легонько прикасается к предмету из субвира.
– Я не понимаю, – говорит воинствующий разум.
– Я и не ожидал, что ты поймёшь, – отвечает Чен. – Это драгоценный камень зоку, называемый Каминари. У них долгая история, и у меня нет времени тебе её пересказывать. Но это великая история гордыни и трагедии. У меня есть гоголы, работающие над эпической поэмой на эту тему. Это всё равно что рассказывать о Трое. Или о Криптоне[22].
Воинствующий разум просматривает ссылки и фыркает:
– Значит, это последний уцелевший?
Чен холодно усмехается:
– Намного важнее. Они совершили то, чего не смогли мы. Вот почему произошла Вспышка. Вот почему мы здесь. Мы хотим узнать, как они это сделали.
Воинствующий разум внимательно смотрит на Чена. Его метасущность внутри ревёт от ярости. Великая Всеобщая Цель требует усмирения физической реальности, истребления квантового мусора, требует вырвать кости из руки Бога и создать новую Вселенную с новыми правилами, внутри губерний, где все умершие могли бы жить снова, не соблюдая законов, написанных безумным Богом. Ради этого была развязана Протокольная война. Необходимо остановить зоку, оскверняющих эту мечту.
– Не смотри на меня так удивлённо, – говорит Чен. – Ограничения метасущности действуют только для низших гоголов. Поверь, ты сослужил Великой Всеобщей Цели огромную службу. Впоследствии ты будешь вознаграждён.
Он чертит в воздухе какие-то фигуры.
– Но прежде, боюсь, тебе придётся немного пострадать.
Нарисованные чернилами образы растворяются в омуте посреди вира. Воинствующий разум тянется к вир-оружию, припрятанному в тайниках его мысленной оболочки.
– Предатель! – рычит он.
– Ни в коей мере, – возражает Чен. – Я всегда верен снам. Даже когда приходит время просыпаться.
чёрное яйцо смерти;
зимний дракон поднимается, чтобы поглотить собственный хвост;
демиурги поют. И вот перед воинствующим разумом предстаёт Дракон. Алчное существо без структуры и логики выливается из черноты, словно кровь из раны. И рвёт аватар воинствующего разума зубами безумия.
Воинствующий разум чувствует, как в нём пробуждаются воспоминания и рефлексы ветви.
Он швыряет в челюсти кодированного существа собственные производные. Своим появлением Дракон разрушил вир, открыв ему выход. Воинствующий разум проскальзывает в боевой вир, загружает гогола в мыслевихрь…
…И происходит разрыв реальности. Внезапно он сам становится гоголом в вихре и со стороны наблюдает, как Дракон пожирает его флот. Двигатель Хокинга на областном корабле разрушается. Из оболочки мыслевихря взрыв видится тусклым сиянием, но внутри воинствующего разума, несмотря на фантомную боль в отсутствующем теле, пылает огонь. Основатели узнают об этом, клянётся он. Ради всех моих братьев. Ради Цели.
Вселенная, созданная квантовыми богами, жестока и непредсказуема. Не успевает он достичь ближайшего маршрутизатора, как налетают корабли зоку, уцелевшие в бою у космической струны. Воинствующий разум пытается сражаться, чтобы заслужить быструю фактическую смерть. Но зоку не настолько милосердны.
14
Таваддуд и Тайные Имена
Таваддуд нравится произносить Тайные Имена. В детстве их изучение требовало бесконечных повторений и практики, сопровождаемой суровыми нотациями джинна Херимона. Ей снова и снова приходилось медитировать над различными вариантами Имён и раз за разом воспроизводить каждый слог. А потом осваивать пересечение их геометрических изображений на бумаге, пока фигуры не начинали преследовать её во сне. Но тяжкие усилия были щедро вознаграждены. Дуни очень любила играть с Именами. Она создавала невиданные движущиеся картины, за что получала строгие предупреждения от Херимона об опасности, которую представляют похитители тел, но сестра не слушала и лишь гремела кувшином джинна– наставника, пользуясь руками в атаре.
