающихся сосудов, Франсуа, напротив, почувствовал, что стареет. Хоть он это никому не говорил, но нога у него побаливала: судя по всему, эффективность восстановительной терапии тоже имела свои пределы. Он передвигался с трудом, особенно по лестницам, и начинал сильно задыхаться через несколько минут ходьбы. Случайно пройдя мимо зеркала и по примеру мачехи Белоснежки, сожалеющей, что больше не является самой красивой женщиной королевства, он был поражен зрелищем, которое открылось перед ним. Его лицо не особенно изменилось, но облик при всем желании невозможно было назвать изысканным и подтянутым. Широкие плечи, которые придавали ему вид сильного человека, теперь согнулись, будто под давящей на них непосильной тяжестью.
Вид костыля стал для Франсуа невыносимым; много раз он прятал его в шкафу у входа, пока боли и неспособность передвигаться самостоятельно не вынуждали снова извлечь его оттуда.
Они завели привычку выезжать втроем. Нередко чтобы пообедать в городе или на берегу Авен в небольших ресторанчиках, которые Вассеры особенно ценили.
Хотя эти выходы и были для Франсуа тяжким бременем, они, по крайней мере, давали ему возможность наблюдать Людовика в новом свете и обнаружить в нем удивительную способность приспосабливаться к не свойственной ему среде. Людовик не привык посещать такого рода заведения, но, преодолев минутное смущение, которое испытал при виде новой для него роскоши, принял вид человека, который чувствует себя здесь как рыба в воде. За столом он выбирал безупречное меню, правильно пользовался многочисленными столовыми приборами, не колебался, выбирая между глотком воды и глотком вина, и под конец смотрел на хлопочущего вокруг него метрдотеля с почти скептическим безразличием. С виду в нем не было ничего от того замкнутого и неловкого молодого человека, которого несколько недель назад Франсуа встретил на берегу реки.
В полдень как-то вдруг выяснилось, что Людовик будет их сопровождать в ресторан «Плоэрмель». Франсуа опасался, что не найдет адреса и они будут первыми.
— Вассер… — произнес дежурный администратор, листая книгу заказов. — Да, ваши места на террасе. Ваш сын уже прибыл, он ждет вас в зале.
Почувствовав, что это недоразумение скорее раздражает его, чем забавляет, Франсуа решил покончить с ним:
— Нет, это не наш…
Но Матильда не дала ему времени закончить фразу:
— Очень хорошо, благодарю. Видишь, Франсуа, он гораздо расторопнее, чем ты думал.
Франсуа был ошеломлен. «Ваш сын…» Он не мог понять, является ли это просто ошибкой или Людовик умышленно так себя назвал.
Один раз они сходили в кино. Людовик захотел посмотреть научно-фантастический фильм о вторжении инопланетян. Франсуа только иногда бывал в фильмотеке Латинского квартала, но, опасаясь отпустить Матильду вдвоем с Людовиком, он внезапно продемонстрировал знание научной фантастики, упомянув Уэллса, Бариавеля и Брэдбери с торжественным красноречием, которое должно было заставить Людовика почувствовать себя неловко. Но к его большому огорчению, тот выпутался и, мало что поняв из объяснений Франсуа, удивил Матильду, долго рассказывая о «Войне миров». Оказывается, он недавно видел их в экранизации Стивена Спилберга.
В кинозале Франсуа приложил усилия, чтобы занять место между Матильдой и Людовиком и таким образом их разделить. Но за несколько минут до начала фильма, когда на экране мелькали анонсы и рекламные ролики, молодой человек встал, чтобы купить попкорна, и, вернувшись, постарался войти в зал с противоположной стороны и оказаться справа от Матильды. Он предложил им попкорн: Матильда поклевала из пакета, Франсуа сухо отказался, сделав отрицательный жест. В мерцающем свете экрана Франсуа ясно видел лицо Людовика: тот был горд и доволен славной шуткой, которую только что сыграл.
Фильм оказался невероятной халтурой. Франсуа откровенно клевал носом, в то время как полчища инопланетных монстров, похожих на огромных спрутов, уничтожали синюю планету и насыщались кровью. Эта скучища длилась больше двух часов. Франсуа не смог подавить вздох облегчения, когда на экране появились заключительные титры, означающие конец этой опустошительной резни. Инопланетяне никого не щадили.
На обратном пути Людовик был в полном восторге от фильма, Матильда милосердно похвалила спецэффекты и боевые сцены. Но что, кроме этого, в фильме вообще было?
Мысленно ругаясь на чем свет стоит, Франсуа, чтобы не разрушать общую эйфорию, притворился, будто хорошо провел время.
«Вы для меня настоящая семья».