вообще вся их поганая рота хуже немцев и что им теперь никогда из этих мундиров не вылезти. Неизвестно, чем бы кончился этот вечер, если бы не Воеводенков, который, запыхавшись, влетел в дом и увел дружков своих в казарму.
Объяснился Сидорчук несколько позже в избе у Маши Бушиной. Они патрулировали с Кочубеем и заглянули на огонек. Как и прошлый раз, оба были навеселе. Маша вынула из печки горячую картошку, поставила блюдо с капустой, огурцы.
— Вот это еда! — потирая руки, воскликнул Сидорчук. — Это не то что рацион немецкий…
— А что? Немцы вас хорошо кормят, — заметила Люба, нарезая хлеб. — Колбасу дают, масло, конфеты даже, печенье…
— Да, колбасу дают, — вздохнул Иван. — Вот за эту колбасу мы им и продались. В одном концлагере мы с Васькой сидели и в плен вместе попали. Захлопнули нас немцы в Крыму, от полка батальон остался. Привезли в концлагерь, жрать не дают, ребята на проволоку с отчаяния бросаются. И тут появился один тип, уговаривает: немец на Волгу вышел, России — крышка, записывайтесь в специальные охранные отряды, где вас и кормить будут и оденут. Человека три сразу записались, остальные молчат. Подумайте, говорит, пока не поздно, войне конец скоро, охранять будете, а не воевать, сыты, обуты, жизнь один раз дается. Несколько раз приходил он агитировать, и мы поддались на уговоры, записались. Верно, кормить стали неплохо, мясо дают, обмундировали. Сначала охраняли склады, а потом нас сюда пригнали. Эсэсовцами мы стали, карателями. И тут нам погибель! А потому пей, Вася, гуляй, ходу назад нам нету. Эх, если бы заново все переиграть!
— Еще не поздно, — твердо сказала Маша, — выход есть… Кровью можно искупить вину…
Сидорчук подался к ней, губы его задрожали, кивая на Кочубея, он приглушенно заговорил:
— Нас не бойтесь… Мы чувствуем, кто вы есть…
В этот вечер условились так: Сидорчук и Кочубей сколачивают в роте надежное ядро, связь через Любу, предварительная встреча с партизанским командованием в любое удобное для Ивана время…
Сидорчук не обманул, действовал активно и смело. Люба получала от него ценные сведения. К середине марта в роте работала подпольная группа. В нее входили Кочубей, Кацевейко, Зазулин, Воеводенков, Полькин, Белоконь, Бодунов, Гремяко, Никифоров… Вместе с Иваном Сидорчуком четырнадцать человек. Белоконь и Кацевейко были командирами отделений, Зазулин отвечал в роте за боепитание и оружие.
Посиделки продолжались. Они стали веселее. Вернее, это уже были не посиделки, а деловые встречи. Танцевали, беседуя о разных новостях и деталях, нужных обеим сторонам. Когда появлялись в избе чужие или фельдфебель Фриц, начинали «крутить любовь». Сидорчук обнимал Любу, Нина Минковская любезничала с Борисом Зазулиным…
Сидорчук сообщил как-то, что в роте есть не меньше десятка отпетых, убежденных предателей, которых они уничтожат. Одного Белоконь уже кокнул, когда их взвод вел перестрелку с партизанами на Плюсском большаке.
В апреле, когда открылась «черная тропа», Сидорчук, Воеводенков, Зазулин и Кочубей встретились с Екимовым и Моськиным у Сухого болота. Привела их туда Маша Бушина. Договорились о том, что рота, перестреляв немцев и убежденных прислужников, с полным вооружением переходит на сторону партизан у этого болота. День перехода сообщить через Любу и Нину Минковскую…
Пошли теплые дожди. Лес задымился свежей зеленью. Партизаны ожили: золотое время наступает.
Как-то в землянку по «почте» пришла записка. В ней было три слова: «Вторник, восемь вечера». Козаров передал Моськину:
— Иди встречай этих субчиков… Операция «Девичьи чары» завершается…
Но во вторник и среду случилось много бед, которые на войне трудно предвидеть. В назначенный час рота перешла не в полном составе. Одна треть ее, возглавляемая Белоконем, была еще в казарме. Дело в том, что во вторник карателей разбили на две группы и ездили они в разные пункты. Сидорчук со своими людьми свернул к партизанам прямо с дороги, не появляясь в деревне. Из леса он послал к Белоконю связного Ивана Цымбала. Связной должен был дать сигнал Белоконю, и Белоконь, как они условились, уничтожает немцев, забирает продовольствие, рацию, оружие и двигается в заданный квадрат.
Иван Цымбал предал. Он побежал не в свой гарнизон, а в Пулово к немцам…
В полночь фашисты нагрянули в Блонск на пяти машинах. Приехал в броневике оберштурмбаннфюрер Норман. Солдаты только легли спать. То, что не вернулись еще два взвода, у лейтенанта Отто не вызвало подозрений: задержались где-то, такое случалось. И он приказал командовать «отбой», не ожидая остальных. Солдаты разделись, но глаз не смыкали. Белоконь не находил себе места. Они ждали связного…
И вдруг рев машин, грохот. Белоконь крикнул, побежал к пирамиде с оружием, но не успел, фашисты ворвались, сбив двери…
В нательном белье погнали их, остатки роты, на окраину деревни, в парк. Заставили рыть могилу. И, не дожидаясь, когда яма будет хотя бы по пояс, стали торопливо расстреливать из десятков автоматов…
Лежащие в могиле так и не успели стать партизанами. Но и карателями они уже не были.
Козаров и Екимов с усиленной группой ходили этой ночью на задание — были у ленинградских разведчиков, несли от них сто килограммов тола.
Ничего не зная о трагедии в Блонске, на рассвете подошли они к мельнице. За рекой сделали привал.
— Пока люди отдыхают, может, заглянем к Минковским? — предложил Екимов. — Новости узнаем, листовок прихватим. С Ниной поговорим насчет того поручения…
Козаров согласился. По шатким перильцам перешли они на другой берег Желчи, тихо постучали в кухонное окошко: три коротких удара, один длинный. Знакомо звякнул засов, высунулся Владимир Леонтьевич Минковский, пригласил в избу.
— Что нового? — спросил Козаров шепотом.
— Да мы не спим, говори громче. Нина с Генкой в подвале листовки печатают, хозяйка хлеб печет.
— Каратели перешли?
— Геннадий видел, как Моськин повел их на старую базу.
— Это правильно. Расформируем по отделениям, пусть искупают вину…
— Может, чайку поставить, Николай Васильевич? Авдотья, где ты там?
— В другой раз, Владимир Леонтьевич. Нину надо повидать, есть к ней одно дельце…
Козаров присел у окна на скамейку, толкнул раму и увидел, как по лугу плотной цепью шли немцы.
— Всем в подвал! — крикнул он, срывая с плеча автомат. — Екимов, сюда!
Две очереди ударили по фашистам. Начался бой. Было ясно, что мельницу окружают. В кухню ворвались два рослых солдата. Екимов отскочил к двери и тут же был убит наповал. А Козаров схватился врукопашную. Одного фашиста он в упор пристрелил из пистолета, второго оглушил рукояткой. Бросив три гранаты подряд, Козаров выскочил в сени и, ведя огонь на ходу, метнулся в кусты. С того берега уже спешили на помощь