конечно, основные принципы, которые читрагупты считают универсальными. Рекурсия, мысли внутри мыслей. Основы языка, самоанализ, возможно, самосознание. Но почти всё это отдельные модули, неэффективно связанные между собой в процессе эволюции. Что-то вроде монстра Франкенштейна.
– Кого?
– Я всё время забываю, что это вымысел. Не обращайте внимания. Суть в том, что мы начали экспериментировать. И дело закончилось Драконами. Существами без сознания, без модулей. Один только двигатель, самомодифицирующийся эволюционирующий оптимизатор. Мы так и не смогли их уничтожить и только поместили внутрь виртуальных машин, изолировали. Как вы думаете, для чего существуют губернии? Это клетки для монстров. Всё остальное – только видимость.
– Вы уверены, что должны всё это мне рассказывать?
Таваддуд вспоминается молодой человек в оранжевом одеянии, политический астроном. Она уверена, что ни один обитатель Сирра не слышал ничего подобного.
– А вы думаете, что не должен?
Уголок губ Сумангуру слегка приподнимается.
– А что произошло потом?
– Мы боролись с ними. В Глубоком Прошлом война длилась несколько тысяч лет. Они были лишены морали, лишены внутреннего голоса, просто голый разум. И мы проигрывали. До тех пор, пока не начали отсекать от себя определенные части. Язык жестов. Теорию мышления. Сочувствие. Для победы над Драконами мы сотворили гоголов, которые были зеркальным отражением мерзавцев. Таких, как я.
Таваддуд смотрит на Сумангуру. Он холодно усмехается.
– О, я вполне могу прилично вести себя в обществе, но вы должны понять, что моей мимикой просто управляют гоголы-рабы. Мои эмоции позаимствованы со стороны. А мои личные цели и желания… очень отличаются от ваших. Поэтому, храня свои тайны, Таваддуд из Дома Гомелец, подумайте, стоят ли ваших забот те, кого вы защищаете, или они уже пересекли границу? – Он наклоняется ближе, и запах машинного масла в его дыхании становится настолько сильным, что Таваддуд испытывает тошноту. – Неужели вы хотите солгать тому, кто убивает Драконов?
Он берёт отставленную Таваддуд миску и с удовольствием доедает остатки таджина.
Дальнейшее ожидание проходит в молчании. Наконец на площадь медленно опускается ковёр, и с него сходит Дуньязада, сопровождаемая длинной и тонкой мыслеформой Кающегося. На сестре Таваддуд официальный костюм Совета в цветах Дома Гомелец: чёрное платье с золотой цепью в волосах.
Она кланяется Сумангуру и в ужасе сжимает руки.
– Господин Сумангуру! – восклицает она. – Вы серьёзно ранены? Мы немедленно доставим вас в дом моего отца и позаботимся о лечении.
Сумангуру пожимает плечами.
– Плоть исцелится, – отвечает он. – В противном случае её придётся отсечь.
Дуни снова кланяется и поворачивается к Таваддуд.
– Дорогая сестра, – говорит она, крепко обнимая её. – Благословен Аун, ты жива! – Не выпуская её из своих объятий, Дуни торопливо шепчет на ухо: – Отец хочет тебя видеть. Лучше бы тебе снова убежать из дома.
Затем Дуни отстраняется и одаривает их сияющей улыбкой.
– Следуйте за мной, пожалуйста. Нам надо обсудить так много вопросов.
15
Вор и сауна
Накануне отбытия вора на Землю Миели готовит оортианскую пищу. Он в хорошем настроении: много рассуждает, расточает улыбки, но Миели то и дело краем глаза замечает в его лице какие-то перемены. Какую-то жестокость.
Видишь? Пеллегрини шепчет ей на ухо. Она присутствует на корабле во время приготовлений, следит за ними. Надо верить, и тогда всё получится.
Миели не реагирует на слова богини и продолжает накрывать на стол. Паучьи яйца в маленьких съедобных гнёздах. Очищенные плоды водооткачивающих деревьев. Колбы для напитков. И сауна уже греется.