А Таваддуд обычно тихонько сидела на балконе и без конца прислушивалась к звенящим в голове словам. Спокойная царственная уверенность Малик аль-Мулька[23], заставляющая чувствовать себя королевой мира. Праведный гнев аль-Мунтакима Карающего. Спокойное созерцание аль-Хакима Мудрейшего.
Общеупотребительные сокращённые Имена, приведённые в Книге, передают лишь незначительную часть их сути. Всё это имена Ауна, и, призывая его, можно контролировать мир, управлять фоглетами, внедрёнными в атмосферу Земли, камнями и водой. Таваддуд всегда кажется, что Имена не просто действуют на окружающий мир, но пробуждают что-то в ней самой, словно встреча со старыми друзьями.
Но сейчас, когда на них напали Быстрые, она мысленно и вслух выкрикивает Имя, которое не считает своим другом.
Её страх смешивается с опасениями аль-Мухеймина Спасителя, чьё прикосновение превращает атар вокруг неё в крепкую как камень оболочку. В голове проносятся утраченные слова из Сирра-на-Небе. Уши раздирает пронзительная трель – иглоружья Быстрых. Крошечные снаряды и падающие осколки высекают искры из её защитной оболочки.
Сумангуру вздрагивает от залпа. Его форма расцветает алыми пятнами. А в следующее мгновение он полностью скрывается в вихре прозрачных крыльев. Таваддуд с криком бросается вперёд, но перед ней с шумом опускаются два воина.
По меркам Быстрых они настоящие гиганты – около фута ростом и, по обычаю жителей городов-близнецов Куша и Мисра, одеты в белую керамическую броню. Их спуск сопровождается выделением тепла и резким запахом продуктов метаболизма. Стрекозиные крылышки не перестают трепетать, образуя блестящие бело-голубые диски. Маховики изящных латунных иглоружей, нацеленных в голову Таваддуд, издают пронзительный вой.
Воины остаются в неподвижности почти целую секунду, и этого достаточно, чтобы она успела разглядеть их чёрные глаза-бусинки. Быстрые обмениваются несколькими фразами, которые кажутся Таваддуд резкими всплесками помех, а затем устремляются к Арселии, всё ещё сидящей на своей жёрдочке. Один из воинов вонзает в затылок птицы острый шип. Металлическая птица бьёт крыльями и золотистым пятном взмывает вверх, унося с собой двух белых всадников. Видя, как она поднимается к разбитому куполу, Таваддуд не в силах удержаться от крика.
Весь рой бросается на Сумангуру и облепляет его, превращая в живую статую, состоящую из визжащих маленьких человечков. А сверху тщательно выбирает позицию ещё одна группа с более основательным оружием.
Таваддуд выкрикивает первое пришедшее на ум Имя. Это аль-Каххар Господствующий. Эхо тайного Имени рябью расходится по атару. Рой захлёстывает волна растерянности, и Сумангуру в одно мгновение освобождается от противников. Иглоружья со стуком падают на пол. В руках гогола всё еще сверкает нож: его блестящее лезвие оставляет в воздухе остаточные блики. Через пару секунд Сумангуру, с ног до головы покрытый кровью, прозрачными тонкими внутренностями и хитиновыми оболочками Быстрых, остаётся на поле боя один. Уцелевшая часть роя улетает вместе с птицами-химерами, покидающими свою тюрьму.
Несколько мгновений Сумангуру с растерянностью и отвращением осматривает себя, затем стряхивает ихор с ворота мундира и осторожно потирает пальцы рук.
– Господин Сумангуру, они забрали карина, – говорит Таваддуд.
От Арселии уже осталась только едва заметная золотистая точка в небе. Кто их послал? Почему вторжению не препятствовали Кающиеся? Как они узнали, что мы обнаружили Арселию? Таваддуд взволнованно сглатывает. Неужели Рамзан? Нет, это невозможно.
Если они завладеют Арселией, мне никто не поверит.
Она обращается к кольцу джинна и вызывает ковёр.
– Господин Сумангуру?
Гогол бледен и растерян. Его грудь пестрит от царапин и ран, оставленных иглами и мечами Быстрых, на лбу глубокая ссадина. Он встряхивает головой, и в глазах на мгновение появляется прежняя