– Всё это весьма изысканно, – говорит вор. – Но разве нам не следует провести оставшееся время за подготовкой к проникновению на самую, по моему мнению, охраняемую планету Системы?
– А мы и занимаемся подготовкой, – отвечает Миели. – Земля – это мрачная обитель боли. Высаживаться на неё – всё равно что спускаться в преисподнюю. И мы должны очиститься.
– Что ж, в этом я с тобой согласен. Честно говоря, я предпочёл бы очиститься изнутри.
Он отпивает из сосуда и морщится. Миели выхватывает у него из рук колбу.
– По вкусу это настоящий дёготь, – жалуется вор.
– Вкус не имеет значения. Напиток предназначен для поминовения усопших. И ужин будет только после сауны, так что сдерживай свои инстинкты.
Вор внимательно смотрит на неё.
– Не знаю, как насчёт мёртвых, но я жду этого с нетерпением. Я рад, что мы наконец пришли к соглашению.
Миели не отвечает. Она видит, как усмехается Пеллегрини, и прикрывает глаза. Но лицо богини не исчезает.
– Пойдём в сауну, – приглашает она.
Сауна расположена в одном из грузовых модулей «Перхонен». За все годы на службе Пеллегрини Миели пользовалась ею всего несколько раз – сауна пробуждала в ней слишком сильную тоску по дому. Но для настоящего очищения это самый верный способ, и «Перхонен» всё подготовила для этого случая.
Это крошечная отделанная деревом комнатка с большим шаром воды в центре, который удерживается полупроницаемой мембраной и нитями вяки. Он выглядит как капля росы в гигантской паутине. Если щипцами взять раскалённый камень и бросить его в воду, комната наполнится горячим паром. Камни будут крутиться в пузыре и заставят его раскачиваться, словно живое существо.
«Перхонен» присоединила модуль к основному жилому отсеку, и деревянная дверца люка выглядит весьма заманчиво. Но вор посматривает на неё с опаской.
– И как же это работает? – интересуется он.
– Раздевайся, – командует Миели.
Он медлит.
– Прямо сейчас?
– Не мешкай.
Резко выдохнув, вор начинает возиться с пуговицами пиджака и брюк.
– А можно взять полотенце? – спрашивает он.
Но Миели уже сбросила одежду и шагнула в тёплые облака лёюлю.
Вор нерешительно следует за ней. Его взгляд не отрывается от её тела. Затем он устраивается по другую сторону от водяного пузыря, опускается на сиденье и ставит ноги на деревянную подставку. В другом люке, выходящем в космос, имеется стеклянное окошко, и лицо вора в свете звёзд и мерцании киуас [25]кажется невероятно молодым.
– Прибавь немного лёюлю, – просит Миели.
Вор берет щипцы и осторожно вынимает самый маленький камень из металлической корзины на стене. В мире из кометного льда и пыли камни для пара считаются настоящей драгоценностью, и этот очень хорош: круглый, чёрный и пышущий жаром. Вор бросает его в воду, и камень сердито шипит.
Миели довольно вздыхает, берёт веник из ветвей водооткачивающего дерева и легонько бьёт себя по спине. Шрамы от крыльев слегка пощипывает, присоски листьев приятно льнут к коже.
– Я знаю, что ты склонна к самобичеванию, но не думал, что ты воспринимаешь его настолько буквально, – говорит вор.
– Ш-ш, – останавливает его Миели, сверкнув глазами.
Затем она берёт один из самых больших камней голыми руками и бросает его в воду. На этот раз клубы лёюлю окутывают её с ног до головы, как утренний свет кото, и пощипывает уже всё тело. Вор испускает сдавленный крик и, пытаясь спрятаться от пара, поворачивается спиной, но от этого ему становится только хуже. Он пробирается к дверце люка, но она надёжно заперта.
– Скажи честно, – ворчит он, – это наказание?
– Нет, не наказание. Прощение.
Миели бросает в воду один из